Это уже потом, в темноте своей комнаты пусть думают, что наревелась и уснула!.. утрамбовывая вещи в сумку, я сообразила, что невеста без приданого полностью переходит под власть главы рода мужа был тогда такой милый закон, а законы я знала не хуже магометрии и теории магии. И понимала, что положение младшей невестки-бесприданницы в такой семейке как де Орво может оказаться хуже, чем у поденщицы на кухне. А в кабинете Тристана я просто скользила глазами по строчкам и думала: как он может! Папу же только похоронили, какая свадьба, какой брачный контракт и с кем с де Орво, и даже шкатулку с драгоценностями бабушки Тормунд в договор не включил! И очень хорошо, что не включил, без этого я бы, может, так быстро сбежать не решилась. И еще без его гримасы, когда я принялась лепетать, что хочу доучиться, и мама хотела, и папа обещал Засевшая у стены в полумраке Марита на это звучно фыркнула, а у Тристана так искривились губы что отправляясь к себе с наказом подумать до утра и перестать дурить, я уже просчитывала, удержу ли иллюзию до сейфа в старой маминой комнате.
И ведь удержала же, на одной злости удержала! Те украшения меня потом ох как выручили, без них бы я до Северной Академии и не добралась. Да и сейчас бы не помешало дальше двигаться, а не предаваться печальным воспоминаниям под дверью, рискуя, что в любой момент на кухню может явиться дворецкий, и меня увидят!
Думать вредно! Во всяком случае мне! В тишине вечернего дома отчетливо послышались тяжелые мужские шаги кто-то шел со стороны парадной лестницы. Топ-топ-топ
Не буду ей пакостить, на чтоб там хозяйка не намекала, вдруг как всегда резко объявила «резкая». Горничная все-таки своя хоть и леди
Спасибо, конечно, это очень мило и приятно но замершие было шаги, вдруг снова затопали топ-топ! И направлялись они прямо сюда! Кто б там ни шел, свернет к кухне а тут я у дверей торчу!
Я бессмысленно засуетилась у прикрывающей меня створки: проскочить полоску света увидят! Накинуть иллюзию а если снова артефакт?
Скрааап-скрап Половицы заскрипели совсем-совсем близко!
Шоколаду, дорогая Тита? явно одобрительно спросила Фло.
Не откажусь! залихватски согласилась «резкая».
Ой, и мне! пискнула девчонка, судя по звуку, придвигая чашку. На плите что-то пшикнуло
«А вот теперь бегом!» и я тенью мелькнула мимо распахнутой двери.
И мне и тут же густой мужской бас удивленно протянул. Видели? Кто это там бегает?
Да что ж ты глазастый такой!
Кому тут бегать? фыркнула Фло.
Бесшумными скачками я неслась по коридору.
Да уж не знаю кому, а бегает слышите, как топает? возмутился мужик.
Ушастый, вдобавок!
С грохотом отодвинулся табурет и этот самый глазастый-ушастый ринулся к кухонным дверям. В вихре взлетевшей юбки и колотящей по спине мокрой косы я метнулась за поворот. За спиной загрохотало глазастый-ушастый выскочил в коридор, судя по топоту следом за ним высыпали остальные.
Слышите, ну? Там он! азартно заорал мужик и ринулся по коридору.
Уже не пытаясь сохранять тишину, я просто рванула со всех ног. Скачок острая боль пронзила подвернувшуюся щиколотку. Я зашипела сквозь зубы Мужик топотал. Мужик приближался. Я снова ринулась вперед по коридору. Еще один прыжок еще два Сейчас он добежит до поворота сейчас повернет и меня увидит!
Выбросив вперед руки, я с размаху впечаталась в заканчивающуюся тупиком коридорную стену.
Пшикнуло-мигнуло-сверкнуло И на обклеенной дешевыми обоями стене словно под росчерком невидимого пера возник контур двери. Я распахнула эту будто нарисованную дверь И в последнее мгновение нырнула в распахнувшуюся за ней жаркую темноту. Дверь за мной захлопнулась и тут же исчезла, снова растворившись в стене.
Здесь он! с победным воплем погоня вырвалась из-за угла.
Грохот, топот и тишина. Я прижалась лбом к дверному косяку, прислушиваясь к звукам по ту сторону невидимой для слуг двери.
Нет тут никого! раздраженно буркнула Фло. Вечно ты, Фредди
Ну, я же слышал! растерянно пробубнил Фредди.
Это у тебя в ушах звенит! Пить надо меньше! фыркнула Тита.
Я не пил!
Тогда больше покладисто хмыкнула горничная.
Раздалось девченочье «Хи-хи».
А может он того в погребе спрятался? Фредди все не сдавался.
Что здесь происходит? раздался возмущенный голос Костаса.
Нашему Фредди люди в пустых коридорах чудятся! съехидничала Тита.
А может, и не чудятся! вдруг вступилась девчонка. Леди-то это которая сестра хозяина она маг-иллюзор! Я сама слышала! Может, она прямо тут, перед нами, прячется! Под иллюзией!
Если уж вы, моя милая, так много слышите, так может, и видите хорошо? ядом в голосе дворецкого можно было очистить подвал от крыс на ближайшие сто лет. Извольте взглянуть во-он туда! Да-да, на вон ту стенку! Что там висит?
Артефакт там висит, анти-иллюзорный, мне даже и смотреть не надо так все чешется, что сейчас взвою!
Ни одна иллюзия тут и минуты не продержится! Никого тут нет! А если у вас так много сил, что хватает бегать по коридорам и лезть в дела хозяев, так я вам завтра работу найду! закончил выволочку дворецкий. Извольте отправляться спать! Все!
Да, мастер Костас ответили ему в унисон и унылые шаги зашаркали обратно в сторону кухни.
Последними слышались ровные размеренные шаги дворецкого. Замерли на мгновение у поворота коридора снова затопотали и стихли.
Я почесалась, постанывая, как скребущая когтями за ухом собака.
Костас прав, под артефактом, даже таким плохоньким, мои иллюзии не проживут и минуты. Только дверь в тупичке за кухней скрывает вовсе не иллюзия, а кровь.
Никто, кроме настоящих де Молино не мог ее ни увидеть, ни открыть.
Я медленно повернулась, вглядываясь в настороженно поджидающую меня темноту. Постояла на пороге, глядя как во мраке медленно, по одному начали разгораться слабые голубые и зеленые огоньки. И когда эти огоньки вдруг засверкали, наконец решилась и шагнула навстречу.
Ну здравствуй! Вот я и вернулась! сказала я и голос мой дрогнул.
Глава 15
Возвращение к Алтарю
Шестьсот лет назад мир для людей был огромным и страшным, но были и те, кто отважно отправлялся в неведомое на поиски лучшей доли: бедняки, которым нечего терять, разбойники и авантюристы всех мастей, младшие сыновья, лишенные наследства Кто-то нашел верный заработок, кто-то ничего, многие попросту сгинули. Но некоторые некоторые исчезали, надолго, так что в родных землях о них и думать забывали, но потом вдруг возвращались, привозя с собой очень странных жен, с не менее странным приданым искрой! Искрой, которую первые главы родов помещали в алтарь, обязательно сделанный собственными руками. Наш алтарь первый лорд де Молино, похоже, делал под руководством корабельного плотника больше всего тот напоминал матросский сундук! Светящийся матросский сундук.
Алтарь ощутимо обиделся.
Ну прости Красивый ты, красивый я медленно двинулась к нему, аккуратно, бережно, плавно протягивая руку. Как к большой собаке. Или только что обретшему силу маленькому магу.
Невозможно объяснить, что такое алтарь тому, у кого его нет. Невозможно рассказать, невозможно описать то, с чего началась человеческая магия, позволившая людям выжить, встать на равных с другими расами нашего мира, а потом и превзойти их.
Алтари не мыслят, их ни в чем нельзя убедить, как бессмысленно доказывать луже на мостовой, что на траве в парке гораздо веселее будет ей и удобнее окружающим. Сколько ни говори а лужа как была, так и останется поперек дороги. Но лужу на траву можно перенести силой любой маг-водник, одним движением брови сделает это. К алтарю тоже можно применить силу если ты такой рисковый и слегка сумасшедший. И чем демоны не шутят, пока боги спят, алтарь даже может подчиниться если сам захочет. Потому что алтари, вне всякого сомнения, умеют хотеть. И хотят они блага рода. А вот как они понимают, что для рода благо, это уже другой вопрос, потому как смотри выше думать алтари не умеют!
Обычно благом считаются вещи достаточно простые: чтоб живы, здоровы, народу побольше, и богатств (вот откуда алтарь знает, сколько у рода на счетах в банках? А ведь знает же, при каждом существенном пополнении начинает нежно переливаться и всячески излучать довольство, а при потерях шелушиться и трескаться!). Странно, но ценится такая нематериальная вещь как слава. Материи еще более тонкие, вроде счастья и уважения, на первый взгляд кажется, нет, что и приводит иногда к фокусам вроде раздачи девушек рода «в хорошие руки». Но потом вдруг хлоп! Внешне успешный род с несчастными и обиженными родовичами начинает стремительно хиреть, а алтарь тускнеть и покрываться чем-то вроде темной плесени. В одном таком роду, из мелких центральных баронов, единственная уцелевшая женщина взяла сына и уехала в имение просто жить и радоваться. Алтарь очистился и потихоньку начал светиться снова.
Алтари самая насущная и потому самая обсуждаемая загадка нашего мира. Распространенная идея, что в алтарях частицы души, или разума, или магии, или вот еще крови основателей рода. Волосы и обрезки ногтей как-то не упоминаются, хотя почистить щетку для волос на алтарь или постричь на него ногти дело привычное (просто мы это не обсуждаем). Еще на алтарь можно так, мы это не обсуждаем! Много чего можно на алтарь, и он примет это с радостью и удовольствием если ты член рода. Гхм да Что-то меня на пошлости потянуло Новых родовичей алтарь тоже принимает, не одних лишь женщин, мужчин тоже, но только через ребенка! Зачать недостаточно, ребенок должен родиться и быть принесенным на алтарь, и только тогда в род может вступить родитель, не раньше. То, что провернули мои родители с Тристаном совершенно уникальный фокус, возможный лишь при слиянии алтарей. Да и то усыновить его мама смогла (и захотела!) когда родилась я, и мое рождение сплавило наконец зелень де Молино с льдистой голубизной Тормундов.
Словно в ответ по тускло светящемуся алтарю пробежали цветные сполохи: сочная зелень виноградных листьев сменилась холодной синевой замерзшего металла и снова утихла.
Я родилась девочкой: как известно, алтари девочек не любят. Потому что мы уходим в другие роды, рожать детей для других алтарей. Ожидать, что у моего немолодого отца получится еще один ребенок было рискованно, требовать от агукающей в колыбели меня привести мужа, согласного войти в род долго, поэтому Тристана тоже сделали немножко Тормундом. Явно недостаточно.
Я снова окинула алтарь задумчивым взглядом: зелени много, голубизна едва проблескивает, отчего алтарь выглядит как пес, которому оторвали лапу. Скособочился, бедный
Алтарь печально нахохлился свечение почти погасло, мерцая слабенько-слабенько, как прикрученный ночник в детской спальне.
Несчастный ты мой мне стало до слез, до кома в горле его жалко.
Ребенок Мариты так и не пришел сюда а ведь он так его ждал, так хотел светить, хотел нравиться! Хотел, чтоб зелено-голубое свечение отразилось в маленьких, пока еще почти бессмысленных глазенках, и малыш загукал, жмурясь от яркого света и суча ножками. Алтари маленьким нравятся, а уж как маленькие нравятся алтарям! Марита тоже не пришла: он знает, что она есть, ходит совсем рядом, за стеной, но не способна увидеть ведущую к нему дверь, точно также, как слуги. А я пусть я и осталась его частью, но я так далеко, и ничего, ничего от меня! Только всплески боли и потеря сил, когда он тащит меня обратно к себе, к свету, из постоянно норовящих засосать черных воронок. Он вытаскивал, а я все равно не приходила! Не приходила и не приходила, один только Тристан, с каждым годом все более уставший и недовольный, являлся и требовал, требовал, требовал! Силы для себя, энергии для шумной и вонючей фабрики, брал, и снова уходил, бросал одного, никому не нужного, никому до него нет дела
Под невысокими каменными сводами стало невыносимо, жутко, непроницаемо темно, и трудно дышать, и только тоненький, жалобный, горький, как отвар полыни, скулеж несчастного, одинокого, заброшенного существа заставлял безнадежно дрожать сгущавшийся воздух. Я слышала его стон не ушами, а током крови в своих жилах. Ему было плохо-плохо-плохо, бросили-бросили-бросили!
И тогда я пошла на свечение слабенькое, как угли под пеплом погасшего костра, но такое родное! Мое!
Я шла, и шла, и шла, и дорога сквозь темноту в крохотной алтарной комнате все тянулась и тянулась, и мерцание было все дальше и дальше, мелькало обманным огоньком на болоте, ускользало Угасало.
Подпусти меня, прошептала я слова сорвались с моих губ облачками морозного пара. Влажная коса стала хрусткой от прихватившего ее инея. Я вытянула руки мои ладони погрузились в сплошной чернильный мрак и пропали, я их не видела, лишь чувствовала. Я сделала шаг и пошла вперед. Каменный пол обжег босые ступни ледяным холодом. Я тихо вскрикнула больно! И сделала еще шаг. Подпусти
Воздух размашисто ударил меня по лицу. Меня отшвырнуло, приложив спиной об каменную стену, так что с маху вышибло дух, а тьма надо мной вскипела яростью, обидой, болью, почти ненавистью «Ты не хотела ехать», «Я тебе не нужен», «Тебе все равно Все равно! Все равно! Все равно!» С каждым неслышным беззвучным вскриком тьма лупила меня по лицу точно мокрым холодным полотенцем!
Не все равно прохрипела я, вытирая кровь из разбитой губы. Я просто не могла! Меня бы не приняли! Ты бы меня не принял Тристан велел, и ты бы не принял, что, неправда?
Тьма взбесилась. Слабенький зелено-голубой свет полыхнул неистовой вспышкой и погас совсем. Мрак обрушился на меня гранитной плитой, вдавливая в стену, потом отскочил, ударил снова, едва не размазав по камням, и снова
Прекрати! прохрипела я. Прекрати, или подарок не получишь!
Меня еще раз вдавили в каменную кладку так, что ребра заскрипели по камням и зелено-голубой свет замерцал снова. Потянулся, точно принюхиваясь к моей протянутой руке и невидимый язык попытался слизнуть кровь с ладони
Я быстро отдернула руку.
Свет полыхнул снова. Свет орал без слов, какие слова, но и так все было понятно «Дай!» «Дай-дай-дай-дай!»
Подпусти! упрямо набычившись, крикнула я. Подпусти и получишь! Подарок! Тебе! Подпусти!
От беззвучно визга заложило уши, кровь в моих жилах вскипела, кажется, норовя сварить меня изнутри и давление исчезло. Я хлюпнула носом и шагнула вперед, потом еще и еще. Свечение усиливалось и на подгибающихся ногах я, наконец, доковыляла до настороженно поджидающего меня алтаря. Сунула руку в кармашек под юбкой и принялась вытирать с алтаря прячущуюся под свечением пыль тоже не особо чистым платком. То и дело поглаживая его окровавленной ладонью как гладила бы озлобившегося, голодного, нечёсаного, но отчаянно тянущегося к людям пса.
Всё замерло. Застыл свет, точно замороженный, замер воздух, неподвижный настолько, что не вдохнуть, исчезли звуки, запахи, чувства. Единственное, что я ощущала камень под ладонями. Теплый, как лучи солнца поутру. И прохладный, как вечерний ветер с моря. Сухой. Влажный. Гладкий. Колючий. И даже немножко пушистый! Живой.
Словно жесткий, как терка, язык прошелся по моим ладоням, слизывая кровь и я ощутила безграничное, почти человеческое изумление и разгорающееся под ним робкое счастье.
Да что там разгорающееся как полыхнуло! Зелено-голубое пламя взвилось костром, ударило в сводчатый потолок, заметалось, облизывая стены. Воздух над алтарем задрожал от напряжения, предвкушения, надежды
«Это что, мне?» звука не было, связных слов не было, но звучало чувствовалось именно так.
Тебе, тебе проворчала в ответ я.
А кто-то меня, между прочим, даже подпускать не хотел!