Ребенок уже хрипел, как Высоцкий. Ире было жалко его, но еще сильнее было жалко себя.
Замолчи! Сейчас придет Миша. Ты понимаешь? Сейчас вернется, и всё будет. Да хватит уже!!!
Последнюю фразу Ира прокричала в сердцах. Ребенок, удивившись, замолк, но после начал плакать с новой силой.
Хрипота прошла, и прорезался у младенца поразительной звонкости голос. Ира вспомнила рассказ Чехова «Спать хочется».
Хлопнула дверь. Миша принес с собой покупки в пакете мутного целлофана.
Ребенок краденый, сказала ему Ира.
Я знаю, сказал Миша. Я сам его украл.
Нет. Он уже краденый был, когда ты его украл.
Миша посмотрел на свою подругу с осуждением:
Потому что он у цыганки был? Ты из этого такой вывод сделала? Так это расизм.
В сумке закрытой он был, сказала Ира. Конечно, краденый.
Я против расизма. Вот памперсы купил, Миша зашуршал пакетом, показал новую упаковку. Надо переодеть.
Миша достал пачку подгузников.
Я не буду, скривилась Ира. Меня вырвет.
А тебе самой поменять памперсы не надо? спросил Миша.
Да пошел ты!
Тихо ты! Нельзя ругаться при ребенке!
Мальчик плакал, но уже негромко. Устал. Огромные, мокрые от слез глаза смотрели в потолок. Глаза были разного цвета. Один голубой, другой карий.
Иди сюда, Кирюха, сказал Миша громко. Будем трусы тебе менять.
Почему Кирилл сразу? возмутилась Ира. Это не точно еще.
Как назвали, так назвали, сказал Миша, расстегивая липучки старого подгузника.
Он на Антона больше похож. Ира с фальшивой улыбкой потянулась к младенцу: Антоша!
Убери руки немытые от Кирилла! сказал Миша резко.
Ира отдернула руку, посмотрела на сожителя с обидой. Тот не заметил Ириного взгляда, отогнул край старого подгузника и присвистнул:
Опа! Еще больше навалил. Салфетки там были где-то.
Они для смартфона.
Давай. Деваться некуда.
Ира зажала нос, потянулась за салфетками и передала их Мише. У того защипало глаза, и тошнота накатила тяжелой волной.
Господи, я не могу! выдохнул Миша.
Ладно. Уйди оттуда! сказала Ира раздраженно.
Они снова поменялись местами. В голосе Иры появились незнакомые нотки. Словно в ней заговорила бабушка по материнской линии:
Всё сама! Ну всё сама! Пакет дай сюда грязное складывать!
Делала Ира всё крайне неумело. Брала младенца за ногу двумя пальцами, испачкала себе руку, при этом старалась быть ласковой, и тоже неумело.
Потерпи, Антоша, говорила она, безбожно сюсюкая, потерпи, дорогой.
Кирилл, поправил Миша.
Молчи, слабак, сказала она Мише, достала салфетки, сразу несколько штук. Вот, сейчас всё-всё вытрем, сказала она младенцу ласково и потом повернулась к Мише: Памперс давай.
Вот.
Они огромные! сказала Ира. Ты на себя подгузники купил?
Откуда я знал, какого он размера, Миша обиделся.
На телефон бы его сфотографировал.
Ага, кивнул Миша. Ворованного ребенка. И продавщице бы показал.
Не мы первые его украли! сказала Ира со значением.
Это, конечно, меняет дело.
Вопреки их ожиданиям, младенец в чистом подгузнике плакать не перестал. Он теперь делал это не так громко, хныкал, не переставая.
Теперь-то он чем недоволен? спросила Ира, принюхиваясь.
Он есть хочет, сказал Миша торжественно. Но я и это предусмотрел!
Ага, и купил ему орешков!
Фруктовое пюре, сказал Миша.
Ира внимательно посмотрела на младенца:
Такого грудью кормят, скорее всего.
Ну и чего ты ждешь?
Ты дурак совсем?! Давай пюре.
Миша передал Ире пюре. Ира свернула с тюбика колпачок. Миша взял младенца на руки.
В следующий раз надо смесь купить. Давай, Антон, покажи себя! сказала Ира.
Да, Кирилл, сказал Миша. Пора переходить на нормальное питание.
Младенец удивленно посмотрел на тюбик, притянул руками его ко рту и с аппетитом зачмокал. Ира и Миша одновременно улыбнулись.
Ест, смотри, ест! сказал Миша радостно.
Ты бы тоже ел. Голодный совсем. Выдавливай понемножку, а то подавится.
Сколько все-таки ему лет, интересно?
Лет? Дурак, что ли? Года нет, сказала Ира уверенно, а после подумала и добавила: Или год.
Миша с улыбкой смотрел на ребенка:
Ему год, скорее всего. А нам знаешь, сколько дадут? За похищение человека?
Сколько? спросила Ира, продолжая кормление.
С этой статьей воры еще не сталкивались. Уголовный кодекс Российской Федерации, статья 126. Похищение человека, совершенное в отношении заведомо несовершеннолетнего группой лиц по предварительному сговору, наказывается лишением свободы на срок от пяти до двенадцати лет.
Вторая глава
Пообедав, а может, даже поужинав, краденый мальчик начал говорить на своем языке. Так говорят уличные голуби, когда они в хорошем настроении.
Миша, глядя на пацана, улыбался:
Он так разговаривает! Смотри, Ир.
Может, выпьем в честь этого? сказала подельница раздраженно.
А чего, давай.
Ты чего, идиот?!
Обзываться не надо. Я этого не люблю, ничто не могло сбить Мишин благостный настрой. Гляди, палец взял! Держит! Ир, чего ты на меня так смотришь? Я руки помыл.
Младенец сосал Мишин палец, но Ира насильно вынула палец у ребенка изо рта.
А когда за тобой придут, ты им что скажешь? Смотрите, у меня руки чистые!
Ну, придут не только за мной, Миша вытер мокрый палец о штаны.
А вот сейчас легче сразу стало, сказала Ира. Спасибо тебе от всего сердца!
Миша не ответил. Помолчали. Малыш гулил, а после начал тихо щелкать языком.
Мы можем отдать его в детский дом, сказал Миша, подумав.
А может, сразу на органы?
Ты дура, что ли?! Миша был по-настоящему возмущен. Совсем?
Видимо, да. Раз с тобой связалась.
Да ты сама его вернуть цыганке предлагала!
Я была в состоянии эффекта, сказала Ира.
Аффекта, поправил ее Миша.
Да, вот я в нем была, представь себе.
Теперь она любовалась младенцем. Пухлые щечки, да такие нежные, как пирожные в «Волконском».
Это нормальное твое состояние, сказал Миша. Быть не в себе! Он словно задался целью вывести Иру из себя. И он этого добился.
Ты тупой спортсмен! сказала Ира.
Он кивнул:
Ес, ай эм.
Я просто жалею, что потратила на тебя лучшие годы! Жалею, что выбрала тебя!..
Увлеченные обычным для них разговором, Ира и Миша не заметили, что ребенок перестал гулить.
Выбрала? продолжал разорялся Миша. Ты меня выбрала?! Да ты пыталась стащить у меня бумажник!
Это не важно, сказала Ира. Она не любила говорить о прошлом.
А я тебя поймал! Миша ясно помнил, какой у нее был в тот момент испуганный вид.
Я просто не захотела уходить.
Я тебя крепко держал.
Я поддалась специально, Ира не собиралась сдаваться.
Но Миша уже превратился в мачо-засранца, поняв, что уровень накала подходящий.
В тот раз ты звала на помощь, сказал он тоном ниже.
Не помню такого вообще, Ира облизнула губы, подхватив игру.
Напомнить тебе? и он наклонился над Ирой. Поцеловал ее долгим поцелуем.
Раньше ты целовался лучше, сказала Ира, когда он позволил ей вздохнуть.
Была большая практика, улыбнулся Миша. До тебя.
Да кому ты был нужен!
Тихо! сказал Миша.
Ира возмутилась:
Почему это?
Смотри, Кирилл какой-то красный стал.
Антон?
Кирилл!
Ира посмотрела на малыша и сильно изменилась в лице. Весь красный, напряженный, ребенок дергал ручками и дышал через раз.
Господи!
Он задыхается!
Звони в скорую! крикнула Ира. Миша! Срочно! Срочно!..
* * *
Кто спит стоя? Слоны. Возможно, лошади. Надо посмотреть в Википедии. Стоя спят киты видела ролик. Но они это делают в воде. Воды вокруг меня не было. Был враждебный офис. «Враждебный офис» название сериала на «Нетфликсе». Тут тебе всё: и коллеги, которые тебя не замечают, и ксерокс в пятнах крови, и отравленная вода в кулере. Это я сейчас фантазирую. Вода была вполне себе. Коллеги были сдержанны, молчаливы, вежливы. И ксерокс чистый. Но не было мне места «где голову приклонити». Шаталась я по офису олигарха Филимонова, как зомби. Иногда заходила в кабинеты, спрашивала разрешения посидеть немного. Чтобы с людьми хоть побыть.
«У нас здесь сейчас будет встреча», говорили мне. И я вставала, извинялась и тащила свою тоскливую задницу дальше. Бродила по коридорам, как тень отца Гамлета.
Познакомилась с Генычем, правой рукой олигарха Филимонова. Геныч был человек, который дважды повторял особенно важные слова. При первой встрече он мне сказал:
Очень рад тебя здесь видеть. Очень рад!
А можно мне встретиться с Александром Александровичем? спрашиваю.
Записаться к нему на прием хочешь?
Хочу.
Посмотрим, сказал Геныч и торжественно достал планшет палеозойского периода, потыкал в него пальцем, который более был приспособлен нажимать на курок. При этом Геныч жевал ус. Посмотрим свободное время. Посмотрим. Есть! Суббота, двадцать седьмое.
Я ужаснулась:
Через две недели?!
Но Геныч меня поправил:
Тринадцать дней, и повторил: Да, тринадцать.
Попробовала ему объяснить:
Понимаете, в чем дело начала я.
В чем?
Я просто не знаю, что мне делать. В смысле, как мне эти дни провести?
С пользой провести. С пользой, сказал Геныч и ушел.
Так я стала офисным призраком. Юлька унылый дух безделья. Меня перестали замечать вовсе. Мне перестали отвечать. Через три дня я выпила из бутылочки принесенный с собой йогурт и сказала:
Ау, есть здесь кто-нибудь?
Сказала в пустую бутылку! Я сходила с ума.
* * *
Врач, невысокий и очень серьезный, собирал свою сумку, похожую на футляр от аккордеона. Аккуратно разобрал на две половинки шприц, предварительно закрыв иголку колпачком, положил в маленький пакетик, протянул его Ире:
Вот. Выбросьте, пожалуйста.
Хорошо, сказала Ира, принимая осторожно пакетик.
Вколол ему дексаметазон, сказал врач. Хорошо, что мальчик заснул. Проснется покормите. Но ни в коем случае не фруктовым пюре. Ребенок у вас аллергик. Рекомендую вам записаться на прием к аллергологу. И не вводить пока новых продуктов.
Спасибо вам, доктор, сказал Миша, стоявший тут же, и тяжело вздохнул. Ему было стыдно. Это он купил фруктовое пюре.
Врач закрыл сумку, застегнул, потом расстегнул ее снова:
Можно полис ребенка?
И установилась в квартире тишина. И посмотрели Ира и Миша друг на друга не сговариваясь. И конечно, врач заметил это. Он был очень внимательный.
Полис был, сказала Ира, улыбаясь одними губами. Но его сейчас нет Потеряли.
Врач сел в коридоре, положил на колени сумку-футляр. В руке у него появилась ручка, словно из рукава достал. После начал он заполнять форму, углубившись в это занятие. Делал он каждое дело на сто двадцать процентов, полностью сосредотачивался на нем.
Плохо, что потеряли, сказал он, не поднимая головы. Как зовут ребенка?
Тут воры сделали еще одну ошибку. Ответили одновременно. Миша сказал «Кирилл», а Ира назвала младенца Антоном.
Ему шесть месяцев, зачем-то добавил Миша.
Врач перестал писать.
Так Кирилл или Антон?
Доктор, начала Ира. Мы с Михаилом
Врач удивился еще больше:
С Михаилом?
Это мое имя, отозвался Миша.
Да, сказал Ира. И он мой муж. Мы с мужем Михаилом с самого начала хотели назвать ребенка по-разному.
И назвали! поддакнул Миша, не подумав.
Врач отложил ручку:
В смысле, назвали? Двумя именами?
Нет. Ванечкой, сказала Ира быстро.
Теперь уже удивился Миша:
Ванечкой?
Врач сцепил руки над сумкой и переводил взгляд с Миши на Иру, как следователь:
Так, это еще одно имя?
Нет-нет, замахала Ира руками. Оно окончательное.
Да, последнее, сказал Миша.
Чтобы нам с мужем не ссориться, подхватила Ира. Мы назвали ребенка Ванечкой.
Да. Так в документах, продолжил Миша. Теперь они снова врали вместе, как профессионалы.
Врач снова взял ручку:
Можно, кстати, свидетельство о рождении?
Свидетельства, к сожалению, тоже нет, сказала Ира. А Миша в стороне сделал грустное лицо.
Тоже потеряли? сказал врач.
Ира мелко-мелко закивала, а Миша ответил:
Все документы бабушка увезла. Случайно.
Да, Ира показала на Мишу. Его теща. Моя мама родная. Она, как клептоманка, знаете? Всё хватает, и папку с документами тоже схватила.
Понятно. Сколько Ване месяцев? спросил врач.
Семь, сказала Ира.
Говорили шесть до этого, напомнил доктор.
Ира широко распахнула глаза:
Разве?
У меня хорошая память. Ваш муж сказал.
В разговоре наступила пауза. «Сука, подумал Миша про врача. И еще подумал: Воровать легче».
Да, выдавила из себя Ира. Ему шесть, но
Она просто не знала, что сказать дальше. Может быть, в первый раз в жизни. Вид беззащитного младенца лишал ее сил. Но Миша спас ситуацию.
Ему шесть и две недели. То есть почти семь. Тут с какой стороны посмотреть, понимаете?
Прозвучало это неубедительно. И вообще всё это походило на плохой театр, артисты которого играли пьесу, текст которой прочитали в первый раз только перед выходом на сцену.
Врач дописал что-то на одной бумаге, поменял листы и снова начал писать.
Повторяю, сказал он, поднимаясь, у вашего Ванечки аллергия. Запомните, фруктовое пюре отменяется. Только смеси.
Я запрещу мужу его покупать, сказала Ира.
Ее охватила такая слабость, что была бы ее воля, она улеглась бы спать прямо на полу.
Врач полез в карман и вытащил визитку:
Вот моя карточка, пришлите мне на этот адрес скан полиса и свидетельство о рождении. Когда бабушка ваша мама вернется.
Ира некрепкой рукой приняла визитку:
Пришлем обязательно. Спасибо вам, доктор.
Врач повернулся, уже дошел до входной двери, но возле нее остановился, чтобы высказаться еще:
Я понимаю, вы молодые родители. У вас, может быть, другое на уме. Но я вас очень прошу: будьте внимательнее. Вы несете ответственность за эту жизнь. Извините за пафос.
Врач открыл дверь, неожиданно легко справившись с замком, и вышел.
Ира повернулась к Мише и зашипела как змея:
Ты видел, как он на нас смотрел?
Как?
С подозрением, вот как! Мы путались! Выкручивались! Он обо всем догадался.
Да ему плевать. Нет, спасибо ему, конечно. Помог. Но он доктор. Это его профессия.
Миша положил руку Ире на плечо, но та руку немедленно скинула.
Он настучит.
Да перестань.
Настучит точно!
Спорим нет? Миша улыбнулся. Спорим на секс?
Ты просто клинический идиот!
Ага, кивнул Миша. А ты живешь с идиотом.
Вынуждена жить, сказала она. Из-за ребенка.
И тут же заплакал младенец. Горько и громко.
Видишь, сказал Миша, ты Ванечку сейчас своими словами обидела!
* * *
Я девушка не наглая и не храбрая. Меня сложно вывести из себя. Но, видит бог, я долго терпела, прежде чем пойти на хитрость. Если меня не пускают к Филимонову, я прорвусь к нему без разрешения. И не через тринадцать дней! А сегодня! Сейчас! Я решила зайти в его кабинет, словно по ошибке. Выгонят нестрашно. Зато напомню о себе.
Подходя к кабинету, живо себе представила, как я открываю дверь. А там за мраморным столом сидят Филимонов, Илон Маск, Билл Гейтс и российский министр экономического развития. В глубоком шоке я останавливаюсь на пороге, и Маск глубоким баритоном произносит:
Good day, lady! What are you doing here?[1]
А я ему такая на чистом английском, без акцента:
Я, Илон, здесь работаю. В отличие от вас.
И тут Илон Маск делает такое лицо, словно все его спутники разом упали с неба на землю.
Открыв дверь в кабинет, я не увидела никого и ничего, кроме затылка олигарха Филимонова, который сидел в кресле ко мне спиной.
Лицом он обратился к высокому окну, разглядывая, судя по всему, кирпичные башни Кремля. Я потопталась на пороге, как Конек-горбунок, и шагнула в кабинет.
Александр Александрович Можно войти?
Олигарх Филимонов не ответил. Я повторила:
Александр Александрович
Во второй раз мне не ответили тоже. Обойдя кресло, я увидела, что олигарх Филимонов смотрит на Кремль не мигая. Смесь удивления, испуга и ненависти была в этом взгляде.
Александр Александрович сказала я в третий раз.
Олигарх неожиданно дернулся всем телом и заморгал, зашевелился.
А? Что? Ты что здесь делаешь?!
Вы спали? говорю.
Ненавижу, когда меня будят.
Я не знала У вас просто глаза были открыты.
И? Филимонов смотрел на меня не мигая. В этот раз смотрел, не спал. И от его пронзительного взгляда у меня начали завиваться волосы на затылке. Я промямлила: