Ничего Спали с открытыми глазами. Я всё поняла Извините. Я пойду. Спасибо До свидания.
Короче, Гарун бежал быстрее лани. Пулей вылетела и дверь за собой аккуратно затворила. А чувство такое осталось, словно чужую тайну узнала, какую и не следовало вовсе знать.
Юля, Юлия, дева жестоковыйная! Ты хочешь всё испортить? В тот момент, когда у тебя только начала налаживаться жизнь? Когда ты нашла наконец приличную работенку? Когда отец, притворявшийся больным, встал с кровати? Когда он каждое утро нарезает тебе кривые бутерброды?
«Они не кривые!» сказал отец у меня в голове.
Юля, Юля, Юлия, ты хочешь всё разрушить только из-за того, что не можешь подождать жалкие две недели?
«Тринадцать дней», сказал у меня в голове усатый Геныч, и последнее его слово несколько раз повторило эхо.
Юля, Юля, Юля. Тем более тринадцать дней! Всего тринадцать! Потерпеть не в силах? Ты что, дура неразумная?!
* * *
Когда Ира вернулась из аптеки, Миши дома не было. Она один раз позвала, а после, не разуваясь, вошла в комнату.
Ванечка спал на кровати, обложенный со всех сторон подушками, чтобы не упал. Вид у него был очень довольный. Он улыбался, глазки непрерывно двигались под тонкими веками.
Самое прекрасное будет, когда он проснется. Ира это живо представила. Откроет глаза, увидит ее и улыбнется еще шире, потянется к ней ручками и сделает губами вот так.
Ира сложила губы в полутрубочку, а после сама улыбнулась от ожидания и неожиданного счастья.
В этот момент хлопнула входная дверь, и от улыбки на лице Иры не осталась и следа. Миша, тихо ступая, вошел в комнату.
О, ты уже вернулась? сказал он.
Если бы не ребенок, она бы немедленно разоралась:
Ты ушел и оставил Ванечку одного! сказала она тихо, но с таким напором, что Миша остановился, словно наткнулся на невидимую стену.
Да он спал. Я на пять минут! прошептал Миша.
Хватит орать. Разбудишь! обвинение и манипуляция одновременно, Ира это умела. Пошли на кухню.
На кухне Миша осмелел, расправил плечи:
Да в чем проблема, я не понимаю?
Ира буквально проткнула сожителя взглядом:
А если он задохнется? Опять! Как в прошлый раз!
Да перестань, почему? С чего? Нормально всё сейчас. Тыковку ест, водичку пьет. И щеки не красные.
А если он задохнется от собственной рвоты? сказала Ира.
Миша улыбнулся:
Как Бон Скотт из «Иси Диси»?
Била Ира Мишу редко. В исключительных случаях. А тут он даже сообразить ничего не успел, как получил сильную, глухую пощечину.
Миша схватился за щеку:
Ай. Ты чего?
Ничего! Я тебе покажу, Бон Скотт!
Ира нанесла еще несколько быстрых и несильных ударов по корпусу.
Больно! сказал Миша.
Это я еще разминаюсь! она тяжело дышала. Но скорее не от физической нагрузки, от возмущения.
Устала? спросил Миша с сочувствием.
Да, ответила Ира.
Иди ко мне, я тебя обниму.
Не пойду.
Тогда Миша сам сделал несколько шагов и обнял Иру. В его руках она начала тихо плакать.
Я так боюсь за него, говорила она, всхлипывая. Каждый день. Каждую ночь!
Ты просто устала, он поцеловал ее в мокрую щеку.
Нет! Не просто, Ира выбралась из объятий. А очень. Я очень устала.
Ну, если так, начал Миша. Мы можем
Чтобы в детдом его? Никогда!
Да я этого не говорил. Только не бей!
Я знаю, что ты хочешь от него избавиться!
Миша крепче прижал ее к себе.
И не обнимай меня! Ира отступила назад.
Мише всё это надоело.
Ладно, сказал он. Пойду Ванечку разбужу. Пора уже.
Не трогай его! Моя очередь его будить! сказала Ира твердо. Моя!
Это было невероятное удовольствие целовать Ванечку в теплую щечку и видеть, как глаза его раскрываются, словно бутоны, и как он быстро находит тебя сонным еще взглядом и сразу улыбается, расцветает улыбкой, начинает сиять, как будто внутри него включили свет, и тянется к тебе ручками, пытаясь обнять.
* * *
Я спала без снов. Точно водолаз висела в воде над темной впадиной, думая, опускаться мне ниже или нет.
Сквозь сон услышала папин голос:
Юлечка. Юлечка, вставай! Юлечка!
Надо сказать, что я ненавижу, когда на меня смотрят во сне. Пришлось открыть глаза.
На работу пора, сказал папа. Опоздаешь.
Я спала с открытыми глазами?
Нет. С закрытыми. Ты спала, как ангел.
Пап, только не начинай, ответила я и сбросила с себя одеяло.
Когда живешь в одной квартире с отцом, приходится спать в пижаме. Я это ненавижу. Хотелось бы спать голой, как мать-покойница говорила, «чтобы тело дышало», но это, наверное, в другой жизни.
Отец каждое утро будил меня, кормил, провожал на работу. И всё это под треск радиоточки, последней в городе Москве. С полупоклоном он протягивал мне сверток с бутербродами. Смотрел, как я надеваю пальто.
Ты такая худенькая. Ножки тоненькие, говорил он мне.
Пап, ножки у меня как два ливанских кедра!
Но он упрямился:
Ты худенькая.
Я с ним не спорила. Ведь в кого он превратился с того памятного дня. Моя большая еврейская папа!
Я решила ждать терпеливо, не дергаясь. Привыкла к шуму офиса, слушала, как булькает вода в кулере. По этому звуку научилась не глядя определять, сколько в нем осталось воды.
Амуры под потолком в офисе, даже они перестали смотреть на меня. Я и моя бледная тень чаще всего зависали в переговорной с кофемашиной. Сидела с прямой спиной, дополнение к стулу, блуждала в интернете до опупения. И однажды при мне с верхней полки шкафа упала целая стопка жестких папок с договорами.
Прямо у меня за спиной. Ни с того ни с сего. Разом несколько увесистых папок, а следом договоры водопадом. Я так испугалась, чуть пароль от смартфона не забыла.
На полу небольшой курган из писчей бумаги, а я думаю, что за мистика?! Решили сами свалиться? Почему? Это какой-то знак! Думала, что за знак? Ничего не придумала и стала собирать бумаги с пола. Заодно и привела почти весь шкаф в порядок. Но когда пыталась открыть застекленную его часть, в переговорную вошел энергичный Геныч.
Что ты делаешь? спросил он с порога. С подозрением спросил.
Да вот. Документы упали. Я всё по местам расставила.
Это правильно. Очень правильно, повторил Геныч. Но только зачем сидеть в тех местах, где документы в полном порядке находятся? Ты ведь шкаф стулом задела.
Я как-то автоматически, ответила я и подумала: как он понял?
Автоматически не надо, сказал Геныч, Надо вдумчиво. Вдумчиво надо.
После бессмысленного наставления я вдруг поняла, что за мной следили. Всё это время! И сейчас следят! Медленно подняла взгляд к потолку. Вот тебе и амуры. Камера в каждом глазу!
А я вела себя с ними так неуважительно.
* * *
Дело было перед сном. Ира сидела со смартфоном. Миша подсел рядом и начал расстегивать пуговицы на ее кофточке одну за другой. Но не быстро, с паузами, как бы случайно. И она в другие моменты этого как бы не заметила бы, но сейчас сказала:
Не надо.
Миша искренне удивился:
Почему?
Вообще секса не хочется, Ира пожала плечами.
Это на тебя не похоже, улыбнулся Миша. И не только улыбнулся. Но Ира демонстративно отсела подальше:
Руки убери.
Да что случилось-то?
Я мать теперь.
Миша усмехнулся, приняв это за шутку:
Да какая ты мать!
Временная, она говорила со всей серьезностью, а ты отец, между прочим. Временный.
Никакой я не отец! Миша встал. Ни временный, никакой!
Во-о-от! Пока ты не поймешь, как всё серьезно, секса не будет.
Говорила она это Мише даже не материнским тоном, а тоном Ангелы Меркель. Миша настолько удивился, что поначалу не понял, что ему ответить. Помолчал, а после сказал:
Серьезно?
Да. Всё очень серьезно, сказала Ира.
Нет, я спрашиваю, ты серьезно про секс?
Она кивнула:
Абсолютно.
А мне и не нужно было ничего, Миша высоко поднял подбородок.
Ну и отлично.
Ну и пожалуйста.
Помолчали, не зная, как выйти из тупика. Потом Миша спросил:
Заметила у Вани разные глаза?
Ага. Очень красивый мальчик.
Отличительный знак, сказал Миша. Как у Дэвида Боуи. Правда, он умер уже.
Хлоп. И на щеке у Миши снова появилось красное пятно. Ира дотянулась как-то до его лица, не вставая с кровати.
Хватит меня уже бить! Взяла моду!
Я хотела секса, сказала Ира. Но сейчас тебе точно не дам!
Ты что, правда хотела?! искренне удивился Миша.
Не скажу. Вот мучайся теперь!
* * *
Мучения мои закончились неожиданно быстро, как обеденный перерыв на тяжелой работе.
Геныч вызвал меня к себе. Хлопотал и лицом и руками, словно был мне чем-то обязан:
Короче, Юля, Юленька Да ты присаживайся.
Я села, конечно. Он передвигал что-то за моей спиной, а мне казалось, что Геныч вот-вот хватит меня по затылку тяжелым пресс-папье. Но ничего такого, к счастью, не случилось. Геныч, поставил стул напротив, сел и зашевелил усами, как говорящий таракан:
Значит так, доставай блокнот, смартфон, что там у тебя, и записывай. Первое задание Геныч сделал торжественную паузу. У Александра Александровича есть дочь! Знаешь про это?
Нет.
Записывай. Анна Александровна Филимонова. Место жительства: город-герой Нью-Йорк. Живет в огромных апартаментах. Точка.
Я записала. Подождала. Посмотрела на Геныча, который был вполне доволен собой:
Чего ждешь? спросил Геныч.
Я не поняла. Что я должна сделать?
Ты кто?
На этот вопрос я смогла бы ответить только после сеанса спа: массаж, пиллинг, обертывания. А так нет.
По связям с общественностью? ответил за меня Геныч. Вот и свяжись с общественностью и сообщи всем, максимально широко: дочь Филимонова с жиру бесится. Шикует. Одна на королевской жилплощади.
Я не поняла:
Просто написать, что она живет в Нью-Йорке?
Не просто, а с завистью.
Никогда в жизни не получала я такого странного ТЗ.
Это же
Что? насторожился Геныч.
Это же будет всех раздражать.
Геныч радостно хлопнул себя по ляжкам двумя руками.
Схватываешь на лету.
А можно увидеть квартиру? спросила я, не до конца понимая, что происходит. Фото есть?
Геныч скривил мину.
А зачем тебе ее видеть? Что ты, квартир в Нью-Йорке не видела? Напиши, чтобы всем завидно было. Всё. Иди.
И я набросала:
«Трехэтажные апартаменты с видом на Центральный парк поражают своей роскошью и претенциозностью! Единственная квартира в столице США, где уместился теннисный корт в натуральную величину. Манговые деревья в зимнем саду дают три урожая в год, и проворные слуги бросают лепестки роз в фонтаны с шампанским. Сама хозяйка дочь миллиардера Филимонова, по два часа каждое утро проводит в комнате для бюстгальтеров и бра».
После прочтения Геныч какое-то время думал. Если можно назвать мыслительным процессом кряхтение, жевание своих усов и почесывание подмышек.
Комната для бюстгальтеров? спросил он, глядя на текст.
И бра, подсказала я.
Неплохо. Неплохо, он повернулся ко мне. Веером большую статью. По всем закоулкам!
Я сделаю, сказала я. Только не понимаю зачем?
Ты в армии служила? спросил Геныч.
Нет.
Жаль, сказал он. И повторил: Жаль. Вопросов много задаешь. Слишком много.
* * *
Стоя между седьмым и восьмым этажом Миша пытался кусачками перекусить железный тросик. Кусачки срывались со скользкой пластиковой обмотки.
Блин, да чтоб тебя! говорил Миша тихо.
Удивительно, Ира совсем почти отучила его от мата. Сама не ругалась при Ванечке и ему не давала. Миша приноровился, ухватил тросик. На восьмом этаже приоткрылась железная дверь. В щели показалось плоское, ненакрашенное лицо.
Эй сказало лицо.
Миша, с его огромным опытом, сразу услышал в оклике неуверенность, даже страх, и вообще не среагировал. Он еще раз нажал на кусачки.
Женщина в квартире набралась смелости, приоткрыла шире дверь и шагнула на лестничную клетку.
Эй, парень! Я с тобой разговариваю.
Миша на мгновение остановился:
Чего?
Глядя на него, невозможно было заподозрить что-то плохое. Честнейший Михаил.
Ты чего делаешь? спросила женщина, переступив с ноги на ногу.
Ключ потерял.
Миша кивнул на коляску, как на свою собственность.
А. Ладно, сказала женщина с облегчением. Она получила объяснение и убралась обратно в квартиру, затворив за собой дверь.
Обмотка была перекушена. Тросик под пластиком оказался из титана, не иначе.
Давай! Давай! говорил Миша тихо.
Открылась всё та же дверь на восьмом этаже. Женщина успела поменять халат, и смелости у нее вместе с халатом прибавилось. Может быть, потому что новый халат был чище.
Это коляска из двадцатой, я вспомнила, сказала она.
Кусачки в Мишиной руке делали свое дело. Он кивнул, продолжая перекусывать ими тросик:
Ага.
Женщина была сбита с толку Мишиной уверенностью.
Это их коляска! Уходи отсюда! сказала она неуверенно и так же тихо добавила: Люди!..
Миша поднажал. Тросик наконец поддался.
Слава тебе господи! сказал он на выдохе и начал спускать коляску вниз по лестнице.
Стоять! заголосила женщина. Куда повез! Чужая!
Миша заторопился, колеса коляски прыгали по ступеням, а сама она норовила выскочить у него из рук.
Голос женщины, кричавшей ему вслед, эхом разносился по всему подъезду:
Люди! Воруют! Люди! Вор!..
Бежал Миша и думал, сколько раз он слышал «вор» себе вслед. Много раз. Очень много раз. Споткнулся Миша на повороте и полетел вместе с коляской вниз по лестнице. В этот момент он вспомнил все проклятия, которые старался не употреблять при Ире и Ванечке.
Что это? спросила она, когда он втащил коляску домой. Согнутую при падении ручку смог выправить по дороге, а вот синяк на боку, с ним сделать ничего уже было нельзя.
Классная, правда?
Ты украл коляску?
Не, сказал Миша, глядя на подругу-воровку ясным взглядом. Купил, на сайте. Подержанную.
Но Ира знала, о чем говорила:
Украл!
Ир
Ты никогда ничего не покупал! С чего бы сейчас?! Ты украл? Признайся, украл?!
Миша понял, что ему не отвертеться. Да и врать он не любил. Опустил голову:
Я
Ну? сказала Ира.
Ну, украл.
И это, когда мы с ребенком начинаем новую жизнь?!
Мишу внезапно посетило непривычное чувство. Ему стало стыдно. Зашипело внутри, словно кусок льда положили на раскаленный камень.
Извини, сказал он и заставил себя посмотреть Ире в глаза.
Но подруга его широко улыбалась:
Да ты же молодец! крикнула она. Красавчик!
Правда? удивился Миша ее реакции.
Конечно! Взялся за ум! Как взрослый человек! Ответственность почувствовал! Понял сам, что нужна коляска, пошел и украл ее! Вот какой мне мужчина нужен! Не зря я тебя выбрала!
Ира крепко обняла Мишу и даже положила руки ему на попу.
Там немножко по-другому было сказал Миша, разомлев.
Неважно!
* * *
Статья моя большого ажиотажа не вызвала. С новостного портала ее перепечатали пять новостных и две бумажные газеты. Я честно отчиталась об этом Генычу. Усы его поехали вниз:
И всё?
Активно обсуждали в блогах. У меня есть распечатки, я открыла папку.
Но Геныч деревянной ладонью меня остановил.
Пойдем-ка, сказал он.
Куда еще?
Шеф зовет.
Как говорила моя подруга в школе: «Тебе кабздец, Юлька». Не понимаю только, как так получилось, что я начала бояться олигарха Филимонова? Это ожидание. Точно! Так бывает в кабинете у следователя, который вдруг уходит надолго, а подозреваемый к его приходу уже готов сам себя оговорить.
Дошли до филимоновского кабинета, Геныч втолкнул меня:
Вот, Сан Саныч, привел.
Привел он. Ах ты, Геныч, бывший вертухай!
Здравствуйте, Александр Александрович, говорю.
В кабинете сильно пахло ароматическими палочками. Дешевые благовония из Таиланда. Олигарх Филимонов смотрел на меня без выражения, а я вспомнила, что в интернете писали про его роман с балериной. Вряд ли, подумала я. Он ведь и в кровать ложится в костюме.
Садись, сказал Филимонов.
Я села.
Спасибо, говорю.
Читай, что пишут.
Я крепко сжала папку:
Здесь только распечатки нескольких чатов.
Их и читай.
Углы папки врезались мне в пальцы.
Вы уверены? спрашиваю. Там хейтеры надрываются.
Читай, говорят, Филимонов удобно устроился в кресле.
Ок, говорю.
Еле прокашлялась и начала:
«Лысый урод уже срет деньгами». Они думают, что вы лысый.