Это не мы! возразила Серена. Это они. Вообще-то, дядя Дэвид. Мама не понимает, в чем дело. Говорит, в детстве он был таким компанейским. Тетя Элис была немножко брюзгой, но дядя Дэвид такой жизнерадостный общительный малыш, сплошная радость и ликование. А сейчас поспешил сбежать с похорон собственного отца.
Похороны деда, сказал Николас, «похороны деда Гарретта». Но дедуля никогда не был «дедом»! Как мог Николас этого не знать?
А твоя тетка, продолжал Джеймс. Она переехала всего лишь в округ Балтимор, но о нет. О нет. Больше никогда с ней не общаемся.
Не говори глупостей, мы все время с ней общаемся, возразила Серена, лишь немного преувеличив.
Непонятно, с чего вдруг она начала защищаться. Это стресс, решила Серена. Стресс от встречи с его родителями.
Когда впервые возникла идея этой поездки, планировалось, что они проведут там выходные. Джеймс все рассуждал, где они должны попробовать лучшие чиз-стейки Филадельфии и захочет ли она посетить художественный музей.
Тебе наверняка понравится Комната ужасов, сказал он.
Комната ужасов?
Так родители называют мою спальню.
Смешно.
По всем стенам постеры «Иглз». И крошки от сэндвичей под кроватью, аж с 1998 года.
Но мы же не будем там останавливаться, правда? спросила она.
Останавливаться?
В смысле не будем ночевать в Комнате ужасов?
Эй, я пошутил. Ну, по крайней мере, насчет крошек. Уверен, мама прошлась там пылесосом хоть раз с тех пор, как я уехал.
Но я же буду спать в гостевой комнате, вопросительным тоном уточнила она.
Ты хочешь спать в гостевой?
Ну да.
Ты не хочешь ночевать со мной в моей комнате?
Не в присутствии твоих родителей.
В присутствии Он запнулся. Слушай, уверяю тебя, они догадываются, что мы спим вместе. Думаешь, они переполошатся по этому поводу?
Мне все равно, догадываются они или нет. Я просто не хочу подобной демонстративности при первом же знакомстве.
Джеймс задумчиво разглядывал ее.
У них же есть гостевая комната? спросила Серена.
Ну да.
Так в чем проблема?
Это выглядит как-то неестественно: пожелать друг другу спокойной ночи и разойтись по разным комнатам, пояснил он.
Ну прости, сухо проговорила Серена.
И потом, я буду скучать по тебе! И папа с мамой расстроятся. «Боже правый, скажут они, эти дети ничего не знают о сексе?»
Тсс! шикнула Серена, потому что в тот момент они сидели в библиотеке, где любой мог их услышать. Она оглядела зал, потом наклонилась к нему через стол. Тогда поедем только на воскресенье, прошептала она.
И как ты себе это представляешь?
Мы скажем, что заняты по субботам и приедем в воскресенье, а поскольку у меня занятия в понедельник утром, то сможем побыть у них только один день.
Господи, Серена. Ехать в такую даль всего на несколько часов? Лишь бы прикинуться, что мы не так уж близки?
Но в итоге они именно так и сделали. Серена настояла на своем.
Она понимала, что разочаровала его. Возможно, он даже счел ее лицемеркой. Но она все равно считала, что поступила правильно.
Поезд подъезжал к Вилмингтону. Разбросанные там и сям заброшенные с виду домишки постепенно уступали место сияющим белым офисным зданиям. Контролер прошел по проходу, собирая отрывные талоны, торчащие над некоторыми креслами.
Вот, к примеру, как твоя мать сказала про моего зятя, внезапно выдал Джеймс.
Что? О чем это ты?
Когда я в первый раз пришел на ужин, помнишь? Я рассказал твоей матери, что один из моих зятьев из Балтимора, и она тут же: «Ой, а как его зовут?» Джейкоб Розенбаум, говорю, но все зовут его Джей. «О, хмыкнула тогда она, Розенбаум. Он, наверное, из Пайксвилля. Большинство евреев там живут».
Ну, мама немножко старомодная, хмыкнула Серена.
Джеймс многозначительно посмотрел на нее.
В чем дело? рассердилась Серена. Ты хочешь сказать, что она антисемитка?
Я просто говорю, что Балтимор это такая история про мы-и-они, вот и все.
Ты все еще говоришь о Балтиморе?
Просто смотрю на это с другой стороны, уточнил он.
Семейство твоего зятя, может, и вправду живет в Пайксвилле, рассуждала Серена. Но они запросто могли бы жить и в Сидаркрофт, рядом с моими родителями. Наш район вовсе не запретная зона или что-то в этом роде.
Ну разумеется, я понимаю, торопливо перебил Джеймс. Я просто хотел сказать, что, на мой взгляд, балтиморцы любят классифицировать.
Люди вообще любят классифицировать.
Ладно, окей
А как насчет того, что выдала твоя мама, когда мы уезжали?
А что?
«В следующий раз вы должны приехать на выходные, сказала она. Приезжайте на пасхальные каникулы! Соберутся все, и ты увидишь, что такое большая семья!»
Серена невольно заговорила нагловатым тоном болтливой домохозяйки, хотя это совсем не было похоже на Дору. И Джеймс это заметил; он бросил на нее короткий пронзительный взгляд:
А что не так?
Просто это прозвучало немножко осуждающе. Вроде как «Бедняжка Серена, у нас ведь настоящая семья, а у тебя маленькое жалкое подобие».
Она не говорила про «настоящую семью». Ты сама только что напомнила, что она сказала «большая семья».
Серена не стала возражать, но уголки ее рта печально опустились.
«Мы полноценное обширное и открытое семейство, а вы несчастная маленькая замкнутая семейка» вот что на самом деле имела в виду Дора, но Серена не собиралась спорить с Джеймсом по этому поводу.
Проблема обширных семейств в их крайне узком подходе к необширным семьям.
Поезд замедлял ход. «Вилмингтон! прозвучало из репродуктора. Будьте осторожны при выходе из вагона, леди и джентльмены»
За окном со стороны Серены показалась залитая солнцем платформа, усеянная пассажирами, которые выглядели такими радостными и воодушевленными, словно посадка на этот поезд была мечтой всей их жизни.
Серена вспоминала рождественский подарок, который ее родители преподнесли Джеймсу. Он пришел к ним на ужин за день до отъезда домой на каникулы, и когда все уселись за стол, на пустой тарелке перед ним лежала длинная плоская коробка. Серена смутилась. Пожалуйста, пускай это будет что-нибудь не слишком личное, не слишком очевидное! Даже Джеймс почувствовал себя неловко.
Это мне? удивился он.
Но когда он открыл коробку, Серена с облегчением выдохнула. Внутри оказалась пара ярко-оранжевых носков. По верхнему краю каждого шла черная полоска с надписью БАЛТИМОРСКИЕ ИВОЛГИ[1] со стилизованным изображением иволги по центру.
Теперь, когда ты живешь в Балтиморе, пояснил отец Серены, мы подумали, что тебе стоит одеваться соответствующе. Но поскольку мы не хотим, чтобы у тебя были из-за этого проблемы в Филадельфии, то выбрали такую деталь одежды, которая скроет опасные свидетельства, пока ты не поддернешь вверх брючины.
Весьма предусмотрительно, улыбнулся Джеймс и настоял, что должен надеть их прямо сразу, и важно расхаживал по гостиной без туфель до самого начала ужина.
Он и не догадывался, что на самом деле родители Серены вовсе не были спортивными фанатами. Они, скорее всего, не смогли бы назвать имени ни одной «Иволги» или «Ворона», если уж на то пошло. Старание, которое они, должно быть, приложили, чтобы придумать этот подарок, растрогало Серену до глубины души.
Джеймс, сидевший рядом, окликнул ее:
Эй.
Серена не отозвалась.
Эй, Ренни.
Что.
Мы уже начинаем ссориться из-за родственников?
Я не ссорюсь.
Поезд дернулся и покатил дальше. Человек с портфелем, бредущий по проходу, кажется, заблудился. Женщина позади них, та, с умиротворяющим голосом, проговорила:
Дорогая моя. Милая. Мы непременно обсудим это с руководством во вторник. Слышишь меня?
Поверить не могу, что она до сих пор висит на телефоне, пробормотала Серена.
Не сразу, но Джеймс ответил.
А я поверить не могу, что это деловой звонок, прошептал он. Ты бы догадалась?
Никогда.
Только не говори мне, что деловые женщины ведут себя так же, как мужчины.
Ладно, ладно, не будем сексистами, рассмеялась она.
Он взял ее за руку и сплел свои пальцы с ее.
Давай начистоту. Мы оба были на взводе. Верно? Родители иногда сильно напрягают.
Мне можешь не рассказывать, согласилась она.
Дальше они ехали в уютном молчании.
А ты заметила, как мама отозвалась о моей бороде? неожиданно спросил он. Если мы об осуждении.
А что там было?
Когда она показывала тебе фотоальбом. Добралась до моих школьных лет и: «А вот Джеймс на выпускном. Правда, он милый? Это еще до того, как он отпустил бороду». Моя борода ей покою не дает. Она ее ненавидит.
Что поделаешь, она же мать. Матери всегда ненавидят бороды.
Первый раз, когда я появился дома с бородой, на первом курсе колледжа, отец предложил мне двадцать баксов, чтобы я ее сбрил. «И ты туда же?» расстроился я. А он сказал: «Я лично ничего не имею против бороды, но твоя мать говорит, что скучает по твоему красивому лицу». «Отлично, сказал я. Если хочет видеть мое лицо, пускай разглядывает мои старые фотографии».
Но на выпускном фото ты выглядишь очень даже привлекательно, улыбнулась Серена.
Но ты-то не считаешь, что мне следует сбрить бороду, правда?
Нет-нет. Мне нравится твоя борода. Она ласково сжала его руку. Просто мне было приятно увидеть еще и версию «до».
С чего бы?
Ну, теперь я знаю, как выглядит твое лицо.
Ты переживала, что не видела моего лица?
Не переживала, а в общем, я всегда думала, что когда вырасту и, предположим, встречу мужчину, за которого соберусь замуж, и у него вдруг будет борода, я попрошу его, если он не против, сбрить ее разок перед свадьбой.
Сбрить!
Только один раз. На две крошечные минутки, чтобы я смогла увидеть его лицо, а потом пускай отращивает ее обратно.
Джеймс выпустил ее руку и слегка отодвинулся, разглядывая Серену.
Что такое
А если он откажется? спросил Джеймс. Если он скажет: «Вот я таков: парень с бородой. Можешь принять меня таким или уйти».
Ну ведь если он Серена умолкла.
Ведь если он что? не унимался Джеймс.
Если у него окажется безвольный подбородок или типа того
Он не отводил глаз.
Да не знаю! сдалась она. Я просто хотела бы выяснить, во что ввязываюсь, вот и все.
И если бы у него оказался безвольный подбородок, ты бы ему ответила: «Ой, прости, кажется, я не могу выйти за тебя замуж».
Я не говорю, что не вышла бы за него, я хочу сказать, что желала бы выйти замуж информированной. Желала бы знать, с чем имею дело.
Джеймс угрюмо уставился на спинку сиденья перед ним. И не сделал попытки вновь взять Серену за руку.
Ну Джееееймс нежно протянула Серена.
Тишина.
Джеймс?
Он резко повернулся, словно принял какое-то решение.
С того момента, как мы начали планировать эту поездку, начал он, ты возводишь стены. Устанавливаешь границы. Не ночевать в одной комнате, приехать только на воскресенье Мы пробыли там четыре несчастных часа! Да мы в дороге провели больше времени, чем в гостях! А я не так часто вижусь со своими, ты же знаешь. И я, в отличие от тебя, не живу с ними в одном городе и практически в том же районе и не могу заскочить в любой момент, когда мне нужно постирать шмотки.
Но я же в этом не виновата!
Но он, словно не слыша, продолжал:
Знаешь, о чем я думал, когда мы ехали в Филли? Я думал, что когда ты познакомишься с моими родителями, то решишь, что мы можем у них задержаться. Что ты скажешь, мол, давай поедем самым ранним поездом с утра, и я успею на занятия, и что теперь ты видишь, какие они классные.
Я и так знала, что они классные, Джеймс. Мне просто и кроме того, я не захватила зубную щетку! И пижаму!
Выражение его лица не изменилось.
Хорошо, в следующий раз, пообещала она.
Ладно, буркнул он и вытащил из кармана телефон.
Сейчас они проезжали вдоль залива Чесапик широкая водная гладь, матово-серая даже в солнечном свете, а на торчащих там и сям на мелководье шестах неподвижно нахохлились одинокие птицы. Зрелище навевало тоску. Почти тоску по дому.
Все из-за ее кузена, конечно же. Встреча с ним словно оставила зазубрину где-то глубоко в груди, трещину между двумя частями ее мира. По одну сторону мать Джеймса, такая душевная и искренняя, а по другую Николас, стоящий в одиночестве на железнодорожном вокзале. Это как вынуть стеклянную форму из горячей духовки и сунуть ее в ледяную воду: треск, когда она раскалывается на кусочки.
Может, устроим как-нибудь семейную вечеринку? как-то раз в детстве предложила Серена.
И мама ответила:
Хм? Вечеринку? Думаю, можно. Но это будет не очень большая вечеринка.
И дядя Дэвид со своими придет?
Дядя Дэвид. Что ж. Возможно.
Звучало не слишком обнадеживающе.
Что мешает семье быть семьей?
Может, дядю Дэвида усыновили и он разозлился, что никто ему об этом не рассказал? Или его вычеркнули из завещания, в которое включили обеих его сестер? (Даже в детстве Серена читала много романов.) Или какая-то семейная ссора вышла из берегов и были произнесены возмутительные оскорбления, которые невозможно простить? Последнее выглядело наиболее правдоподобным объяснением. Потом даже не можешь вспомнить, с чего все началось, но знаешь, что с того момента все навсегда изменилось.
По крайней мере, тетя Элис могла бы прийти, сказала тогда Серена.
Может быть, ответила Лили. Но ты же знаешь свою тетю Элис. Как она вечно пилит меня.
И Серена сдалась.
Дело в том, размышляла она, что даже когда Гарретты собираются вместе, это никогда не бывает по-настоящему, так сказать.
Не шевелясь, она скосила глаза на Джеймса. Тот что-то читал с экрана телефона. (У него была невероятная способность читать целые книги в телефоне.) И рассеянно покусывал нижнюю губу.
Лучшим школьным другом Серены был мальчик по имени Марцеллус Эйвери. У них не было романтических отношений своего рода общество взаимопомощи. У Марцеллуса была патологически белая кожа и очень черные волосы, и все смеялись над его именем. А Серена весила фунтов на десять больше, чем нужно, и никогда в жизни не могла справиться ни с каким мячом ни с бейсбольным, ни с теннисным, ни с футбольным, ни с каким вообще, и это в школе, где спорт стоял во главе угла. За ланчем они сидели рядом и сплетничали о своих безмозглых одноклассниках, а по выходным он приходил к ней в гости и они смотрели иностранные фильмы в «телевизионной комнате» ее родителей. Впрочем, однажды он как бы нечаянно коснулся ее руки, лежащей рядом с его, и когда она не отстранилась, едва заметно придвинулся чуть ближе и запечатлел на ее щеке осторожный стыдливый поцелуй. Она до сих пор помнила ощущение от бархатистого пушка над его верхней губой. Но больше ничего не последовало. Они тут же отпрянули друг от друга и уставились в экран телевизора, и на этом все и закончилось.
Забавно, но лишь сейчас Серена вдруг поняла, что Марцеллус был невероятно красив. Голова идеальной формы, как у мраморной статуи, и почему-то она всегда думала, как сильно, должно быть, его любит мама. Интересно, где он сейчас. Наверное, кто-то его уже окрутил какая-нибудь женщина, достаточно разумная, чтобы оценить его по достоинству. А она, Серена, сидит рядом с парнем, который ничем не отличается от ее бывших одноклассников.
Серена думала только о том, когда же закончится эта поездка и она снова сможет остаться наедине с собой.
2
Вплоть до 1959 года семейство Гарреттов не ездило вместе на каникулы. Робин Гарретт, отец Элис, говорил, что они не могут этого себе позволить. В те давние времена он отказывался даже ненадолго оставить магазин на кого-то чужого. А все дело в том, что магазин принадлежал дедушке Веллингтону. «Сантехническое оборудование Веллингтона» оказалось вверено папиному попечению крайне неохотно и недоверчиво после первого инфаркта дедушки Веллингтона. Робин, разумеется, должен был проявить себя, и он вкалывал шесть дней в неделю, а по воскресеньям приносил домой бухгалтерские книги, чтобы мать Элис все проверила на случай, если он где-нибудь опростоволосился. Будем откровенны: Робин не был прирожденным бизнесменом. Учился он на водопроводчика и, бывало, покупал всякие детали у Веллингтона, только чтобы хоть глазком глянуть на юную Мерси Веллингтон за прилавком. Мерси Веллингтон была самым очаровательным существом, какое он встречал в жизни, рассказывал он своим детям, и все сантехники Балтимора сходили по ней с ума. У Робина не было никаких шансов, но иногда чудеса случаются. Мерси, со своей стороны, рассказывала детям, что ее покорило джентльменское поведение Робина.