Повитуха вдруг сложила на груди заскорузлые руки, и смуглое морщинистое лицо озарилось изнутри выражением тихого и ласкового покоя:
И вот, синьор, сами поглядите. Услышал Господь Жермано нашего, призрел на теплое сердце. Пронеслись годы и приехал наш мечтатель из города с молодой женой. Помню, как Жермано привез ее опосля венчания. Вся деревня сбежалась поглазеть на евойную женушку. Всё дурачком считали а поди ж ты. По всему видать было не простых кровей молодуху взял. Июль, а у ней лицо солнцем не тронуто, и одета хоть скромно, а с фасоном. Да только она эдакая была тихая, точно удивленная. Не плакала вовсе, хоть и в траур обряжена. И младенец на руках. Слово за слово и узнали мы, что это она и есть, зазнобушка Жермано детская. Вот оно как вышло. Сказал «женюсь» и женился всем зубоскалам наперекор. Только была-то резвушка в ленточках, а стала вдова в черном покрывале. Да невелика диковина. Вдов-то кругом Недолго народ судачил, скоро все привыкли. Любил ее Жермано. Ох, любил И сынка ее как родного воспитывал. Малыш, поди, и узнать-то не успел, что отец у него приемный.
Орсо задумчиво нахмурился:
А известно вам что-то о прежнем муже Рики?
Старушка вздохнула, потеребила передник и воззрилась на офицера с хмурым укором:
Не мое это дело, синьор, да и Рика не особо была охоча о прошлом своем балаболить.
Но Орсо встал и шагнул к повитухе, нависая над ней с высоты своего немалого роста.
Вот что, добрая душа, понизил он голос, я знаю, что о Ремиджи, а тем паче об их гибели в вашей деревне вспоминать не любят. Только страшная смерть этой несчастной семьи не была ни случайностью, ни ошибкой. Полковник медленно сунул руку в карман и вынул горсть серебра. А посему слушайте внимательно. Он положил на стол одну монету. Я должен все узнать о чете Ремиджи. Факты, сплетни, байки. Все, что вам известно, не важно, верите вы в это или нет. Орсо положил вторую монету. Не бойтесь, навредить им ваш рассказ уже не может. Третий кружочек серебра лег на шершавую столешницу. Зато ваше молчание может сильно навредить вам Четвертая монета зависла над столом. Подумайте.
Повитуха сглотнула, в тусклых старческих глазах отразилась борьба. Нет, ей незачем было хранить чужие тайны. Разве что повиноваться чужой напористости эта седая женщина была не приучена. Но вслух она лишь устало вздохнула:
Не надо угрожать мне, расскажу. Только всего-то я и могу, что пересказать вам слухи.
Старуха опустилась к столу, глядя на серебро с созерцательным любопытством человека, который знает, что не получит его. Но все одно приятно посмотреть, как играет в скупом свете блеск чеканных профилей.
Никогда Рика о прежнем муже не говорила, однако скажу по чести: поначалу мне думалось, что и горевала она не особо. Только сперва эдакая была. Опустошенная, что ли. Как дитя, в лесу заплутавшее. Да и, любимого схоронив, не стала бы Рика снова замуж спешить. Еще и эдакое творить слово-то мазелянц, что ли?
Мезальянс, машинально поправил Орсо.
Ваша правда, кивнула повитуха. Я-то сразу докумекала, в чем там соль. Небось, выдали родные девчушку замуж за хрыча, что в деды ей годился. У благородных же эвон как заведено. Им фамилию подавай да состояния объединить. А что невеста еще в куклы играет, когда у жениха на макушке уж вошь поскользнется, то им без интереса. Кто их знает, что там приключилось Видно, люто старикан ее заедал. А может, и помер нехорошо, не по-христиански. То-то вдовица все бросила и мигом вновь под венец юркнула. Да за кого! Жермано парень был добрый, только где ж он ей ровня-то? А все ж и она его любила. Все глазами его искала.
Орсо нахмурился, задумчиво покусывая губу:
Странная история. Почему они на отшибе жили? Односельчане их не жаловали?
Седые брови старухи дрогнули:
Куда там! Мы в Жермано души не чаяли, пусть и посмеивались за спиной. Только ту старую пристань еще его отец строил. Там они и жили. Хорошо жили, поверьте мне, господин. Рику уже через два месяца не узнать было. Расцвела девочка, похорошела. И хозяйка она справная оказалась, не белоручка. Хоть и происхождения барского быстро всему выучилась. А уж как вышивала
Орсо снова сел и постучал пальцами о стол.
Вы говорили, поначалу казалось, что Рика не горюет о покойном муже. Потом что-то изменилось?
Повитуха невнятно пробормотала, похоже, уже жалея, что распустила сплетни:
Не знаю, господин А только была у ней привычка все она в сынишку вглядывалась. Волосы ему перебирала, личико оглаживала, а у самой глаза эдакие тревожные, больные. Я такое видела, господин. Так себя те вдовицы ведут, что в дитяти отца разглядеть пытаются.
Орсо невесело усмехнулся:
Или боятся. А родня у Рики была?
Старуха мрачно кивнула:
Была. Ездил к Рике иногда один молодой господин в монашеском сане. Не знаю, какого ордена, не сильна я в этой премудрости. А только я трижды его видела, и не нравился он мне. Собой нехорош был, весь оспой погвазданный, а глаза Ох и глаза! Черные, огненные, и такая тоска в них лютая, будто половина грехов людских ему на душу давит. И ведь что занятно Жермано монаха привечал. А Рика та не больно ему радовалась. В третий раз я аккурат стирать пошла на реку, так монаха того с Пеппино видела. Он с малышом на берегу сидел и ласково так по волосам гладил, словно сына родного. А потом гляжу отвернулся и рукавом рясы глаза утирает. Я уж думала, привиделось. Вон оно как было. И все. Больше не появлялся он.
А через два года беда налетела, да всю семью и положили. Шептались в деревне, что там темное дело было. Какой-то враль поганый даже болтал, что Рика с Жермано еще при прежнем муже хороводилась. От него и понесла. Люди Им только дай помелом потрепать.
Но наш пастор на сельском кладбище Ремиджи хоронить не позволил. На опушке леса упокоили, недалече от пепелища. А сына их так и не нашли. Видно, сгорел мальчонка подчистую. Славный был постреленок, смышленый. Ох, горе Повитуха встала, не отирая выступивших на глазах слез, и сурово воззрилась на Орсо: Господин не мучайте старуху. Рассказывать оно так, слова одни. А как вспомнишь так нутро стынет. И деньги ваши заберите, не нужно мне платы за чужие горести.
Полковник медленно поднялся на ноги.
Вы имени того монаха не знаете?
Нет. Старая повитуха поежилась. Рика его звала так чудно На имя вовсе не похоже, вроде клички, скорей. Совсем простенько как-то. А, вот Версо. А Жермано братом звал, как многие монахов кличут.
Кондотьер нахмурился:
И после гибели Ремиджи он больше не появлялся?
Не знаю. Женщина отвернулась. В деревню не входил, а там, у могил Туда и по сей день никто не ходит. Откуда мне знать.
Орсо помолчал.
Что ж, спасибо, проговорил он отрывисто и вышел за дверь, оставив серебро на столе.
Повитуха еще долго стояла у потухшего очага, а потом обернулась, осторожно коснулась оставленных монет и тут же отдернула руку, словно деньги были раскалены.
* * *
Вот, подытожил Пеппо, поверь, брат, я никогда не был так уверен, что мне конец. Одно было утешение: я поручил своему приятелю уничтожить эту проклятую ладанку, если сам не вернусь.
Годелот хмуро шагал взад и вперед по кладовой. Остановившись, он спросил:
Какую, говоришь, Орсо фамилию назвал?
Ремиджи. И он не лжет Я сразу же вспомнил ее. Даже странно, что мог забыть.
Вот незадача А доминиканец Руджеро думает иначе, и доктор Бениньо тоже. Они оба называют тебя Джузеппе Гамальяно.
Тетивщик ошеломленно поднял голову.
Как?! протянул он с искренним недоумением.
Шотландец сел рядом:
Это целая история, брат, и звучит она, прямо скажу, диковато. Но есть одна легенда, которая вот о чем сказывает.
Двадцать минут спустя Пеппо оперся спиной о ящик, у которого сидел, и потер лицо обеими ладонями.
Вздор! коротко отрезал он. Сказки для непослушных детей!
Быть может, и вздор, покачал головой Годелот, но вот герцогиня Фонци во вздор этот верит. А быть убитым за правду или за сказку разница невелика.
Но Пеппо лишь нетерпеливо отмахнулся:
Лотте, герцогиня очень больна, немудрено, что она уже умом повредилась. Но ведь ладанка попала мне в руки случайно. Если бы вместо меня она оказалась у заезжего мародера то это его назначили бы Гамальяно и бегали бы сейчас за ним.
У герцогини-то, может, уже и не все дома, только ты герцогских подручных не знаешь. Они землю роют любому кроту на зависть. Так что ты погоди отмахиваться. Они почище твоего знают, кого кем назначать. И вспомни, что поначалу ладанку искали у меня. Но Гамальяно меня никто не называл. Нет, Пеппо. Тебя сюда не просто так приплели.
Но падуанец вдруг сдвинул брови:
Гамальяно Га-малья-но Где же я это Да нет, чушь это все Онн обернулся к другу, заметно бледнея. Погоди, так что ж, все из-за этого? Лотте Черт подери, неужели это тянется уже столько лет? И я жив только потому, что мой след затерялся?
Я думаю, тебя просто считали мертвым, отозвался Годелот. Тебе повезло, что тот ублюдок в лесу не проверил, довел ли дело до конца.
Пеппо лишь молча поежился.
Шотландец снова вскочил:
Вот же черт! Я думал, мы сейчас едва ли не во всем разберемся, а все только хуже становится. Если этот упырь, брат Ачиль, узнал, что тебя в госпитале искать нужно, почему Орсо не оцепил весь квартал своими гончими? Ручаюсь, они поймали бы тебя в тот же день. Значит, Руджеро не поделился с полковником новостями. А сам опоздал в последний миг. Похоже, эти двое не такие уж закадычные приятели. Хотя не пойму, чего им делить.
Ну, это я тебе растолкую. Наследие это паршивое они делят. Если свиток этот и вправду такой чудодейственный то за него и не такая еще грызня идет, просто мы с тобой не все знаем. Кому ж неохота весь мир взять за холку? Тем более что для этого всего-то и надо, что одного слепого карманника в землю уложить.
Годелот замер, будто споткнувшись. А потом медленно подошел к другу и опустился на тот же ящик.
А вот тут, Пеппо, закавыка есть. Когда я залез в докторский архив, попалась мне там одна деталь, которая многое меняет. Вещица, которую у нас так рьяно ищут, в документах везде знаешь как называется? «Треть».
Брови тетивщика дрогнули:
Погоди. Выходит, что этот свиток
это не Наследие, а только его кусок. Ведь если есть одна Треть, должны быть и еще две.
Но Пеппо сидел, покусывая губы и, казалось, не слушал друга.
Постой, Лотте. Давай-ка по порядку. По легенде, чтобы Наследие ушло в другие руки, надо всех Гамальяно извести. Но если Наследие состоит из трех частей значит, и членов семьи было как минимум трое. Едва ли кто-то стал бы раздавать такие ценные вещи посторонним людям. Первая была в графстве Кампано. Только, Лотте Как она вообще там оказалась?
Шотландец нахмурился:
Треть искали не у графа, а у пастора Он замер и медленно поднял на Пеппо глаза. Погоди Ты к чему это ведешь?
Однако тот молчал, будто не решаясь высказать свою догадку и ожидая, придет ли друг к тем же выводам. А Годелот вдруг побледнел, рывком придвигая к себе фонарь так, что желтый круг света ударил Пеппо в лицо.
Вот черт, пробормотал он, вот же черт! Как я сразу не сообразил! Глаза! Глаза на твоем портрете! Это были глаза пастора! А ведь Руджеро, чума воронья, меня все пытал, знался ли ты с пастором! Юноша вскочил и заметался по кладовой. Так что же выходит? Пастор Альбинони был никакой не Альбинони? Он был Гамальяно? И приходился тебе родственником? А тот, кто рисовал твой портрет, слепоту изобразить не сумел и просто добавил те глаза, какие знал. Хотя черт бы меня подрал, если это не самое идиотское из всех наших предположений за последние два месяца.
Не знаю, Лотте. Я совершенно запутался. Помню, как в день, когда погибли мои родители, в доме что-то грохотало и рушилось. Билась посуда, доски трещали. Там что-то искали, не иначе. Может, такой же кусок свитка, а?
Чего ж они дом тогда сожгли, идиоты? проворчал шотландец.
Черт их знает вздохнул Пеппо. Хотя Быть может, они просто нашли что искали. И прочие куски уже давно у герцогини.
Годелот задумчиво разворошил волосы:
А ты ничего из дома не уносил?
Нет, оружейник невесело улыбнулся, я унес только своего любимого солдатика. Мне его какой-то дальний родственник подарил. Такой красивый был Мама мне даже играть с ним запрещала, говорила, мал я еще для такой игрушки. Только я его там же в лесу обронил.
Шотландец вздохнул и хлопнул друга по плечу:
Ладно! Где есть вопросы, там и ответы найдутся. А сейчас давай к главному. Покажи мне наконец этот свиток. За болтовней я и позабыть о нем успел.
Пеппо сунул руку под весту и протянул другу ладанку. Годелот почти благоговейно раскрыл половинки распиленного цилиндра и вынул свиток. С минуту он пристально рассматривал его, вглядываясь в мелкий текст на туго свернутом пергаменте и плотный гладкий слой воска, запечатывающий загадочную Треть. Он все еще был погружен в созерцание, когда в плечо ударил твердый кулак.
Слушай, антиквар, не мучай! Падуанец раздраженно сдвинул брови. Рассказывай уж, что за страхи божьи там написаны.
Но Годелот разочарованно покачал головой:
И рад бы, только нечего рассказывать. Я не знаю этого языка. Тарабарщина какая-то, ни одной знакомой буквы. Пеппо обескураженно застонал, но шотландец продолжал разглядывать текст. Знаешь, дружище, неуверенно проговорил он, я бы пари держать не стал, но мне кажется, это язык кого-то из восточных безбожников. Сарацинский или еврейский. У пастора Альбинони было несколько книг на этом языке. Я раз одну раскрыл поглазеть ни беса не понятно, все закорючки на один лад. Но пастор бывал в самой Святой земле и говорил, что там немало мудрых людей, а науки развиты не чета нашим.
Час от часу не легче! Так что ж, выходит, чтоб воспользоваться Наследием, мало быть Гамальяно? Надо еще и суметь прочесть свиток?
Выходит, так, Годелот нахмурился и задумчиво постучал пальцами по крышке бочки. Только не думаю, что для герцогини это большая загвоздка. За ее деньги и переводчик найдется, и стихи ей сложит, и еще под бубен спляшет. Только едва ли ему деньги впрок пойдут.
Вот и учись себе на голову пробормотал Пеппо. Солдат не удержался от ухмылки, но оружейник лишь сжал его плечо. Послушай, а ведь доктор сам сказал тебе, что он в курсе всей истории поисков. Может, он и есть переводчик? Зачем вовлекать лишнего человека в игру с такими сумасшедшими ставками? Лотте, надо бы выяснить. Такой союзник в этом гадюшнике был бы бесценен.
Годелот посерьезнел:
Тогда его дело совсем дрянь. Только я уже рассказал тебе, как узнал от доктора все эти подробности. Они стоили мне его расположения. Я не уверен, что доктор Бениньо снова захочет толковать со мной по душам.
Захочет, со спокойной убежденностью кивнул Пеппо, не сомневайся.
С чего такая уверенность?
Оружейник усмехнулся одним уголком рта:
Лотте, это мы с тобой один кусок хлеба на двоих делили. А Бениньо другого полета птица. И если он вдруг подпустил так близко человека, который не обижайся, Лотте ему вовсе не ровня, то резон тут простой: он одинок. И он просто выбрал того, с кем ему не так зябко. А ты Что тут скрывать, есть у тебя эта колдовская жилка. Я тоже сколько лет людей дичился, всех врагами считал, не разбирая. А ты сразу во мне брешь нашел Пеппо запнулся и добавил тихо и ровно: Душа у тебя, Лотте, хорошая. Чистая. А после ручья из канавы пить не хочется. Так что подуется доктор и отойдет, держу пари. Да и не может он не знать, что над тобой тот же камень висит. А рядом с товарищем по несчастью всегда уютнее, чем в одиночку.
Слегка сконфуженный Годелот машинально нахмурился: