Премию «Образцовый театр» уже традиционно забрал Штур, а «Малиновую ветвь» преподнесли девяностолетнему господину, весьма плодовитому театральному деятелю, который однако был немножко не в себе, а потому, когда его вызвали на сцену и зал начал аплодировать, не поднялся на подмостки, и минут пять-десять рукоплескал вместе с остальными каждый раз, когда объявляли его имя.
В отличие от остальных номинантов, Виктор и не думал выделяться. Он не готовил речей, а лишь вышел (дважды), поблагодарил за отметку и на том откланялся. Но такая немногословность и даже равнодушие только сильнее возбудили публику. Начали перешептываться, строить теории; еще надолго запомнится людям высшего света загадочное выступление режиссера-модерниста.
Церемония премии «Адамас Корона» плавно перетекла в церемонию гуманитарной императорской премии. За ней Виктор и его компания уже не следили, единственное Дезир задержал внимание на речи Франсуа Аруэ, который держал орден за какие-то достижения.
Церемониал завершился последовательными речами: промышленника Александра Серебряного богатейшего горожанина, владельца группы фабрик «А. Серебряный», президента торговой компании «Восток Запад» Анастасии К. и градоначальника Садд-Скалади Антония Марка.
«Полчаса бессодержательной болтовни, заключил Виктор. Нет бы просто сказать спасибо всем и за все и уйти. Нет! Я буду стоять и говорить, и говорить, и говорить, и чем меньше мне будет о чем говорить, тем длиннее я буду составлять фразы».
На балу Виктор немного развеселился закуски порадовали вкусовые рецепторы, шампанское ударило в голову, танцы спасли от душных разговоров с душными людьми. Домой же Дезир поехал с Марией. Вообще-то, при всей прогрессивности алийского общества, не принято было молодой девушке уезжать ночью с кавалером одной, тем более на глазах у родителей. Но семья Галье была готова позориться, лишь бы угодить Виктору.
Раздел 2
Спустя пять дней после июньского бала Виктор читал лекцию в университете по культуре народов Северных Инсов. Разбирался материал, изданный за авторством самого Дезира два года назад (сам он несколько лет как состоял штатным профессором при кафедре). Читали фрагмент «Легенда о Великанах с острова Хэм, комментарии, а также замечания по путешествию профессора Модеста Марусского» из цикла по культуре североинских народов. Как всегда, в зале был аншлаг; все билеты на лекции Виктора разбирались за несколько дней (на лекции ведущих профессоров и светил интеллектуальной среды учебные заведения за свой счет проводят аукцион билетов).
Виктор читал в одной из самых больших аудиторий Садд-Скаладийского университета. Пятьсот взглядов было приковано к Дезиру, стоящему за кафедрой.
Обузданность таково было их единственное условие.
«Не позволяйте вашим страстям стремиться познать Нас. И не взгляните на Нас, и не услышьте Нас, и не поймите Нас, а лишь верьте Нам, а более вас Мы и не просим. И по сему Завету, священность которого утверждена взаимными клятвами, пребудет ваш народ в мире, и не возбраняется любое дерзновение во славу Завета, да только обузданность будет вашим единственным бременем».
Такой договор заключили жители острова Хэм северного архипелага Хэм-Костерия, что находится в водах поныне неизученного севера Нуветеррии, с Великанами, которых сами аборигены называют [Терри]. (Вероятно, «Терри» также близко по смыслу со словом «боги», но более точным относительно сопоставления свойств будет вариант «великаны».)
Согласно священным письменам, заполученным с острова Хэм в 397 году (новой эры), копии с которых поныне хранятся в Музее археологии и антропологии в Керри, народ долгие годы (в источниках указываются тысячелетия, но, по всей видимости, это не более чем поэтическое преувеличение, свойственное религиозным письменам жителей Востока), жил по Завету с Великанами, пока люди (около пятисот лет назад, если верить первоисточнику) не утратили свою «обузданность».
Тогда пришел молодой шаман и заявил: «Бесчисленные годы мы чтим Завет и чтим мы Терри. Но никогда мы не выходили за пределы очерченных тысячелетия назад границ. Но почем мы знаем, где лежат границы нашего Завета? Терри живут за горизонтом, так почему бы нам не освоить все, что распростерлось до него?»
И тогда человек из толпы ответил ему: «Кому как не тебе знать главный наш закон: «обузданность будет вашим единственным бременем». Так и границы наши есть черта обузданности нашей и рубеж Завета».
«Так выйди ж из толпы! воззвал к нему шаман. Да, коли ты считаешь, что готов нести печать Завета, связующую нас и Великих».
Но человек не вышел и растворился во множествах лиц, внемлющих молодому шаману.
«Вот то, о чем я вам говорил! Человек побоялся преступить несуществующую черту и навсегда потерял свое слово, ибо я был готов сдать свою священную ношу тому, кто в своей мудрости так уверен, что не боится сомневаться даже в словах глашатая Завета.
Под защитой Завета мы пойдем исследовать все, что лежит под нашими ногами, и идти мы будем до тех пор, пока не уткнемся в горизонт, и тогда мы сдержим свое слово, и не взглянем мы на Терри, а лишь развернемся и двинемся домой».
Так народ острова Хэм пошел покорять мир. Они построили множество кораблей, так, чтобы могли уместиться все (скорее всего, очередное поэтическое преувеличение, на мой взгляд общая вместимость флота тогдашнего острова Хэм не превышала двухсот человек), и вышли в море. Но недолго им пришлось плыть. Стоило кораблям отойти от суши (около двенадцати морских миль), молодой шаман, который и возглавил поход, увидел вдалеке силуэт. Это было лицо, и было оно столь гигантским, что будь оно в десять раз дальше, все равно казалось бы в пределах вытянутой руки.
И шаман вскричал: «Поворачиваем назад!», но было уже поздно, ибо лицо ушло под воду и подняло за собой страшнейший шторм. Спастись удалось лишь тем счастливым, кто не успел увидеть гигантского лица, но когда они вернулись на землю, поняли, что осталось их не больше половины от половины (именно так сформулировано в первоисточнике).
И узнал народ, что такое лишения, засуха и ливни, детская смертность и ранняя старость, потопы и голод, и утратил народ свой мир, ибо нарушен был Завет.
В 445 году профессор Университета антропологии в Керри, выдающийся алийский экспедитор Модест Марусский отправился в поход на четырех кораблях в воды Хэм-Костерии. В последние свои годы он полностью перепрофилировался на изучение материалов с острова Хэм, смог выявить потенциальные координаты вод, где мог затонуть древний флот (в его существовании он не сомневался) и за счет нескольких меценатов и некоторых своих сбережений снарядил экспедицию. По его предположению, тот самый исторический остров находился на юго-востоке архипелага, в сорока милях от современного поселения. Тот участок не был освоен бонумцами по причине труднодоступного подхода и отсутствия обитателей. Местные жители говорили, что никто не уходит в те земли «наверное, тысячу лет как», давно отданы были те земли их предками «на растерзание стихиями».
Истории не известно, что именно случилось с экспедицией, Марусский со своей командой просто исчез. Последние сведения о нем остались у жителей деревни острова Хэм-Тори-Ра, где тот в последний раз останавливался. Очевидцы говорили, что повстречали истощенного, бледного, почти мертвого на вид, но невероятно бойкого и эксцентричного мужчину неопределенного возраста, которого словно «духи шутили». Остальная команда пребывала в преспокойном расположении духа, но и иные из них ходили «словно завороженные».
Экспедиция, которая отправилась на поиски команды Марусского, отошла от Хэм-Тори-Ра лишь на двадцать миль, поскольку натолкнулась на непроходимый скалистый участок. Но следов четырех кораблей и экипажа вокруг не обнаружили. А это означает, что Марусскому удалось каким-то образом преодолеть гибельное место и уйти дальше. О нем даже сложилась легенда в отдельных кругах, якобы он потонул именно там, где однажды погиб флот молодого шамана.
На мой личный взгляд, Марусскому действительно удалось уйти немного вглубь района, но затонул он в ближайших пяти-десяти милях. Но мне и не хочется разрушать поэтизм еще одной прекрасной легенды, а потому я и не претендую с моим предположением ни на что.
Затем Виктор прочитал еще несколько фрагментов, где упоминались [Терри] другими, находящимися в одном поясе с архипелагом Хэм-Костерия народами Северных Инсов. Но где-то это были переложения с оригинальных религиозных историй, где-то встречались похожие по свойствам существа, где-то похожие по описанию, но имеющие абсолютно противоположную сущность.
Лекция продлилась чуть более полутора часов. Последние двадцать пять минут Виктор посвятил только общению с аудиторией. Держались в рамках материала, но вопросы прилетали словно снаряды, успевай только отбивать. По окончании основной части Дезир задержался еще на двадцать пять минут для автограф-сессии.
На ней к Виктору подошли трое молодых парней студенты с направления культурных связей и морского сообщения. Каждый держал в руках по томику «Цикл путешественника. Полное издание» последняя опубликованная Дезиром вещь, включавшая в себя первый цикл путешественника (в том числе и повесть «Однажды, в далеких краях») и второй продолжение серии историй о культуре «походов», с комментариями и дополнениями к произведениям первого цикла. Большинство работ Виктора признавались академической общественностью культурологически важными и активно внедрялись в студенческую среду в качестве материала для исследований. У него было лишь несколько книг исключительно художественного характера, которые однако стояли в авангарде его известности и к тому же приносили неплохой доход.
Студенты не были оригинальны и протянули книжки для автографа. Но один из них, щуплый паренек в очках и костюме-тройке, собранной из других костюмов, который выдавал его «среднеклассовое» происхождение, спросил Виктора:
Прошу прощения за столь избитый вопрос, но все же не могу его не задать. Насколько автобиографичны ваши книги? Вы ведь часто используете в описании первое лицо и комментарии даете весьма подробные касаемо личного опыта других мореплавателей. Я спрашиваю именно о тех местах, где речь идет как бы о внутренней кухне, закулисье исследовательского мира, под конец парень весь смутился и заметно оробел.
Виктор по-отечески усмехнулся:
Ну конечно же, вы правы в своих догадках: некоторый опыт возможно приобрести лишь непосредственно. Но и не стоит забывать, что талант писателя заключается в первую очередь в умении фальсифицировать чужой опыт как свой. Так что я отвечу вам так автобиографичны местами.
Ничего нового Виктор не сказал, но студенты все равно искренне поблагодарили его за ответ.
Когда аудитория опустела, на Виктора вдруг накатило редкое, но невероятно драгоценное чувство, которое он отдельно от остальных называл осенением. Это слово он отобрал из множества и навсегда условился использовать только его для обозначения одного конкретного и ни на что не похожего состояния. Когда приходило осенение, мозг Виктора вдруг переключал всю внешнюю работу в режим автоуправления и полностью сосредоточивался на внутренней обработке информации. Таким образом Виктор мог прожить и час, и два, и сутки, абсолютно погруженный в себя, а после, вернувшись в нормальное свое состояние, словно просыпался, и потом еще долго припоминал, что происходило с ним во внешнем мире. Это состояние было ему неподконтрольно, но приходило только при определенных обстоятельствах, и благодаря ему Виктор и прославился как «невероятно детальный» автор.
Осенение это словно путешествие во времени, просмотр задокументированных органами чувств эпизодов со всеми мельчайшими подробностями, которые невоспроизводимы в своем идеальном виде в обычной, поверхностной, подвластной человеку памяти.
Дезир отлучился из мира вещей примерно на двадцать девять часов. Но что же такое он видел?
К сожалению, слово передает нам информацию лишь посредством ассоциаций и неспособно в точности передать даже то, что может зафиксировать один лишь глаз, не говоря уже об обонятельном или осязательном опыте. И тем более не может соединить все вместе и в таком виде изложить. Поэтому придется ограничиться лишь общим описанием событий, которые пережил Виктор, пребывая в осенении.
Виктор Дезир, урожденный Золот, родился в 495 году новой эры в семье двадцатидевятилетнего Игоря Золота, рувнийца по происхождению, барда, путешественника и географа, и двадцатисемилетней Зои Золот (в девичестве Галча), алийки управляющей большого книжного магазина, старшей дочери видного предпринимателя (к тому времени уже вдовца) Максима Галча, в Алийской Империи, в материковом городе Константин, находившемся в трехста пятидесяти километрах от Керри материковой столицы Империи.
Мать Зои и бабушка Виктора Арина скончалась за три года до рождения внука при весьма прозаических обстоятельствах от гипогликемии.
У Зои были две младшие сестры, Мафрена и Елена, которые вышли замуж за двух братьев-близнецов, владельцев юридической конторы, и в 499-м иммигрировали на родину мужей, в Фарманское Королевство. Связь с ними постепенно слабела, а через пять лет и вовсе оборвалась. У Виктора в его детской памяти отпечатались образы двух теток-двойняшек (друг на друга едва похожих), которые почему-то всегда являлись вместе, и их белокурых мужей, но характеров их он совсем не знал. Из подробностей он помнил только апельсиновый запах духов, которыми пользовались братья, что заложило в нем на долгое время устойчивое мнение о фарманцах, которое он долго из себя изживал, поскольку фарманцы практически не пользуются апельсиновым ароматом, а предпочитают цветочный.
У Игоря, отца Виктора, был только один близкий родственник старший брат, выпускник военной академии, член старшего офицерского состава (Виктор знал его от майора до полковника второго ранга), командир дивизиона Борислав Золот. Своего дядю Виктор запомнил хорошо. Он был на десять лет старше Игоря, говорил с рувнийским акцентом, периодически коверкая слова на свой лад; крупный, высокий, почти полностью лысый, с гигантскими усами и постоянно строгими глазами. Однако человеком он был добрым, но с некоторыми странностями. Словом, не всегда было понятно, шутит он или нет. Но если видел, что напугал собой человека, тут же широко улыбался и окатывал волной душевного тепла. Женат был трижды, от первых двух имел несколько детей, с которыми, однако, не общался, в том числе по причине языкового барьера (первая жена была с юга, из Кипии, где и воспитывала детей Борислава, а вторая сбежала от него еще беременной, в Илитию). Последняя же жена его, Роза, детей иметь не могла (что и не заботило Борислава).
Родители Игоря и Борислава скончались в Рувне в 491 году; отец осенью, мать зимой. О них Виктор практически ничего не знал, и даже портретов их не видел. Возможно, Золоты специально умалчивали о своем происхождении.