Они поняли и кивнули, посмотрев на генерала и на ефрейтора Антона.
Генерал продолжил:
ИтакЯ бы хотел вас, господа, спросить вот о чём.
Этот прапорщик, который, как мне сказали коллеги, служит уже 15 лет и знает службу; «вайфа», который редко бывал на учениях и медленно получал повышение, взял и на «ровном месте» совершил преступление. И не просто преступление, а ещё и на службе, на рабочем месте
Могло ли такое случиться на «ровном месте», как я только что сказал? Нет, не могло.
Что это значит? А то, что была подоплёка.
Я не знаю насчет психики этого человека, медики этим займутся, но сам факт говорит о том, что в войсках не всё в порядке. Потому-что прапорщик со стажем, знающий армию и её порядки, взял и сошел с ума на «ровном месте», которое на самом деле не «ровное». Это значит, что, либо у него были личные проблемы, либо были и остаются общие проблемы, которые привели к такой точке кипения
Генерал сделал паузу и окинул взглядом бойцов, затем продолжил:
Я хочу спросить вас, бойцы -кто из вас лично знаком с Гринёвым?
Арно колебался, но всё же решился и сказал, сделав шаг вперед:
Я.
Все оглянулись на Арно.
Его в зале знали всего несколько человек, несколько бойцов и два офицера, так как бойцов призвали из разных частей.
Генерал спросил:
Имя?
Арно.
Ты немец? Швед?
Русский немец; мои предки мигрировали сначала в Россию, а потом в Хартс, у меня также русские корни.
Угу
Генерал стал думать, молчал, за ним молчали все. Наконец, он заговорил:
Что ж Ты знал этого человека, расскажи нам о нём. Может быть, ты знаешь, что он оказался нездоровым психически
Арно вздохнул и начал:
Адриан не был больным, сколько я его помню. Мы общались с ним как-то; он был на моей свадьбе, потом пришел к нам в гости, увидел моего новорождённого сына. Я помню его неплохим человеком, но он был словно не в себе. Я имею в виду, что он был часто каким-то серьёзным, он углублялся в себя. Он мало с кем общался, он жил с «умной супругой», а с человеческой супругой разошёлся; у него умерли родители, и он, видимо, страдал одиночеством или словно был постоянно недоволен собой, жизнью. У него, наверное, были противоречия какие-то, он не был похож на счастливого человека
Всё, всё, я понял, достаточно. перебил Арно генерал.
Офицеры переглянулись друг с другом, генерал продолжил говорить:
Господа, этот человек был неудачником, как мы сейчас услышали со слов его знакомого, если не друга. Его жизнь не удалась, и он в полной мере выплеснул всё недовольство, всю злобу совершил преступление и теперь его ждёт трибунал. Он сделал себе ещё хуже своим поступком.
А теперь я хочу обратиться к вам, господа подошёл генерал к сути встречи.
Такой случай вскрыл проблемы либо самого Адриана, либо наши общие проблемы: проблемы армии, гвардии или, более того, нашего небольшого государства, самого нашего общества. Чтобы не быть многословным, я спрашиваю вас прямо:
У кого из вас есть претензии к нам, к командованию?
У кого из вас есть претензии друг к другу?
У кого из вас есть претензии к государству, к партии, к президенту, к обществу?
У кого из вас есть претензии к жизни?
Я слушаю.
После генеральской тирады, когда он сказал: «Я вас слушаю», воцарилось молчание.
Многим, если не всем бойцам было что сказать, ведь жизнь не идеальна и повод роптать найдется всегда. Бойцы думали, говорить или нет про свои замечания, предложения, просьбы. Одни не решались сказать и ждали, когда найдется один смельчак, который скажет первым, и уже после него будут «ни первые, ни последние». Другим было просто интересно узнать, что скажут другие бойцы. Третьих, в принципе, всё устраивало, но они не слишком доверяли командирам.
И те, и другие, и третьи не решились жаловаться на службу, не верили в то, что от этого есть смысл. Они предположили, что к тем, кто рискнёт указывать недостатки и высказывать замечания, будет особое внимание на службе. Они предположили, что их заклеймят «стукачами» и перестанут уважать. Бойцы не слишком доверяли командирам и поэтому они ответили так:
Военная служба предполагает трудности, испытания. Если солдат будет жаловаться на службу, на товарищей, на командиров, то он выбрал не ту профессию и в армии ему не место. Поэтому у меня нет жалоб. -произнёс один боец.
Наверное, это так, я с ним согласен. поддержал его другой.
Несколько солдат сказали своё, остальные молчали, а офицеры молчаливо слушали.
Один полковник сказал:
Если вы хотите, можете в своих частях попросить книги отзывов и написать свои жалобы и предложения.
Хорошо, мы вас поняли. ответил один боец.
После следующих слов о военном трибунале, суде, вариантах наказания и реакции общественности на случай в армии командиры предупредили о будущих регулярных смотрах, проверках и разговорах. Бойцы также молчаливо слушали и ждали, когда они уже закончат и отпустят их. Когда наконец отпустили, Антон, который вырубил Адриана, подошёл к Арно:
Друг, когда получится, я хочу с тобой поговорить.
Хорошо. ответил Арно.
Вплоть до трибунала Адриана держали под надзором в части на гауптвахте.
Несколько человек на следующий день после убийства пришли в его дом. Они знали, что он жил с «умной женой», и их это не смутило, когда они пришли и позвонили в домофон. Майя открыла незнакомцам, на что они представились, рассказали о случившемся и попросили провести в доме обыск; с Майей они говорили как с живым человеком, она их не смущала, также как они её.
В доме не нашли никакого компромата на Адриана. Когда они уходили, то спокойно и невозмутимо предложили Майе навестить Адриана и, более того, дать свои показания на будущем суде как «супруги», на что она также невозмутимо согласилась. Они оставили ей номер части и коменданта, а самого коменданта, когда вернулись в часть, уведомили о «возможном посещении арестованного его супругой андроидом». От самой Майи эксперты узнали о дружбе Адриана с публицистом Александером Неверсоном, как он ходил к нему в гости и как они общались.
Буквально на следующий день, уже когда в новостной ленте Сети появилась публикация о случае на крейсере «Цезарь», Александер успел прочитать эту короткую статью. Имя прапорщика-преступника в статье не указывалось из соображений корректности, но Александер задумался. Когда к нему пришли эксперты и прояснили, что к чему, то он оказался прав в своих предположениях. Его это неприятно удивило, и он думал над предложением прийти на суд как ценный свидетель, то есть как знакомый подсудимого, с которым он познакомился буквально несколько месяцев назад. Колеблясь и нервничая, он всё же дал согласие и сказал, что придёт на суд.
Когда эксперты указали Александеру на его сравнительную известность в Хартсе и что его присутствие на суде и, более того, дружба с подсудимым могут дискредитировать его репутацию и сделать объектом критики и «хайпа» или даже «хейтинга», и что он может остаться анонимным, он сказал им:
Господа, вы меня этим не напугаете. Я за свои годы работы в общественной деятельности уже получил ценный опыт. Я понял, что грош мне цена, если я буду поддаваться на критику, на комментарии разных там хейтеров и провокаторов, хотя бы потому, что я сам такой же провокатор. Моя деятельность как-бы подразумевает смелость и готовность к разным, вы знаете, коллизиям и спорам. Я бы хотел оказаться на суде и взглянуть на этого бедного человека, может быть, как-то попытаться помочь ему. Тем более, что я сам по образованию юрист, но это к слову. Думаю, что я пойду
Когда эксперты ушли, то из квартиры вышла супруга Александера.
Неужели это был он? Твой этот русский сделал это говорила ему супруга.
Для начала он не мой, а я -не его. Да, я сам в шоке. Когда я с ним общался и переписывался, ты знаешь, я видел: «Действительно, жалкий человек, ему можно сочувствовать». Но я сам никогда и подумать не мог, что он до такого отчаяния дойдет.
Я не знаю, в чём причина: служба его довела или неудачная личная жизнь, но я, в принципе, не удивлюсь ни тому, ни другому. Теперь этот человек, Адриан, стал совсем отбросом общества и полностью угробил себя, и мне его по-человечески жаль. Я знаю, что будет в Сети, пока идёт следствие, а тем более в день суда и после вынесения приговора. Возможно, его сочтут больным и таким образом смягчат приговор, но не уверен, что ему станет легче. В лучшем случае в больнице запрут под надзором и наблюдением
Ты будешь что-то писать о нём, об этом случае? спросила его супруга, имея в виду новую публикацию.
Не знаю. Я не знаком со всеми подробностями дела, а будет интересно узнать их. Но, мне кажется, что нет, не буду. Болтать о драме неудавшейся жизни неприлично, даже для меня
Ты хочешь пойти суд? В самом деле?
Да, в самом деле, мне предложили -я согласился. Я постараюсь быть там осторожным
Ты, кстати, мог быть юристом
Мог, но не стал. Не уверен, что смогу там умничать, блеснуть знаниями, я уже многое забыл, хотя и хвастался, что знаю.
Насчет юриспруденции я также, наверное, скептик, хоть и потомственный американец. Это древняя наука, но когда, например, суды бывают поддельными, несправедливыми и тому подобное, то, мне кажется, разными всякими кодексами, статьями и правилами подтереться можно. Дело ведь будет зависеть от мастерства, убедительности той или иной стороны, защиты или обвинения, и, следственно, когда, представим такой бредовый случай, защитник окажется бездарным, то обвиняемого осудят независимо от его действительной вины или невиновности. Не говоря уже о двойных стандартах в обществе, в суде в частности.
Согласись, что когда напакостит какая-нибудь большая шишка, то ему либо спустят с рук, либо дадут условный срок. Зато, когда какой-нибудь молокосос или просто обыватель напакостит, в той или иной степени, то к нему снисхождения не будет- молодой хулиган украдет шоколадку в магазине, и ему сделают выговор, а крупная шишка может воровать деньги и пользоваться безнаказанностью, а ему лишь бы что
Ты как обычно тирады. Тебе трибуны ещё недостаёт
Ты знаешь, тем лучше, что без трибуны
Они закончили и опять разошлись по разным углам. Александер включил свой сенсор и стал «чилить», а супруга стала по компьютеру переписываться с дочерью и рассказывать про их случай в Хартсе.
Александер в этот момент думал про его общение с Адрианом. Он не был к нему равнодушен, но мысленно представил, что в худшем случае, то есть если Адриана посадят в тюрьму на несколько лет, то он сам забудет про него в скором времени. Александер был честен с собой и предположил в себе безразличие к чужому несчастью, он сам себе не казался и не строил из себя благородного альтруиста, не считал себя праведником, он способен критиковать себя, не говоря уже о других. Но он не мог предположить, что на суде у него возникнет такое чувство, про которое он знал, но которого давно не ощущал. Он думал, что не способен на это, он мог назвать себя «эгоистом», «циником» или «бессовестным», но он не думал, что он почувствует реальный стыд и чувство вины, тем более за другого человека, за Адриана.
Трибунал состоялся спустя месяц после акта убийства.
Адриана за этот месяц посетила два раза Майя и один раз Александер. Арно, который постоянно находился в непосредственной близости от него, то есть на службе, тем не менее не имел к нему доступ. Он как ценный человек на трибунале, знакомый и сослуживец подсудимого, он думал, имел право посетить и утешить человека, с которым был знаком уже несколько лет; которого пригласил на собственную свадьбу и который был у него в гостях и видел его сына. Однако по непонятным причинам начальство отказало Арно в визитах, обьясняя это «некорректностью его, Арно, положения», имея в виду то, что он сослуживец Адриана и что это «неправильно с точки зрения его, Арно, положения и службы». Арно не решился спорить с начальством, он вообще был скромным, но его это возмутило. Он не смог получить хотя бы внятного аргумента в пользу запрета визитов, но спорить и настаивать на этом не хотел.
На самом трибунале присутствовало много военных, гражданских было поменьше собственно потому, что это был трибунал, а не гражданский суд. Главными персонажами, кроме самого подсудимого, судьи, адвоката, прокурора и некоторых клерков, были Майя (её всё таки пригласили на суд), Арно, Александер, ефрейтор Антон и офицер, который не смог остановить Адриана, а также некоторые родственники подсудимого. Сам Адриан, связанный магнитными наручниками, стоял в своей «камере» справа от всего зала.
Когда в зал зашёл судья, все по традиции встали. Адриан стоял и до этого, но если бы и сидел, то встал бы нехотя -он не имел почтения ни к кому из тех людей, которых видел. Своих «друзей» Арно и Александера, а также Майю он хотел видеть «виноватыми» перед ним, что они ему «должны и обязаны» -должны иметь «чувство вины» перед ним и должны ему помочь. Он, подсудимый и обвиняемый, чувствовал перед всем залом собственное превосходство, а не унижение и вину, и в первую очередь перед своими знакомыми. Он ждал не дождался того момента, когда все прения, официозные высказывания прокурора и адвоката, слова двух свидетелей, офицеров, экспертов и его собственных «друзей» закончатся и судья даст ему, подсудимому, слово, чтобы Адриан смог «от души» высказать всё, что у него на душе накопилось.
Он ждал, ждал и слушал, как его обвинял прокурор, защищал адвокат, как давали показания, как говорили родственники, знакомые, «жена», а также ефрейтор Антон и майор-очевидец. Говорили офицеры, бойцы; говорили про службу, про самого Адриана. Говорили, что все знакомые с ним бойцы знают его «серьёзным», «отягчённым никому не известными думами и далеко не поверхностным и легкомысленным человеком». Говорили, что сам он недавно что-то сказал, ещё до случая на крейсере, про «дрянной сон»; пропевал другим бойцам «больной», придуманный им стишок:
Попадает в лагерь жид;
Пленник жид, начальник фриц.
Жид кричит: Я буду жив!
Фрица надо в Аушвиц!
Александер, в свою очередь, сказал про «кризис подсудимого», что он «во всем разочаровался» и «не смог найти себя на службе», что он «славный малый, вовсе не больной, но «жертва социального дарвинизма».
Арно сказал, «что, возможно, Адриан ему завидовал, в связи с чем он чувствует некоторое неудобство и даже словно чувство вины перед ним». Адриан, слушая это с poker-faced, тем не менее, был доволен Арно, который оправдал его ожидания и дал ему чувство морального превосходства над ним.
Когда спросили Майю, ей дали слово в конце, а не в начале, то она металлическим равнодушным голосом сказала:
Люди могут осудить этого человека, но я сомневаюсь, что он способен на рецидив, поэтому я не уверена в том, что есть смысл портить ему жизнь. Психологические консультации или исповедь у священника, мне кажется, были бы эффективнее, чем временная изоляция, после которой ему может стать ещё хуже. Нет гарантий, что Адриан исправится после своего срока. Наказывать человека цифровое мышление, так действуют роботы. Люди должны мыслить аналогово
После всех продолжительных прений судья наконец обратился к подсудимому.
Подсудимый, ваше слово.
Адриан поднял голову, встал и стал расхаживаться по своей камере, презрительно оглядывая весь суд, и молчал.
Подсудимый, вы будете отвечать? Вам есть, что сказать?
Да выразительно сказал Адриан.
Мы вас слушаем
Адриан начал свою тираду:
Вы знаете, ваша честь, несмотря на свой стаж в работе, я до сих пор не привык к тому, что называется цинизмом. Простые солдаты внизу всей этой пищевой цепочки под названием «должности» или «звания», но это ладно, так всегда было