них, световые рельсы для общественного и личного транспорта всё это похоже на Токио или Нью-Йорк, только Хартс был не такого размаха, как те столицы.
Придя домой, поздоровавшись с Майей и сев в кровать перед сном, Адриан вспоминал их разговор он вспомнил, как сказал Арно на прошлогодних учениях в конце лета примерно то же самое, что сказал ему сегодня Александер:
«Не становись таким, как я» подумал Адриан.
Он вспомнил, как сказал публицисту то же, что сказал Арно в тот же день и в тот же момент про свою неудачную личную жизнь, что живёт с «умной супругой» и без друзей.
«У них удалось». подумал он.
Несмотря на то, что он тогда сказал Арно, что «завидовал» ему, он не перестал об этом думать, он не «завидовал», а «завидует», всё ещё сравнивает себя с другими
Наконец, их сын родился.
Медик отметил его крупный вес выше среднего веса малышей, сделал прогноз, что малыш вырастет таким же здоровым и красивым, как его отец.
Через неделю родители отнесли Марко в центр диагностики. Это не совсем медицинский центр это и центр, и детский сад с дополнительными кружками для детей, с детскими психологами, воспитателями, терапевтами, психиатрами, учителями. Некоторые из них «умные», то есть андроиды с искусственным интеллектом.
Антропоморфные параметры у малыша хорошие, многообещающие; возможно, что он вырастет экстравертом, общительным, или даже хулиганом и бунтарём.
В центр родители могли по желанию отдавать детей как в ясли, в детский сад; некоторые родители отдавали малышей, которым и пяти лет не было, а грудное молоко в центрах заменили на молочные смеси, и детей воспитывали чужие люди и роботы. Марко собирались отдать, когда ему станет 3 года, а пока только держать у себя и относить его по центрам раз в полгода для его терапии.
Семью в то время планировали, как и свою жизнь. Те, кто не планировали и принимали обстоятельства независимо от своих личных предпочтений, казались патриархальными былинными людьми, но их не считали мракобесами. Просто люди хотят максимальной свободы выбора и ничего плохого в этом нет. Другое дело, что многие тренды и привычки современности люди в то же время не совсем выбирали, просто они привыкли к тому, как повелось в семье и в обществе, независимо от того, нормально это или нет.
Некоторые консерваторы давно начали говорить о разрушении традиционной семьи, но многие считали их мракобесами и моралистами. Но консерваторы говорили об этом не потому, что это некультурно, безнравственно, аморально, а потому-что это неправильно, непродуктивно, деструктивно, непрактично, вредно. Но их всё равно мало кто слушал.
Соня хотела выбрать костюмчики для малыша, а муж хотел купить ему машинки и солдатиков. Соня пошла в магазин и выбирала вещи мальчику, оставив Марко под присмотром их робота-помощника, которого им подарили на свадьбу.
Ей все понравилось, глаза разбегались, долго выбирала, но она, ставши серьёзной, обратила внимание на игрушки и одежду, которые там были: рогатые монстры, орки и тролли, полуголые куклы; одежда с картинками персонажей из мультиков, у которых на головах были рогатые красные ободки. В магазине Соня обратила внимание на девушку и мальчика лет 10, её сына. Сама девушка своим видом напоминала ей одну куклу, то есть короткая юбка и гетры. Соня сама одевалась как порядочная европейка, то есть носила обтягивающие штаны или короткую юбку, а не хиджаб, и в платках никогда не была, как женщины в храмах. Но она стала матерью и в связи с этим немного пересмотрела себя, она почувствовала испанский стыд за эту девушку с мальчиком и не хотела бы, чтобы её сын видел её в такой одежде. Поворот к консерватизму для неё произошел в первую очередь после свадьбы, а уже потом после театра, кино и неприятного сна.
Она купила пару игрушек, пару симпатичных костюмов, она их выбирала так, чтобы они, не дай Бог, «не испортили» её мальчика, не были со злыми и уродливыми картинками, и вышла с магазина.
Она не успела дойти до электрокара, как встретила своего знакомого, которого последний раз видела на свадьбе с Арно.
Ничего себя, рада тебя видеть!
Ты всё это вашему мальчику купила? А где он, кстати?
Дома, под присмотром робота-няни. Да, как видишь, это ему. А ты сам почему ты не на работе?
Я на работе, я в форме, то же самое, как видишь. Просто надо сбегать в министерство, туда меня начальство направило по одному поручению. Надо договориться с бюрократами, чтобы несколько повысили расходы на армию, а то уже несколько месяцев, говорят у нас те, кто в теме, работы на предприятиях стало меньше, некоторых инженеров уволили, а некоторые сами ушли по каким-то причинам. Это вообще не моё дело, тем более я пехотинец, а не инженер, но приказ есть приказ. Я там буду с ребятами, не один, буду говорить не я, а наш офицер, буду просто как свита.
С прошлого года мы не виделись. Заходи в гости, всегда будем рады.
Спасибо. Но я сейчас тороплюсь, поэтому мне пора. Прощай
Адриан торопился в министерство, он сказал правду. Только он не сказал, что ещё вместе с ним будет Арно, постеснялся ей сказать про мужа.
Когда он добрался до места встречи, все до него уже собрались, Арно был там, а Адриана отчитал офицер за то, что он пришёл позже остальных.
Когда вошли в здание, их встретил клерк из ресепшена и подтвердил по истории видеоконференций, что военные действительно договорились прийти к этому дню и провести встречу с депутатами. Клерк провёл всех десятерых солдат, среди которых были Адриан и Арно, и двух офицеров на второй этаж, где их ждали те депутаты.
Все пожали друг другу руки, потом офицеры попросили депутатов уделить им минуту для инструктажа бойцов, который можно было провести ещё на улице до того, как войти в здание, но офицеры выбрали такое нерациональное поведение.
Все двенадцать отошли в сторону и один офицер начал:
Короче говоря, наши переговоры вас не касаются, это для взрослых дяденек; переговоры ведутся нами двумя
И офицер указал на своего коллегу.
и теми господами. Ваша задача была нас сопроводить, и мы вас об этом предупреждали. Можете быть свободны; возвращайтесь в часть, переодевайтесь и забирайте вещи, на сегодня ваша смена окончена. Прощайте.
Все отдали честь, то есть приложили руки к вискам, и десять бойцов спустились вниз по лестнице, а офицеры и депутаты зашли в ближайший кабинет.
На улице Адриан подошел к Арно, которого догнал и тот не успел уйти, и начал рассказывать ему, как встретил его супругу ранее.
Она уже с вещами была, да?
Да, с покупками. Предложила в гости к вам сходить, да я всё не решался и не думал об этом. путался в словах Адриан.
Можешь сегодня зайти, увидишь нашего шкета.
Как вы его назвали?
Марко.
Хорошо, может, приду сегодня, если настроение будет, а то хандра бывает.
Так зайди, чтобы не было хандры.
Хорошо, хорошо
Они шли вместе и общались, а до части добрались на общественном транспорте.
К вечеру Адриан всё же решился сходить в гости к Весгартам.
Его зависть к ним смягчилась, когда он увидел малыша; он понял, что нельзя этому завидовать, и успокоился. Но он вспоминал свой последний сон, он стал думать о расторжении контракта и поиске подработки, и успокоиться совсем не получалось.
Он был рад знакомству с обрусевшим американцем, который сам предложил ему дружбу и смог вселить ему надежду на нормальное общение и выход из затворничества.
Выходной день сотрудники гвардии могли провести в своих домах и прочих местах, если только их не мобилизуют по надобности. Адриан в этот день обычно шёл тренироваться на одну площадку недалеко от дома, а всё свободное время мог маяться и прокрастинировать. Он искал себе деятельность и не находил; хотел заняться чем-то полезным в Сети, но отвлекался на ленту, рассылку и новости, после изучения которых забывал, что он хотел найти и изучить сначала.
К Майе он привык, с ней было не интересно; она могла делать что-то по дому, но не развлекать и занимать. Идти ему было почти не к кому: с дальними родственниками он не был знаком, а с близкими он только иногда переписывался, было формальное общение, точнее, напоминание о своём существовании.
Он думал зайти к Александеру, но тоже колебался, потому что думал, что «если я не поддерживаю связи со своими знакомыми, то зачем я нужен аристократу, с которым познакомился несколько месяцев назад и который и без меня сможет прожить».
Он, с одной стороны, не был поверхностным и бестолковым, наоборот, он мог быть даже способным, но, с другой стороны, он ещё не стал морально зрелым, хотя в это время и взрослые выросшие люди далеко не всегда становятся морально зрелыми. Люди созревают всю жизнь, прогресс позволяет продлевать своё созревание и взросление, а также даёт возможность на самоопределение, чего в далёком прошлом было меньше.
Он начал думать и решил в этот день не тренироваться, а пойти к публицисту. Он думал над тем, зачем к нему идти, и придумал себе повод, а точнее тему и вопросы для обсуждения с ним, чтобы посещение выглядело «по делу». Просто прийти в гости он не решился бы.
Написав Александеру сообщение, он получил ответ с согласием и стал ждать, когда надо будет выйти, чтобы прийти к назначенному времени.
Последний визит к публицисту длился больше обычного.
Адриан не решался рассказать ему о своём сне, бывшем ещё в прошлом году и который он всё еще помнил. Он хотел общаться с Александером на серьёзные темы, несмотря на совет Александера не думать ни о чём серьёзном. Ему было интересно послушать специалиста, хотя Александер ни разу не был специалистом, у него нет исторического или философского образования, он просто является любознательным эрудитом с широким кругозором.
Вы говорили, что служили в молодости два года.
Да.
Почему только два? Вы просто хотели заработать?
Именно. Я также хотел испытать себя. Испытал и понял, что в данном месте мне нечего делать, pardon.
Pardon?
Потому-что я сейчас общаюсь с человеком из данной структуры. говорил Александер, перебирая свои документы.
Можно поинтересоваться, что вам не понравилось?
Александер обернулся и странным взглядом посмотрел на Адриана, сказав:
Вы знаете, я сейчас в несколько неудобном положении, я вынужден делиться своей личной жизнью и, кроме того, я достаточно смутно помню тот период, который был около тридцати лет назад. Я могу поделиться воспоминаниями, но вы, думаю, ничего нового для себя не услышите. Вы знаете это получше меня
Если вы не хотите, я не настаиваю
Вот и славно
Александер начал нажимать на сенсор, надетый на левую руку, и присел. Между ними возникло неловкое молчание, которое прервал Александер:
Знаете, друг мой, эти темы довольно щекотливые, особенно для нас с вами, но я готов откровенничать и поделюсь своим мнением говорил Александер, переводя взгляд.
Если б оно того стоило, я бы, может, и дольше служил. Сейчас я домосед, у которого от своего затворничества стало хуже зрение, но в молодости я был сравнительно активным и мне не сиделось на месте, поэтому я был в армии.
Всё бы ничего, скучно там не было, но я понимал всей этой муштры, дурацких построений, ведь, согласитесь, в реальной перестрелке строевой шаг целой толпы полезен, э-э, разве что вражеской артиллерии, которая может одним ударом положить всю марширующую компанию. Я не понимал всей этой военной лирики, война ведь дело довольно нелицеприятное, и романтизировать её могут разве что люди, которые не имели с этой «тварью» дело
У нас говорят, что, если бы не армия, нас бы уже давно сожрали перебил его Адриан.
Если бы Хартс возбудил чей то «аппетит», то, думаю, нас бы в любом случае раздавили. Вам, должно быть, вернее знать, но сейчас война ведётся не столько оружием и муштрой, сколько коварством и хитростью. Без вооруженных сил не обойдётся ни одно нормальное государство, но в наше время эффективнее вести так называемую «тихую войну» с использованием слабых мест оппонента типа ресурсов, экономики, вообще, всё что угодно, не говоря уже о спецслужбах
А какого вы мнения о нашей службе безопасности?
Александер подумал и ответил:
Я не знаю эту «кухню», но предполагаю, что от любых спецслужб она отличается только названием.
В одной вашей публикации вы писали, что «церковь оскудела, а инквизиция осталась». Я, может, не к месту это сказал, но, просто из интереса, о чём это вы?
Александер, подумав про себя «как журналюга», ответил:
О том, что всё, что у нас ассоциируется с этим древним словом «инквизиция», осталось и сейчас. Религию, в общем то, несправедливо обвиняют в этом набившем оскомину старом слове, потому-что современность от Средневековья недалеко упало. Несправедливо обвинять религию в невежестве или жестокости людей, которые жили «до Всемирного потопа», образно выражаясь. Всё это было и есть после Средневековья.
Ну, да
Да, да. Времена Джордано Бруно или Анны Франк, в принципе, никуда не делись. Сейчас работают старые принципы. Законы, права и обязанности кончаются там, где начинается реальная власть и влияние. Это право сильного, принцип пищевых цепочек.
Работа сделала меня реалистом, но вы меня сделаете пессимистом.
Вы знаете, я вообще удивлён, как вы с вашей работой можете со мной так спокойно общаться, и откуда у вас находится время на такой досуг. Вы часом не агент? А то, может, вы входите ко мне в доверие и добываете информацию? спросил с иронией Александер.
Нет, точно нет. улыбнулся Адриан.
Я не знаю, врёте вы или нет, но я, поверьте, не обладаю никакой полезной информацией для вашего начальства, а за вольнодумство вы уж извините
Я от себя пришёл и разговариваю, меня никто не подсылал.
Точно? сказал Александер, смотря на него исподлобья.
Точно.
Ну, надеюсь
Он встал и стал расхаживаться со своей сигаретой.
Недоверяете вы мне сказал Адриан.
Жизнь такая, что, как написано, «всяк человек ложь». Вы с вашей службой должны знать это лучше других. Мы как люди живём в условиях той же борьбы за существование, что и в дикой природе
Александер оставил сигарету в зубах и взял руками две картины, стоявшие задней стороной к студии. Он положил их на стол и перевернул.
На первой картинке были изображены несколько пищевых цепочек, но у животных были человеческие головы. На вершинах цепочек были римский император, папа римский, неопределённый дворянин, усатый брюнет и человек с галстуком, внизу пищевых цепочек были раб, еретик, крестьянин, еврей и плешивый обыватель, а между ними промежуточные звенья, например, легионер, рыцарь или человек в фуражке.
На другой, более сложной и насыщенной картине, были изображены межчеловеческие отношения, похожие скорее на жизнь в дикой природе. Адриан смотрел на картины и понял их посыл.
Наиболее точное описание межчеловеческих отношений, что называется вместо тысячи слов. -сказал Александер.
И где здесь мы? спросил Адриан.
Оптимальное положение -где-то посередине сказал Александер, показывая на первую картину. -Думаю, мы здесь.
Я это тот рыцарь?
Наверное, да, и ничего плохого тут нет, лишь бы мы не принимали участие в этих пищевых цепочках
Под нами беднота.
Да, но главное не жрать и не паразитировать на таких вот.
Согласен, но такие, как мы, во многом себе отказываем на нашей работе, например, в комфорте и спокойствии, или, когда на учениях или командировках бойцы и солдаты стараются, а начальники их постоянно воспитывают кнутом, жёсткостью, и ради вот таких вот
Адриан показал на первую картину с обывателем в конце пищевой цепочки.
Не хотел вас задеть этим. Мне самому неприятно, что риску подвергаются лучшие люди, а разные ничтожества сидят себе спокойно. Здесь посыл, что обыватели в этих отношениях могут быть подвержены наибольшему доминированию со стороны показал на то же место Александер. -