Ее лицо было абсолютно спокойно создание окружающей ее магии не составляло ей никакого труда и, напротив, казалось совершенно естественным, будничным для нее процессом. Ее не волновало то, какой эффект она производит на окружающих, это было просто формой ее существования, ее правдой, она не могла по-другому.
Я стояла перед ней, ошеломленная, растерянная. У этой музыки каким-то образом оказались ключи к самым дальним закоулкам моей души, ключи, которые я сама давно потеряла и уже отчаялась их найти
Мелодия постепенно сходила на нет. Девушка завершила свои магические превращения, подняла на меня голову и улыбнулась у нее были прозрачные светло-голубые глаза.
Я подумала, что, возможно, была весьма бесцеремонна в своем нескрываемом интересе и к ее инструменту, и к ней самой, но, судя по приветливой улыбке, девушку это нисколько не смутило. Я осмелела и решилась вступить с ней в диалог:
Im sorry, your music is something I cant explain It is just like2
Каждый раз, когда я переживала сильные эмоции, мой словарный запас английского неукоснительно стремился к нулю, хотя в обычном состоянии я изъяснялась на нем абсолютно свободно.
My name is Anastasiya, I am from Russia, к моей великой радости, голубоглазое ангелоподобное создание оказалось русскоговорящим. Я звучно выдохнула.
Меня зовут Рада, тут я поняла, что проблема не в языке, а в том, что мои ощущения в этот момент совершенно не конвертируются в слова, Настя, этот инструмент и твоя музыка они как будто нездешние И, знаешь, прозвучит странно, но, кажется, меня к тебе привел белый кролик, как Алису у Льюиса Кэрролла, в детстве это была моя любимая сказка, и, задувая свечки в свой день рождения, я всегда загадывала попасть в кроличью нору. А сегодня он привел меня к тебе, понимаешь, это не может быть просто так.
Это прозвучало действительно странно, и я тут же пожалела, что поделилась такой неоднозначно трактуемой информацией с человеком, которого видела в первый раз.
На удивление на лице моей новой знакомой не отобразилось ни капли замешательства или недоверия. Напротив, мое сбивчивое высказывание вызвало в ней живой интерес.
Ну, конечно, не просто так! Если бы мир был полон случайностей, какой в нем был бы смысл.
Меня поразила степень мгновенного принятия и понимания моего хода мыслей. Возникло чувство, что мы были на середине долгого увлекательного разговора и знали друг друга очень давно, но этот кинофильм стоял на паузе все двадцать четыре года моей жизни, и только сейчас хватило трафика догрузить картинку до конца, чтобы она пришла в движение. Также меня не покидало ощущение того, что Настя играет в этом фильме далеко не последнюю роль.
Что это за инструмент? спросила я.
Это ханг. Инструмент для интуитивной игры, импровизации. Делается вручную из куска стали, швейцарцы придумали, а мы у них взяли технологию и развиваем. Вот этот инструмент сделали наши мастера, один из последних, очень долго добивались такого звучания. Нравится?
Потерявшись в выборе подходящего ответа, я развела руками он не мог не нравиться.
Мое внимание привлек серебряный кулон, висевший у Насти на шее. Он представлял из себя треугольник, вписанный в две окружности. Внутри треугольника были еще какие-то символы, в том числе знак бесконечности и круглый камень посередине, на свету обнаруживающий в себе темно-синие и зеленоватые светящиеся прожилки. Во время разговора Настя машинально крутила его между пальцев и водила туда-сюда по цепочке, на которой он висел. Такой же знак был выгравирован на ханге и вышит серебряной нитью на круглом черном чехле, лежащем рядом.
Ты сказала «мы». А кто это «мы»?
Я часть большого проекта под названием Анимара. У нас есть школа, где мы учим людей играть на хангах, учим музыке, импровизации, самовыражению с помощью этого инструмента. Я один из преподавателей. А вообще нас много и у каждого свои задачи в проекте. Я привыкла говорить «мы», потому что неразрывно связана со всеми людьми из проекта, они часть меня Иногда мне кажется, что у нас на всех одна большая душа, которой было бы тесно в одном теле, вот она и разделилась, а потом развлекается тем, что ищет кусочки себя по всему миру и выстраивает с ними какие-то взаимоотношения, учится у самой себя, растет, развивается. Забавно, правда? Кто знает, может, и ты такая же потерявшаяся частичка этой души.
Я не знала, была ли я вновь обретенной пропажей этой большой души, о которой говорила Настя, или нет, но в тот момент мне до боли захотелось ею стать. Мне тоже хотелось причислять себя к необъятному «мы», искать и находить в других частичку себя через эту неземную музыку и, в конце концов, найтись самой. Да, мне уже давно хотелось найтись.
Можно я попробую извлечь звук? с надеждой спросила я.
Настя охотно уступила мне стульчик, на котором сидела, и положила инструмент мне на колени. Он оказался довольно тяжелым, по ощущениям килограмм шесть или семь. Я ударила рукой по одной из плоскостей, но, к моему огромному разочарованию, вместо чарующей вибрации последовал лишь короткий невнятный звук. Я попробовала еще раз инструмент выдавал неизменно глухой звук и, наверное, втайне желал вернуться к своей хозяйке, которая обращалась с ним куда более умело. Я приподнялась со стула и, пробормотав что-то извинительное, протянула инструмент Насте.
Однако та, не оставив мне времени на возражения, усадила меня обратно и своими воздушными миниатюрными ручками показала, как надо.
Больше всего в тот момент я боялась, что у меня не получится. Мне с детства говорили, что музыкальными способностями я не блещу и не стоит тратить на это усилия родителей. Сколько себя помню, я всегда восхищалась миром музыки, но для меня это здание, казалось, было без дверей, и я не знала, как в него войти. Сидя на маленьком складном стульчике с хангом на коленях, я на секунду подумала, что наконец-то нашла дверь. Теперь моим страхом было то, что у меня не хватит сил ее открыть.
Настя ободряюще кивнула и еще раз показала в воздухе легкое волнообразное движение, обещавшее в качестве результата волшебное звучание.
Я примерилась и ударила в центральную ноту раздался низкий вибрирующий звук, который открыл заветную дверь. Теперь я поверила. Я тоже была потерянным кусочком большого «мы», который вдруг увидел пустоту на картинке пазла в форме себя самого. Что было на картинке? А был август, Прага, белый кролик на балконе и летящие мыльные пузыри.
Станция «Сокольники», безучастно объявил женский голос по громкоговорителю эпохи моей бабушки. Поезд звучно остановился, и я вышла в холл метро, облицованный серым мрамором. Меня всецело охватывало предвкушение чего-то значимого, казалось, я вот-вот взорвусь от переполнявших меня чувств, как шар, до предела накаченный гелием. На случайные взгляды прохожих я невольно отвечала улыбкой кто-то улыбался в ответ, а кто-то удивленно приподнимал брови.
Толпа людей вынесла меня из подземелья московского метро на освещенный закатными осенними лучами широкий бульвар, ведущий к главному входу в парк. Был вечер пятницы, и люди в ожидании всех радостей грядущих выходных уже замедлились до человеческой скорости передвижения и постепенно приобретали беззаботно-мечтательное выражение лица.
Парк «Сокольники» представлял из себя самый обычный источник радости для детей, способ вытрясти деньги из кошельков их родителей и неизменное место встреч влюбленных парочек. В общем и целом замечательное место для проведения досуга в городе, особенно в хорошую погоду.
Под ногами вкусно хрустели первые опавшие листья, хотя кроны деревьев были еще зеленые и упорно не хотели признавать приход осени. Я знала этот парк очень хорошо, особенно центральную его часть, и он вызывал во мне сладкую ностальгическую грусть. Здесь проходили все мои детские праздники и семейные «выходы в свет», когда отец, наконец, находил время побыть со мной, позволял делать все, что мне вздумается, и покупал все, на что я указывала пальцем. Ну, или почти все. Это ощущение упоительной беззаботности и дистиллированного счастья так и осталось где-то среди деревьев этого парка. И даже теперь это чувство иногда напоминало о себе, когда я приходила сюда, уже будучи человеком, который сам в состоянии себе купить все, на что хочется показывать пальцем. Ну, или почти все.
Я шла вглубь парка, оставляя за спиной знакомые места, и, наконец, достигла рубежа, за который, кажется, никогда не заходила последняя широкая аллея с оживленным движением любителей здорового образа жизни, пенсионеров и мамочек с колясками. За ней начиналась сеть переплетающихся тропинок, уходящих в самый настоящий лес, который каким-то чудом еще отстаивал свое существование силами активистов и коллективных молитв в условиях всепоглощающей московской застройки.
Я прошла несколько раз взад и вперед вдоль аллеи в поисках нужного мне ответвления и уже была готова признать напрасность своих исканий, пока не увидела в гуще деревьев двухэтажный дом пункт назначения моего сегодняшнего маршрута. Этот дом я никогда раньше не замечала, потому что со стороны аллеи его было практически не заметно, особенно если не знать о его существовании. Возникшее у меня в тот момент чувство, наверное, испытал бы человек, который, в очередной раз копая картошку на своем подмосковном участке шесть на шесть, вдруг нашел бы сундук с сокровищами. Забыв о том, что если существует дом, то где-то должна быть и ведущая к нему дорога, по которой ходят все уважающие себя граждане, я свернула с аллеи в кусты по направлению к дому. Надо сказать, впоследствии мне пришлось долго вынимать из волос сухие листья и ветки, которыми меня щедро одарили заросли.
Дом не представлял из себя ничего примечательного прямоугольное строение, облицованное светлыми деревянными досками, с двумя рядами окон и плоской крышей. Пожалуй, единственное, что привлекло бы внимание случайного прохожего это несколько круглых китайских фонариков из темно-красной рисовой бумаги, которые горели даже сейчас, хотя было еще светло.
«Огибаешь дом с левой стороны и находишь голубую дверь с кодовым замком», проговорила я про себя голосом Насти рецепт успешного завершения моих поисков.
Голубая дверь оказалась на месте. Я достала из кармана изрядно помятый клочок бумаги, которую машинально сжимала в руке всю дорогу, чтобы не потерять, и повторила на тугих черных кнопках комбинацию цифр, написанную мелким Настиным почерком. Щелкнул магнитный замок, и, поддавшись моим усилиям, дверь услужливо открылась. Меня тут же обволокло облаком характерного запаха индийских благовоний вперемешку со звуками, которые я уже ни с чем не могла спутать. Я быстро прошла узкий коридор с чередой темно-коричневых дверей по бокам и нырнула в последнюю дверь справа она была приоткрыта, и я знала, что мне туда.
Когда я вошла, у меня над головой тихо звякнул колокольчик. Я оказалась в прихожей: вдоль стен располагались стеллажи, сплошь уставленные обувью, справа от меня возвышался открытый шкаф с перекладиной, на которой плотной стеной висела одежда, на верхней полке шкафа громоздились порядка двадцати компактно сложенных круглых черных чехлов.
Посреди всего этого на полу сидела гладкошерстная серая кошка и с любопытством оглядывала вновь прибывшую меня.
Пулечка, молодец, встречаешь гостей, не зря мы тебя кормим, раздался из комнаты, в которую плавно переходила прихожая, низкий мужской голос.
Я восприняла эту фразу как инициирование себя в статус гостя, сняла обувь и прошла дальше внутрь. Комната была небольшой, но очень уютной. Ее мебельным наполнением служили два дивана, накрытые светлыми клетчатыми пледами, с разложенными на них подушками разных форм и размеров, книжный шкаф с квадратными ячейками, в которых высились аккуратно сложенные стопки книг и бумаги, и незамысловатая, но полноценная кухня с плитой и навесными шкафчиками для посуды. Над стеклянной дверцей одного из них красовалась рукотворная надпись: «Дом как храм помыли посуду, протерли полы, можно и не молиться». Но самое главное, то, что заставляло, наверное, всех приходивших сюда впервые людей останавливаться в изумлении на пороге комнаты, это огромное количество круглых металлических инструментов, хангов, как тот, на котором играла девушка в Праге, занимавших всю свободную поверхность белых стен. Те, которым места на стенах не хватило, лежали на диванах и даже на полу. Обнаружение этой концентрации домашнего уюта в сочетании с множеством инструментов, каждый из которых был источником неземной музыки, посреди московского парка, который, как мне казалось, я исходила вдоль и поперек, ставило в тупик все мои представления о реальности. Я не знала о ней решительно ничего.
Возле узкого кухонного столика стоял мужчина с телосложением профессионального борца дзюдо, в черных индийских шароварах, с гладко выбритой головой, орлиным носом с небольшой горбинкой и аккуратными усами, переходящими в бородку, обрамляющую нижнюю часть его лица. Склонившись над рабочей поверхностью, он был всецело поглощен производимым им действом, так что на мое появление в комнате не обратил никакого внимания. Перед ним на столе были расставлены самые разнообразные маленькие фарфоровые и глиняные чашечки, украшенные иероглифами и изображениями сакуры, в которые он наливал из миниатюрного керамического чайника беспросветно черную жидкость, похожую на смолу. В одну из чашечек попала чаинка, чем вызвала мимолетную досаду у руководителя сего процесса, однако совладав с собой и, очевидно, приняв несовершенство этого мира, он одним движением выловил злостную нарушительницу порядка из чашки, распрямился, вынужденный прервать свой ритуал, и добродушно обратился ко мне, протягивая освобожденную от чаинки порцию чая: «Пуэрчика?» Я все еще не доверяла маслянистой темной жидкости, поэтому вежливо отказалась, но вместо чая решила представиться:
Рада, заметив замешательство на лице собеседника, я поспешила пояснить, меня так зовут, а вы?
Александр, рад знакомству, обыграл тот свое замешательство.
Из соседней комнаты, от которой меня отделяла белая дверь, заклеенная фотографиями, все это время доносились нежные звуки ханга кто-то задумчиво перебирал пальцами вверх и вниз по нотам, то замедляясь, то ускоряясь, будто бы проверяя границы возможного на прочность: выдержит ли мелодия себя в своей целостности и гармонии или же развалится на сотни хаотических, не связанных между собой звуков.
Там пока идет занятие, можешь заглянуть чуть попозже, если тебе интересно, Александр поймал меня на том, что значительная доля моего внимания была направлена на происходящее в другой комнате, подожди немного, важно не прерывать процесс.
Я кивнула и послушно села на диван. Мимо меня с царственной грациозностью проплыла Пуля, по пути снисходительно обведя тонким хвостом мои ноги. Она остановилась у двери, как бы изумившись неожиданно возникшей преграде, и вопрошающе посмотрела на меня очевидно, я должна была решить это недоразумение. Я виновато развела руками мне самой не терпелось туда попасть. Убедившись, что от меня толку не добьешься, Пуля положила лапку на дверь и тихо, но настойчиво выказала свое присутствие. В соседней комнате сразу послышались умиленно-восторженные женские голоса, и дверь открылась.