Не может хотя бы потому, что это немедля заметит Алешка Лаппо-Данилевский.
Отец еще пару мгновений глядел на него непонимающе, а потом лицо его стало мрачнеть.
Сын Я стоял тут и думал: вот город, который решит мою судьбу. Он махнул перчаткой в сторону домишек и труб. От успеха или неудачи первого губернского департамента полиции зависит всё! На миг выражение отчаянной решимости на его лице сменилось беспомощной растерянностью. Или грудь в крестах, или голова в кустах А тут подъезжаешь ты Всякая растерянность исчезла, отец зло покатал желваки на скулах. И объявляешь, что собираешься прогулять свое достояние ради жалких тряпок!
Митя смутился. Отец, он всегда казался непоколебимым. Решительным. Неуязвимым. Мите никогда не приходило в голову, что он тоже может бояться. А ведь если вспомнить разговор с дядей в Яхт-клубе, от успеха отца многое зависит. Карьера отца. Карьера дяди. Чуть ли не смена политического курса всего императорского двора! Хотя, как такая высокая политика может решаться в провинции среди грязных труб, Митя не понимал.
О своей репутации вы думаете а о моей? забормотал он. Наверное, на откровенность отца надо ответить тоже откровенностью? В провинции петербургский сюртук сразу репутация. А местный сюртук для петербуржца это полный провал репутации!
Провал твоей репутации в том, что она зависит от сюртука! отрезал отец. Так что будь любезен, сын мой, прими уж как должное, что, во-первых, пока я твой опекун, ничего продавать ты не будешь. Во-вторых, в ближайшие годы мы будем жить в этом городе. Начинай уж к нему присматриваться хоть на предмет сюртуков, хоть чего угодно! Он махнул перчаткой в сторону сторожевых башен, отмечающих въезд в город.
Башни выглядели так же провинциально и запущенно, как и всё здесь. Когда-то беленные, а нынче почерневшие то ли от времени, то ли от заводских дымов, стены зияли рытвинами и были те рытвину уж точно не от вражеских пуль. Из бойниц с выкрошившейся кромкой торчали дула боевых паропушек не во все стороны, как положено, а лишь в одну, на дорогу, и было тех паропушек тоже всего по одной на башню. И в довершение общей картины разгильдяйства у распахнутых настежь дверей, точно престарелые деды на завалинке, восседали башенные стрелки в по-домашнему накинутых на плечи мундирах и беззаботно обедали, хлебая духовитый борщ из глиняных мисок и с добродушным любопытством глазея на проезжих. В особенности на отца с Митей на новехоньких автоматонах. Явно обсуждали пароконей, тыча в их сторону надкусанными ломтями хлеба. Рядом, уложив на лапы здоровенную башку, лежал крупный серый пес, изрядно похожий на волка, какими их рисуют в учебниках. Словно почувствовав взгляд, пес дернул рваным ухом и поднял голову, уставившись на Митю желтыми и до жути разумными глазищами.
Конечно, батюшка! Раз вы приказываете Я со всем вниманием готов изучать сию картину провинциальных нравов. Да что там, даже перенять могу! язвительно процедил Митя.
С человеком, который ценит лишь свою откровенность и ни в грош не ставит, когда другой обнажает душу, никакие добрые отношения невозможны!
Глава 5
В город на пароконе
Слыхали? Вы виноваты, Михал Михалыч, вам и отвечать! раздался рядом торопливый говорок.
Дык без надобности они тут зовсим, для порядку стоят! прогудел в ответ густой, рявкающий бас, от звука которого Митя чуть не вылетел из седла. От колы батько мой, Михал Потапыч, зовсим малым был, ногайская орда в степях озоровала: стада городские угоняли, случалось, девок фабричных утаскивали ищи их потом в степи по кибиткам От тогда да, с тех башен ногайцам прикурить давали. А зараз с той стороны яка опасность? Хиба шо начальство понаедет
Отец и Митя медленно обернулись.
У обочины дороги их поджидали трое, верхами. Даже Митя, невеликий знаток статей обычных, не паровых, коней, оценил лошадок этой троицы и насколько лошади подходят всадникам. Поджарый жандармский офицер в свежем, с иголочки мундире восседал на нервном текинце конь перебирал тонкими ногами и косил хищным глазом на робко кланяющихся прохожих. Коня вроде того, что под вторым всадником, Митя видал разве что на эскизах к будущей картине г-на Васнецова с тремя богатырями. Если бы конь не тряхнул гривой, отгоняя слепней, Митя и вовсе решил бы, что это выставленная у дороги каменная статуя. Конь был огромен: крутые бока, широченная спина, копыта как суповые тарелки. Коня было жалко с усталой покорностью он нес на себе громадного всадника. Казалось, даже спина богатырского тяжеловоза прогибается под его весом. Казачий мундир, сукна на который понадобилось вдвое, если не втрое больше, чем на обычный, обтягивал широченные плечи, физиономию чуть не до глаз покрывала короткая жесткая борода. Впрочем, из-под густых, как щетки, бровей выглядывали хоть и маленькие, но веселые и добродушные глазки, а плечи лохматый богатырь сутулил, точно извиняясь и за размеры свои, и за мощь. Рядом с этими двумя третий, ничем не примечательный всадник, с прилизанными волосами и сереньким личиком, терялся, хоть и пытался выпячивать грудь и подавать вперед мелкую мышастую кобылку.
Его высокоблагородие начальство и есть, и оне-с вами недовольные! по-бабьи визгливо выпалил этот третий.
Э-э Для начала хотелось бы знать: кем именно я недоволен, господа? вымученно улыбнулся отец. Кто эти трое, догадаться несложно, но ему требовалась пауза: было неприятно, что у ссоры с сыном оказались свидетели. Митя и вовсе отвернулся, впрочем с любопытством поглядывая на троицу искоса.
Так Михал Михалычем же! аж подпрыгнул в седле серенький. Его башни, ему и
Его высокоблагородие попросил нас представиться, хмыкнул жандарм и с щегольской небрежностью кинул руку к козырьку. Начальник губернского жандармского управления ротмистр Богинский, Александр Иванович. Неблагонадежные лица, антиправительственные кружки, оскорбление величия и чести, иные злоумышления против державы и государя императора это все мои заботы.
Ну той войсковой старши́на Катеринославской паланки Азовского казачьего войска. Потапенко. Михайло Михайлович, смущенно ерзая в седле, отчего коня клонило то вперед, то назад, как дерево в бурю, прогудел богатырь. Порубежники мы, охрана. От цих находников варяжских. Порт, склады, особливо железные, дюже для них лакомый кусок! Вот мои казачки, значится, вдоль всего Днепра в башнях-то и караулят.
Митя поглядел на него с любопытством. Варяжские находники, официально именуемые вольным виталийским братством, были бичом северных морей, и продолжалось это уже лет пятьсот[5]. Деревянные драккары сменялись паровыми, но корабли с драконом на носу, как и встарь, возникали словно из ниоткуда у прибрежных городов и налетали, убивая и грабя, увозя товары и даже людей. Их база остров Готланд давала отпор даже объединенным флотам северных держав, а их секрет каким образом они каждый раз ухитряются подобраться к самому берегу так и оставался неразгаданным. Вот и держали в северных королевствах башни с паропушками и гарнизоны, готовые встретить варягов-виталийцев, если те проскальзывали мимо патрульных канонерок. Такие же башни Митя видел и в Петербурге, и на побережье Финского залива, только служили в них императорские лейб-гвардейцы. И хотя последняя попытка витальеров прорваться в столицу случилась еще во времена Крымской войны, выглядели те башни не в пример лучше.
Митя еще раз окинул запущенные башни насмешливым взглядом, заставив громадного Михал Михалыча торопливо забормотать:
Предыдущий губернатор ци башни, на въезде-от, навить снести хотел, ну так снос он тоже грошей стоит. Вот и отправляем дежурить хворых да проштрафившихся и не вылезуть они звидты до конца свого никчемного життя! возвысил он голос, одаривая зверской гримасой торопливо натягивающих мундиры стражников. А справжние башни у нас на берегу, хучь зараз поехать можем, вы уж не сумлевайтесь, ваше высокоблагородие!
Да погодите вы с башнями! Сами представились, другому дайте! Позвольте отрекомендоваться. Мелков, Феофан Феофанович! Серенький выслал коняшку вперед, словно пытаясь задвинуть богатыря-казака за спину. Учитывая разницу в размерах, выглядело это так, будто мышь пытается заслонить гору, казак нависал над макушкой Мелкова и выпирал с боков. Имею честь возглавлять здешнюю железнодорожную жандармерию. Железной дороги, так сказать, в полном объеме еще не имеется, но жандармерия уже да-с! За порядком среди проезжающих бдим-с!
Имел удовольствие наблюдать, бесстрастно кивнул отец. Невозможно было понять хвалит он или упрекает, но Мелков ощутимо занервничал. Меркулов, Аркадий Валерьянович, коллегии советник, начальник новосозданного губернского департамента полиции.
Та мы знаем, прогудел Потапенко, продолжая смущаться; флегматичный до безучастности коняка терпеливо сносил его ерзанье. Чого б мы иначе туточки торчали?
Вечно вы, Михал Михалыч немедленно накинулся на него Мелков.
Тише, Фан Фаныч, оборвал «железнодорожника» жандарм и перевел взгляд на Митю.
Сын мой, Дмитрий, с явным облегчением представил отец.
Митя мысленно обревизовал свой внешний вид автоматон блестит, кожаный плащ скрывает все недостатки одежды и поклонился, старательно копируя поклон младшего князя Волконского на конной прогулке вдоль Невского. Край глубокого автоматонного сиденья немедленно врезался ему в живот, но выглядело, сдается, весьма бонтонно.
А также мой управляющий, Свенельд Карлович Штольц, и его младший брат Ингвар, указывая на остановившуюся неподалеку паротелегу, закончил отец.
Троица раскланялась в ответ: жандарм снисходительно, старшина расплывшись в широчайшей улыбке, от которой борода разошлась в стороны, как распахнутые крепостные ворота, а «железнодорожник» слегка подобострастно.
Мы знакомы. Жандармский ротмистр едва заметно кивнул. Правда, раньше мы знали Свенельда Карловича в несколько ином статусе. И двусмысленно усмехнулся. Глядел он на старшего Штольца точно как приближенные нового государя Александра III Даждьбожича на соратников государя предыдущего. Прикидывая, достаточно ли те ослабели уже, чтоб сожрать, или сильна еще старая гвардия, и лучше поостеречься.
Свенельд Карлович склонил голову в ответ на лице его не дрогнул ни единый мускул. Зато Ингвар, как всегда, вспыхнул и уставился на жандарма негодующим взором. Ну что с ним сделаешь, разве можно поддаваться на такие простейшие провокации? Митя едва заметно шевельнул рукоять автоматона пароконь клацнул, переступил с ноги на ногу и чуть-чуть развернулся. Насмешливым взором жандарм вместо красной физиономии Ингвара уставился на железный конский круп. Из-под задранного хвоста курился тонкий белый дымок.
Жандарм даже слегка вздрогнул и вскинул изумленный взгляд на Митю.
«Очень, очень надеюсь, что уж я-то невозмутим! Любезность, благожелательность, непроницаемость. Любезность, благожелательность»
А мы вот встретить вас решили, ваше высокоблагородие! ничего не замечая, продолжал частить Мелков. Приветственный адрес заготовили вся железнодорожная служба подписалась. Он засуетился, извлекая из притороченного к седлу кожаного планшета роскошный бархатный альбом, открыл и, внушительно прокашлявшись, приготовился читать.
Весьма благодарен, господа, только давайте после! Хотелось бы оценить во всей полноте а здесь это вряд ли возможно. Отец кивнул на запруженную людьми дорогу.
Конечно, как угодно-с явно расстроился Мелков и попытался пристроить свою коняшку рядом с отцом. Но конь под казацким старшиной развернулся неторопливо и страшно, как крейсер в городском пруду, едва не вынеся Мелкова из седла одним взмахом хвоста. Мышастая лошадка «железнодорожника» шарахнулась в сторону, испуганно взбрыкнув задом.
Стой, холера ясная! Мелков заполошно дергал узду, не успокаивая, а еще больше пугая лошадь.
Тем временем текинец жандарма скользнул мимо, будто змея, и занял место по другую сторону отцовского автоматона. Наконец-то справившийся с конем Мелков горестно поглядел вслед более расторопным приятелям, вздохнул и пристроился рядом с Митей. Кавалькада неспешно двинулась по дороге. Замыкала процессию паротелега с тарахтящими и подпрыгивающими в кузове водочными бутылками.
Неужто это и есть его высокоблагородия знаменитая добыча? приторно-любезно поинтересовался Мелков.
Митя покосился оскорбленно: добыча на самом деле была его. Прознают здесь, как он мертвяков крошил, отбою от барышень не станет, все захотят познакомиться, с героем-то. К сожалению, отбою не будет не только от барышень. Ротмистру тоже по должности положено интересоваться: а как Митя, бескровный, мертвяков крошил, да еще в количестве, сильнейшим Моранычам нынешнего поколения недоступном? И ни за отцовское звание, ни за дядюшкин титул не спрячешься. А он все еще надеялся спрятаться. Ускользнуть от судьбы, ласково усмехающейся ему клыкастой пастью рыжей мары.
Наслышаны, наслышаны! не дождавшись ответа, продолжал вещать Мелков, слегка подобострастно заглядывая Мите в лицо. Весь город кипел начальник департамента и в должность еще не вступил, а уж такого размаха преступление раскрыл! Нелегальные цеха! Поднятые мертвецы! Говорят, нечто сугубо еретическое вскрылось?
Поднятые древние боги. Древнейшие, сквозь зубы процедил Митя: Мелков ему не нравился. Когда перед тобой лебезит чиновник не самого низкого ранга это должно льстить. Но почему-то не льстило, скорее Мелкова хотелось убить. Митя едва заметно вздрогнул, вдруг поймав себя на желании ткнуть пальцем в эти бегающие глазки и давить давить давить
Да как же это можно чтоб боги? Никак не можно, Бог-то он один! укоризненно залопотал Мелков и перекрестился на торчащую вдалеке церковную маковку. Мите пришлось с силой сжать пальцы, а то руки так и тянулись к пухлому, в складочках горлу.
«Да что со мной?» торопливо пряча кулаки в карманы автоматонного плаща, испуганно подумал он.
Бросьте, Фан Фаныч. Как их еще называть-то: дальние предки Чтимых Кровных Предков? бросил через плечо ротмистр. А вдруг они вовсе не предки? И даже не родичи?
Родичи не родичи, а ведь встали стервецы! буркнул Мелков, и последнее слово звучало как ругательство, а не как обычное название восставших мертвецов. Где это видано, чтоб какой-то лавочник мертвяков, будто Кровный Мораныч, поднимал?
Раз уж Аркадий Валерьянович, прошу прощения, ваше высокоблагородие, но вы ведь ни разу не Кровный ежели сами, без Моранычей, упокоили, так и мертвяки, видать, пожиже обычных оказались? хмыкнул ротмистр. Хотя сынок ваш вроде бы Кровный по матушке? И острые, как два буравчика, глаза его уставились на Митю.
Вот теперь светская выучка понадобилась сполна. Не показать, что напрягся, не дрогнуть лицом
Жидкий мертвяк, ротмистр, особой опасности не представляет, негромко, так что Богинскому пришлось податься вперед, чтоб услышать, обронил отец. Ввиду высокой стадии разложения. А по матушке разве что посылать можно, а Кровным быть никак нельзя. Ты или Кровный, или нет. Впрочем, вы ведь это знаете, не так ли, Александр Иванович?