Я и про древнейших богов раньше не знал, буркнул ротмистр. There are more things in heaven and earth, Horatio, Than are dreamt of in your philosophy[6].
Просто зазнался народишко не по чину, заключил Мелков. Чугунку кладут, заводы строятся, вот и лезет сюда всякая шваль. Вон там Брянское акционерное общество литейные цеха заложило. Мелков махнул в сторону труб. А с той стороны конкуренты их, бельгийские заводы «Шодуар». Заводов еще и нет толком, а рабочие уже из-за бараков бунт учинили. Дескать, зимой там жить невозможно. И добро б их, бельгийские, рабочие! А то ведь наши, росские! В голосе Мелкова дрожало тягостное недоумение.
Неужто все так плохо? пробормотал Митя.
Та и доброго багато! вдруг громыхнул казацкий старшина. Пришлый рабочий народишко, звычайно ж, шебутной Алеж ось мы з вами, панове, зараз на Фабрику въезжаем
Район такой, по фабрикам ткацким названо, еще при светлейшем князе Потемкине заложены: суконные, чулочные, иные прочие У самого государя императора три мундира екатеринославского сукна! поторопился влезть Мелков.
Митя разочарованно хмыкнул: окрест не оказалось ни лавок, торгующих тем самым сукном, ни иных интересностей. Облупленные домишки в один, самое большее два этажа перемежались глиняными домиками с огородами. По лысому пустырю бродили тощие козы.
Самое гиблое место в городе! усмехнулся ротмистр.
Було! наставительно поднял толстый палец Потапенко. При батьке моем, Михайло Потапыче, навить здоровые мужики, при оружие, якщо сюда ехали, коней в галоп пускали, да и то всякое случалось. Меховые воротники с офицерских шинелей, и те обрывали. А зараз сносить будут! довольно прогудел он. Заводоуправление бельгийское поставят А це склад «Брянского товарищества». Он ткнул хлыстом в громадный прямоугольник, сложенный из новехонького кирпича, торчащий среди развалин, словно гриб на трухлявом пне. Заплетаясь в спутанный клубок, со всех сторон к прямоугольнику тянулись накатанные колесные колеи. Битюги-тяжеловозы волокли проседающие телеги, а крепкие грузчики с матом и уханьем выгружали тускло поблескивающие железные болванки.
В центральные губернии отправлять будут, на питерские заводы, кивая на склад, пояснил ротмистр. Должны были уже отправить, но сроки строительства дороги сорваны
Да, мне объяснили, обронил отец. Покойный железнодорожник, что так и не довез свой доклад до губернатора.
Железа с чугуном тут скопилось на сотни тысяч рублёв. А может, даже на целый мильон! аж зажмуриваясь перед величиной и величием суммы, сладко пропел Мелков.
Почему не выставили охрану? поинтересовался отец, и вся троица застыла в седлах. И впрямь будто васнецовские богатыри на распутье.
Дык Кому охранять-то? Мои казачки все на башнях, прогудел Потапенко.
Мои жандармы не умеют сторожить склады, отрезал ротмистр.
Моим так вовсе дальше железной дороги дела нет! подхватил Мелков.
Любопытно, что бы ответил ваш полицмейстер, сытым котом промурлыкал отец и одарил троицу долгим взглядом, точно пересчитывая.
Митя подавил ухмылку. Из будущих отцовских подчиненных только полицмейстер встречать не явился.
Зато теперь, господа, вы перестанете задаваться вопросом, почему именно у вас государь император повелел создать первый губернский департамент полиции, насмешливо добавил отец.
Последовало недолгое молчание, новые подчиненные торопливо переглянулись в глазах их сквозила досада и некоторое, слабенькое пока, уважение.
Государь мудр, наконец пробормотал Мелков и вдруг радостно подскочил. А вон, глядите, сосед ваш, Лаппо-Данилевский! Точно он, только у него эдакая чуда имеется!
Подпрыгивая на выбоинах, к складу катила паротелега.
Из приданого Анны Владимировны? косясь на Штольцев, невинно поинтересовался ротмистр.
Митя едва заметно качнул головой. Даже если это паротелега Штольцев, то выглядела она странно. Вместо знакомого открытого кузова на задке красовалось нечто вроде полотняного навеса как в фургонах переселенцев из Туманного Альвиона в Новый Свет, готовых хоть с дикими индейцами жить, лишь бы от Дам и Господ из Полых Холмов их отделял соленый океан.
Отец одарил ротмистра укоризненным взглядом и обернулся к Штольцам:
Свенельд Карлович, вы ведь знаете, где здешний полицмейстер обретается? Сделайте одолжение, отвезите водку туда, мы вас догоним.
Митя мысленно согласился: просто уехать, не поздоровавшись с соседом, неприлично, но Штольцам с новым мужем Анны встречаться не следует.
На лице Свенельда Карловича мелькнуло облегчение, зато Ингвар вскинулся, как боевой конь.
Мы не собираемся бежа гневным фальцетом начал он.
Пшшшш! Резкий рывок рычага, и пар из Митиного автоматона накрыл всех. А когда развеялся, Свенельд Карлович уже катил прочь, что-то неслышно выговаривая Ингвару.
Крытая паротелега подъехала, и с облучка спрыгнул Иван Яковлевич Лаппо-Данилевский, помещик, гласный губернского земства от дворян, уважаемый человек о чем знали все. Убийца, оскорбитель Крови, сообщник покойного Бабайко о чем знал только Митя, ну и отец тоже, но ему доказательства нужны
Дорогой сосед! Господа! Иван Яковлевич изящно отсалютовал тростью. А это Штольцы отъехали? Паротелегу прикупить изволили, Аркадий Валерьянович? Одобряю, весьма полезная в хозяйстве вещь! Лаппо-Данилевский похлопал бывшую собственность Штольцев по передку.
Военная добыча, протянул Митя. От господина Бабайко. У нас еще три такие есть.
«На что угодно спорю не все они раньше принадлежали Бабайко. Была тут и ваша доля, Иван Яковлевич!» злорадно подумал он.
Была Лаппо-Данилевского заметно перекосило. Но он кивнул Мите, будто только заметил:
Дмитрий Жаль, Алеша со мной не поехал. Он вас часто вспоминает. Последние слова звучали откровенной угрозой.
Приятно слышать. Я его тоже.
И не надейтесь, не забуду!
Везти юношу в столь непрезентабельное место! тут же подхватил отец.
Ну ваш же юноша вот он! окрысился Лаппо-Данилевский.
Так мы по делу.
Так и я не для удовольствия! Подумываю вложить деньги в новые бельгийские заводы «Шодуар». Присматриваюсь пока как и что! Взмахом трости он указал на склад.
На этом складе нет бельгийского железа, вдруг негромко сказал ротмистр. Здесь только железо для питерских заводов, а их заказы все идут «Брянскому товариществу».
Ничего! небрежно отмахнулся Лаппо-Данилевский. Сегодня брянцам, а завтра, глядишь, и к бельгийцам обратятся. Вот Аркадий Валерьянович говорит, что промышленность дело растущее, а я ему верю. Может, даже предложу бельгийцам еще один склад поставить, заодно и кирпич им продам я, знаете ли, на Анечкиных землях заводик кирпичный заложил.
Митя неслышно скрипнул зубами. А их «мертвецкий» кирпич не берут, и он готов поставить последнюю уцелевшую сорочку от Калина против крестьянских онучей, что Лаппо-Данилевский к этому причастен.
Умеете вы дела делать, Иван Яковлевич! с завистливым подобострастием выдохнул Мелков.
Умею, согласился Лаппо-Данилевский. Могу и вас научить, Фан Фаныч.
У чиновников моего департамента одно дело общественный порядок, холодно обронил отец. Этим мы и займемся, не так ли, господа? Честь имею! кивнул он Лаппо-Данилевскому и повел автоматон прочь.
Теперь Митя ехал последним, лопатками чувствуя устремленный ему в спину взгляд. Что ж, в этом коротком соревновании Иван Яковлевич их обошел. Чуть-чуть. Но гонка только начинается.
Копыта автоматонов звучно чавкали в грязи. Здешняя Фабрика и впрямь была местом отвратным. Митя дернул пароконя в сторону, объезжая вдавленную в дорогу дохлую кошку. От мостовой остались лишь редкие островки камня, но и те были уже частью выворочены. Митя представил, как мостовая с каждым днем укорачивается все больше, больше Улица была совершенно, оглушающе пуста.
Гнать народишко отсюда велено, ось-ось сносить будут, буркнул Михал Михалыч. Хиба що сами фабричные ходють, так зараз смена у них.
Но Мите все равно казалось, что сквозь плотно закрытые обшарпанные ставни за ним следят внимательные глаза. Взгляды тянулись за их кавалькадой, точно клейкие паутинные нити. Земля едва заметно содрогнулась возвышаясь над домишками, по соседней улице протопал паробот, человека в седле скрывали нагруженные на железные плечи ящики. Паробот был старый и то и дело заваливался на бок. Казалось, еще чуть-чуть, и он рухнет, сминая убогие домишки, как бумажные. К запаху мокрой земли и глины прибавилась вонь старого масла и еще чего-то чего-то отлично знакомого, даже родного противного, но одновременно и притягательного.
Митя вдохнул всей грудью ноздри его жадно трепетали. Голова вдруг отчетливо закружилась, так что ему пришлось схватиться за ручки автоматона, чтобы не выпасть из седла. Автоматон повело в сторону, и он едва не врезался в ротмистра.
Юноша! заставляя своего текинца отпрянуть, гаркнул Богинский. Что с вами?
Митя не слушал. Не слышал. В ушах гремел набатный колокол, отрезая все звуки, а перед глазами плыл туман. Оставался только знакомый запах и желание идти за ним отчаянное, непреодолимое. Он должен сейчас же, немедленно узнать, что это там пахнет! Кто это там
Дергано, точно сам был всего лишь автоматоном, Митя сомкнул пальцы на рукояти и пароконь неуклюже, пошатываясь и засекаясь, двинулся в соседний проулок.
Митя! Куда ты? закричал отец, но эти крики доносились как сквозь подушку.
Митя! Чья-то рука схватилась за рычаг, пытаясь остановить автоматон. Митя резко ударил ребром ладони, раздался болезненный вскрик, рука пропала Поле его зрения вдруг сузилось, превратившись в туннель, в котором виднелся лишь конец проулка и, словно картина, обрамленная рамой, искореженный старый фонарь.
Може, мне его с седла-то выдернуть? Неладное щось с хлопцем! все так же издалека долетел бас Михал Михалыча.
И нервный голос отца в ответ: «Да! и тут же: Нет, погодите! Митя!»
Митя прибавил скорости и в дробном грохоте копыт и разлетающихся брызгах влажной земли вылетел на что-то вроде крохотной площади. Автоматон едва не врезался в покосившийся фонарь Митя успел дернуть ручку.
Фабрика фонари тут ставить смысла нет не уцелеют, бросил ротмистр. От него тянуло легкой брезгливостью кажется, жандарм решил, что сын у нового начальства склонен к припадкам. Мите было все равно. Важен был только зов отчетливый, непреодолимый зов крови. Кровь пела. Кровь звала.
Митя сиганул прямиком из седла, пошатнулся, едва не упав, и, скользя сапогами по остаткам брусчатки, кинулся к ближнему домишке.
Что ты делаешь? снова закричал отец, когда Митя саданул каблуком сапога по ржавому замку на двери. Тот лишь громко лязгнул, Митя зарычал, как дикий зверь, и метнулся к автоматону за инструментом.
Погодь, сынку, зараз я ее вдруг прогудел оказавшийся рядом старшина и двинул в дверь плечом. Сорвавшаяся створка с грохотом рухнула внутрь.
Михал Михалыч, зачем вы начал Мелков.
Та сдается, хлопец знает, що робыть.
Митя, набычившись, как для таранного удара, ринулся внутрь. И встал посреди запыленной комнаты. Его отпустило мгновенно и сразу. Гул в ушах стих, туман перед глазами развеялся, все стало четким и ясным, и Митя просто стоял, вбирая в себя зрелище, которое после недавней одуряющей мути на краткий миг показалось ему восхитительным! И только задушенный, полный ужаса шепот за спиной: «Творец Вседержитель и Кровные Предки!» заставил его очнуться.
В тонких, похожих на спицы, лучиках света, пробивавшегося сквозь щели закрытых ставен, куча посреди комнаты казалась брошенным тряпьем. И только когда глаза привыкли к сумраку Мелков ринулся вон, и тут же стало слышно, как его тошнит за порогом.
На полу, глядя в потолок остановившимися пустыми глазами, лежал мужчина в напрочь развороченной груди его белел кусок кости. Второй притулился в углу в некогда дорогом, а ныне изодранном в клочья сюртуке, измаранном кровью белом жилете и даже в цилиндре, с силой нахлобученном до самых ушей. А у ног его были небрежно брошены останки женщины. Тело с вырванной рукой и откатившаяся в сторону голова с недлинной темной косой. На застывшем лице не было страха только растерянность и недоумение.
В пыли вокруг мертвецов отпечатались следы громадных медвежьих лап.
Глава 6
Знакомство в мертвецкой
Красно-золотистые волны жара колыхались вокруг. Воздух был настолько сухим, что дышать им было невозможно: казалось, в рот и нос набивается горчичная бумага. Язык и горло жгло, кожа горела, не выпуская наружу даже капельки пота. Что, конечно, радовало приличный человек не потеет. Во всяком случае, на людях. И не срывает с себя одежду, каждое прикосновение которой к измученному телу вызывает волну боли. И не облизывает пересохшие, потрескавшиеся до крови губы.
Не понимаю, Аркадий Валерьянович, где вы тут обнаружили преступление? Недовольный голос полицмейстера ввинчивался в мозг, как бурав из мастерской Ингвара. Нападение животного трагический, но всего лишь случай!
Шурин рассказывал, у них в Сибири медведи по окраинам бродят. Не знал, что в Екатеринославе так же, хмыкнул отец.
У вас, ваше высокоблагородие, шурин в Сибири? с нехорошей многозначительностью протянул екатеринославский полицмейстер.
Губернатором не глядя на них, словно беседуя со стеной, обронил жандармский ротмистр.
Воцарилось молчание, которое наконец прервал отец.
Добыча надкушена, но не съедена, принялся загибать пальцы он. Не брошена там, где убита, жертв затащили в дом. И заперли на висячий замок. Сомневаюсь, что это могло сделать животное.
Теперь молчание стало и вовсе долгим.
Местные могли спрятать. Чтоб их не опрашивали. Фабричные, знаете ли, не слишком законопослушны, наконец пробормотал полицмейстер.
Разберемся, Ждан Геннадьевич, сие наша с вами прямая обязанность. Человек ли, зверь нам ловить, протянул отец. Для начала отправьте вашего фотографиста запечатлеть место преступления. После пусть заберут тела в мертвецкую, на ледник. И отбейте телеграфом сообщения во все участки города, чтоб приглядывали вдруг и впрямь медведь. Цирк у вас тут, случаем, представлений не давал?
Но В наших участках нет телеграфных аппаратов! И фотографического у нас тоже нет. То есть он был, но сломался. Фотографист наш им мазурика по голове стукнул, когда тот аппарат отнять хотел.
Тишина стала больше, глубже тяжелее.
Насчет ледника все же озаботьтесь, наконец вздохнул отец. Послышалось шарканье ног, и темные силуэты, едва различимые Митей сквозь пляшущее перед глазами горячее марево, стали удаляться. Я бы хотел побеседовать непосредственно с тем, кто у вас заведует городским сыском.
Так я заведую! пробормотал полицмейстер. И вот сыскарь у меня в подчинении тут где-то должен быть
Голоса стихли.
Ледник! Ледник! Медленно, старательно контролируя каждое движение, Митя повернулся к Штольцам. Только не показывать, как ему худо! Светский человек демонстрирует свои страдания, если те изящны, пристойны ну, или изящно-непристойны! и могут понравиться дамам. Подлинные страдания следует переживать в одиночестве, не беспокоя других.
Ежели мы притащили треклятые бутылки, надо их сдать, сквозь саднящее горло выдавил Митя.
Извольте не давать моему брату указаний! немедленно ощетинился Ингвар.
Как угодно Митя коротко кивнул и двинулся прочь по длинному унылому коридору полицейской управы. Каждый шаг давался с трудом, будто он грудью раздвигал горячий воздух. Ожидающие в коридоре просители любопытно косились, даже средних лет девица, заунывно хныкавшая в углу, смолкла и следила за Митей жадными, блестящими то ли от слез, то ли от любопытства глазами.