Ира, хорошо бы это всё проработать, проговорить иначе всплывет! Даже спустя много лет может всплыть!
Элина прекрасно знала о чем говорила, ведь она работала с жертвами теракта в Беслане.
Не всплывет. Не надо ничего прорабатывать. самоуверенно отказалась я от помощи опытного специалиста, решив все забыть.
Я действительно хорошо справилась с задачей забыть. С большим трудом несколько лет спустя, я узнала колоритного повара. Он долго мне напоминал, где именно, мы работали вместе.
Сюрприз номер один.
Элина оказалась права. C наинеожиданнейшим телефонным звонком в конце января две тысячи двадцатого детали кровожадного преступления по крупинке стали всплывать из глубин подсознания, подобно тому, что не тонет.
Вы были свидетелем убийства и должны подтвердить показания. Когда приедете? спросил незнакомый голос.
Я не сразу поняла, что это не шутка. Голос стал напоминать детали случившегося, я моментально ощутила ужас, что пережила в тот жуткий день. Какое-то время я пыталась поверить, что это у меня появились голоса в голове и готовилась окончательно сойти с ума
Однако перед звонком, следователь приехал в гости к моей маме, что явилось веским доказательством реальности происходящего и лишило меня права уйти с головой в отрицание или спрятаться в укрытии безумия. Следующие две недели кроме ужаса, из подсознания в память стали всплывать подробности чудовищного и кровожадного преступления. Однажды вытесненное, лавиной прорвалось из бессознательного в мою память, и я очутилась в эпицентре ада
Дорога, где месяц назад напротив нашего ресторана останавливались автобусы с беженцами из южной Осетии, кому и я в числе нескольких официантов выносила еду и воду, превратилась в огневой рубеж. Для меня началась война. Внезапно и без предупреждения, без новостей по ТВ и радио, ни где-то там в Ираке, Сирии, Чечне и Грузии, а в двадцати метрах от меня.
В солнечный осенний день, когда деревья еще были зелеными, а в голубом небе ни единого облачка, я, вдруг, обнаружила себя на террасе ресторана, сидящей на корточках у родного комода. Закрыв уши ладонями, кричу, в том числе и матом, без стеснения на автоматчиков. Время остановилось. Всё замедлилось.
Прижимаюсь правом боком к стене, лбом к боковине комода, слева от меня ведется беспорядочная стрельба минимум из двух автоматов. Стрельба направлена в мою сторону. Звук новогоднего фейерверка словно возведен в абсолют. Запах, ненавистных мною маленьких петард, что обожают взрывать племянники девяти и семи лет от роду, смешан с запахом, паяльника отца и какого-то металла, что он использовал в работе. В странном ярком миксе запахов еле уловим аромат моего недавнего приобретения Funny! от Moschino. Свою новую туалетную воду, название которой спрашивали все вокруг и даже гости, я брызнула на себя перед работой около часа назад
Слева меня прикрывает идиотский стул с металлическими тонкими ножками, а дальше в полутора метрах от стула балюстрада. Влево не смотрю. Отлипаю от стены и комода, что меня всё равно не закрывает и поглядываю из-за него в сторону входной двери. Между мной и дверью примерно два метра. Боковым зрением вижу: какой-то страшный мужик со странным оружием и бешеными глазами, бежит к ресторану. Не ясно один ли он, но совершенно ясно, что бежит он нападать. Бежит к входу, к которому направлена и стрельба. Я отчётливо понимаю, что мне, как можно скорее, необходимо прыгать, бежать или ползти к двери, попасть внутрь ресторана раньше этого страшного мужика, чтоб спастись. Находясь в ужасной ситуации, я прикидываю возможные действия и разбушевавшийся вихрь мыслей притупляет парализующий страх.
«Ну ты и придурок! говорит, ухмыляясь в моих мыслях мама стул-то железный! Тонкие ножки и плетеная спинка, как он тебя спасёт? Стул тебя не спасет! продолжает воображаемая мама Хоть на бок его положи, сидушка пули задержит Но и это тебе не поможет, так тебя тут сейчас и убьют. При-ду-рок!»
«Нет, не придурок думаю я и меня не убьют!
Нужно бежать в заднюю часть террасы и сидеть там! Нет, оставаться снаружи опасно Нужно попасть во внутрь! Как-то спуститься сзади Высота там метра четыре, если прыгну что-нибудь сломаю точно Почему там нет лестницы??? Сраной пожарной лестницы?! Или хотя бы дерева Вся набережная в молодых саженцах, и не одного под балконом! Как бы мне пригодилось взрослое даже старое высокое дерево Дуб, яблоня, груша, рябина Дерево но лучше лестница! Деревянная, веревочная, или канат Так! У меня же есть фартук! В нем точно есть полтора метра Плюс ремень! Но ведь все нужно привязать к балясинам уйдёт длина, и время тоже»
Создавая мысленный шум и отвлекая им свой ужас, я решаюсь на поступок. Мужчина приближается. Ненависть и решимость убийцы в его глазах, какую я однажды уже видела Понимаю, что путь только один единственный в самом страшном направлении. Такое уже бывало. Мне уже приходилось преодолевать препятствия. Глубокий вдох. Мне и раньше приходилось выживать. Задерживаю дыхание. Снимаю развязанный ранее длинный фартук, выбрав момент, резко вскакиваю из-за своего комода, несколько нелепых прыжков и оказываюсь у двери, прыгаю в ресторан, пинаю подпирающий дверь кирпич, дергаю и тяну ручку, смотрю сквозь стекло двери, бегущий мужик со страшным лицом уже на входе террасы, у самой балюстрады и я ловлю мысль: Как же он так сильно открыл рот и глаза? Такое разве физически возможно?! Щеколда три раза. Успела! Резко разворачиваюсь и быстро отступаю от двери вправо. Прижимаюсь спиной к прохладной стене, которую точно не прострелит ни одна пуля.
Выдыхаю. Пытаюсь закрыть глаза. Пытаюсь понять, что произошло и поймать ритм дыхания, но глубоко вздохнуть как-будто невозможно.
Ирка! Быстрее закрой дверь! кричит снизу незнакомый мужской голос.
Закрыла.
Ты жива? другой незнакомый мужской голос.
Да. Вроде жива.
Спускайся вниз!
Ноги ватные и непослушные, всё тело странно дрожит. Дрожь, как от мороза в руках, в плечах, в коленях Лестница, по которой я обычно пролетала быстро и легко, теперь кажется непреодолимым препятствием Ступени словно из вязкого желе
Верка стоит у бара. Она что-то рассказывает, размахивая руками, что странно ей не свойственна эмоциональность; опустошает одну стопку за другой, будто для нее все произошедшее очередной повод выпить. В свои двадцать благодаря маленькому росту и лишнему весу, мелированным волосам и пышной челке из девяностых она выглядит на сорок лет. Вера была старшим официантом, чем очень гордилась, но не вредничала. Ее вздернутый нос, большие розовые щеки, второй подбородок вызывали стойкую ассоциацию и боролись с моей сдержанностью и воспитанностью я ни разу ей не сказала: А ну-ка, Вер, похрюкай!
Выпьешь? спрашивает меня бармен.
Обычно, я с радостью принимавшая его угощения мотаю головой.
Воду? Горячий шоколад?! Ирка! Я сделаю, как ты любишь! настаивает удивленный бармен.
Горячий шоколад со взбитыми сливками я жутко полюбила на прошлом месте работы, где мы и познакомились с кудрявым и сухощавым Маратом. Часто клянчила у педантичного бармена с орлиным носом любимый напиток, но Марат перестал его для меня готовить, ссылаясь на то, что горячий шоколад на новом месте хуже
Нет, спасибо отвечаю ему на автомате.
Иду к черному выходу через кухню, но выходить из ресторана нельзя. Курю вместе с поварами. Ловлю на себе странные взгляды жалости или сочувствия. Они тихо о чем-то говорят, а я молчу. Курить сложно при затяжке щелчки в ушах.
С тобой всё нормально? спрашивает меня хлебница, большая и статная женщина.
В ушах щелчки
Рот открой, как будто зеваешь говорит хлебница, как говорила мама, когда в самолёте закладывало уши.
Я стала шутить про открытый рот, повара смеются:
О, вернулась! Ты как зомби была Мы уже думали, что потеряли тебя.
Вспоминаю: с утра ничего не ела, но меня огорчают новостью, что обеда не осталось. Повара предлагают подождать и собираются приготовить что-нибудь для меня, но я отказываюсь и жую корку хлеба.
После нападения несколько дней я ходила по ресторану, как рыба, открывая рот. Заложенность прошла, уши открылись и этому радовалась вся кухня.
Сотрудники приехали через пол-часа и чёрный вход разрешили открыть. А я, обнаружив потери, отправилась на поиски обратно на террасу. За год до кровожадного преступления на собственную зарплату я впервые приобрела себе телефон. Nokia 7500 с треугольными кнопочками являлся доказательством моей самостоятельности и способности быть независимой от авторитарной матери, что всю мою жизнь прибегала в том числе и к финансовому абьюзу.
Сначала телефон имел лишь интересную игру, где я на досуге выстроила целый город с золотыми крышами, затем у него появилась и своя насыщенная жизнь. После зверского нападения этим телефоном я сделала видеозапись прыжка с парашютом И благополучно потеряла драгоценный артефакт вместе с трубкой в такси. Телефон нашелся спустя год. И выпав из сумки, во время катания на мотоцикле выжил, но сдох окончательно, упав с невысокого дивана.
А во время обстрела, при первой попытке забежать в ресторан, не понимая бесценность и хрупкость жизни, я пренебрегла собой И подняла упавший телефон. Затем резко отпрыгнула от двери в укрытие к комоду за стул. Когда все закончилось, уже в ресторане я обнаружила, что потеряла украшение стеклянный сиреневый брелок, что гармонировал с пластиковой розовой вставкой по периметру корпуса телефона.
Прошмыгнув на террасу сквозь многочисленных сотрудников, я забрала с комода свой фартук и быстро нашла сиреневый камешек на том же месте, где я роняла телефон. Рядом с пулей. Не поверив глазам, я подняла эту пулю и застыла, глядя на нее.
На мгновение терраса опустела, и я увидела: порог ресторана усыпан дюжиной таких же шальных пуль. А у плиток террасы, между столбами балюстрады у самого входа на животе лежит человек. Странная поза. Черная одежда, как у того, который бежал. По асфальту к плиткам ресторана из-под человека в черном медленно расползается черная глянцевая лужа. Нет, это невозможно. Это неправда. Я не могу отвести взгляд и проваливаюсь в туман. Это он?! Он не дышит?! Он бежал, чтобы спастись?! И я перед ним закрыла дверь? Не-ет! Это кто-то другой! У бегущего было ужасное лицо В его руках было оружие И он бежал нападать
Ты что тут делаешь? Откуда пуля? кричит на меня здоровенный седой опер, возникший из ниоткуда, и я поняла, что плохо его слышу Кто такая? Положи сейчас же пулю на место! И пошла бегом внутрь! Всем там скажи, чтобы никто сюда не выходил, поняла?
Ответив утвердительно, я послушно и машинально зашла в ресторан на еще более ватных ногах, и спускаюсь к черному входу. Мои увеличенные шоком от обстрела глаза, увеличиваются шоком от вида венозной чёрной крови и от понимания произошедшего.
Ты бы его не спасла. хоть что-то полезное сказали следователи во время допроса Он бежал уже подстреленным. У него не было шансов
Но моя новая травма выжившего была не согласна с аргументами следователей, считала иначе и уверяла меня в обратном. Именно травма выжившего вынуждала меня впоследствии спасать всех без разбору, даже тех, кто в помощи и спасении не нуждался. В лице других я пыталась спасти единственного человека, которого не знала лично и не имела перед ним ни долгов, ни обязательств. Жертвуя собой, я держала открытую дверь перед каждым, лишь бы спасти того единственного, кого спасти было невозможно.
Ты не знала, как себя вести! Ты не спецназ! Не Рэмбо!
То, что ты спасла себя уже успех и большая удача! Ты сделала всё что могла, понимаешь? настойчиво убеждала меня психолог Тамара много лет спустя, к которой я пришла после тревожных звоночков следователя.
Понимаю отвечала я ей на автомате.
Тамара оказалась профессионалом: после первой же сессии и давно знакомого мне горячего стула, с которым моментально ушла плаксивость, и я смогла, наконец, сделать глубокий вдох, рекомендовала мне обратиться к психиатру. Лишь через год я решилась последовать ее рекомендации после очередного звонка следователя и последовавшего регресса
В очередной раз приступив к психотерапии я решилась на огромную работу одним из результатов, которой является то, что я начала писать. Сначала мысленно я писала завещание на свое скромное имущество и придумывала способ умерщвления себя, поскольку никаких других путей отвоевать свою свободу и разум я просто не видела.
«Дыши».
У черного входа, я скукоженно сидела у двери на пластиковом ящике, что служил работникам кухни табуретом. Окутанная густым и липким туманом я пыталась сжаться, и спрятаться, как черепаха, глубоко в своем теле, после увиденного на террасе убитого человека И вдруг, появился кто-то живой!
Это ты столько выкурила? спросил молодой поваренок.
Пепельница была заполнена целой пачкой выкуренных мною наполовину сигарет. Курить не получалось
Там. Человека. Убили. Понимаешь? говорю я Егору задыхаясь Мертвый человек на входе в луже крови
Один из тех веселых и задорных поваров, которых я считала глупыми малолетками и в кого я во время запары металась трехэтажным матом, старался меня подбодрить:
Ир Постарайся это всё забыть и жить своей жизнью.
Я закрыла перед ним дверь!
Но ведь не ты в него стреляла! настаивал повар
И он был прав. Однако я больше верила своей давней ближайшей подруге гипертрофированной Вине.
Много лет спустя мой психотерапевт, сказал примерно то же самое:
Смерть этого человека вина убийц. Людей, которые в него стреляли, но не Ваша.
Благодаря совместным усилиям с психотерапевтом, имеющим внушительный опыт, мои отношения с иррациональной Виной стали сильно прохладнее.
Когда я немного вернулась в себя и к работе, перестала ругаться даже на косяки поваров, к чему они долго привыкали.
Моя следующая после трагедии рабочая смена наступила через два дня. И я, будучи добросовестным официантом, приступила к вытиранию комодов и столиков на террасе от пыли. Дверки одного из двух комодов цвета венге были покрыты темно-коричневой кирпичной пылью. При этом кирпичей вокруг не было. Мимо проходила Вера, и на мой вопрос о странной пыли, что вытиралась почему-то с трудом, удивилась матом:
походу, это его кровь
Спустя три года по убийству прошел суд, куда я была вынуждена явиться в качестве свидетеля. Выполнив свой гражданский долг и почувствовав долгожданное облегчение, и была уверена, что мне больше никогда не придется вспоминать самый страшный день в жизни.
После чудовищного преступления о своей жажде жизни и свободы я забыла, как и о давнем желании и намерении переехать в Москву или Санкт-Петербург. Хуже стала ощущать усталость и вообще тело. Меньше стала чувствовать и понимать свои потребности. Больше пить и работать на износ, как робот на автопилоте.
Несколько раз психолог Элина пыталась вернуться к страшной теме, но я, убедив себя, что все в порядке смогла убедить в этом и ее. Она была единственным в моём окружении человеком, кто не обесценивал пережитую мною катастрофу и понимал возможные последствия. Но я прислушалась к мнению большинства и не стала принимать кровожадное преступление близко к сердцу, обращать на него внимание и решила жить своей жизнью