Да, кивал парень. Только что испекли.
И панкейки?
С голубикой, малиной, клубникой. Их пока не испекли но испекут, улыбнулся он безмятежно. Боря с интересом за ним наблюдал.
Что, даже «рояль» сделаете? Пашот со слабосоленым лососем? щурилась я подозрительно.
Обязательно, отвечал юноша. А также «бенедикт» с ветчиной. И соусом олландез, разумеется.
О, точно. Бенедикт! обрадовалась я.
На Бенедикта Камбербэтча был похож этот официант. Правда, судя по беджу, отзывался на имя Афанасий.
Что ж, объявила я. Буду «бенедикт», круассан и кортадо. Если, конечно
Конечно, подмигнул Афанасий. Кажется, я его совершенно не раздражала.
Интересно у вас здесь, сказала я, закрывая меню. Все есть. А ведь мало кто завтракает в половине пятого дня.
Может быть. Но это не повод не печь круассаны, резонно заметил официант и повернулся к Боре.
Когда мы позавтракали фантастически нежным пашотом и хрустящими на весь Сочи круассанами, я попросила еще одну чашку кортадо: даже у краснодарской Зинаиды он не был так хорош. Кофе вместо Афанасия-Бенедикта мне принесла вчерашняя смешливая Василиса с ресепшен та, что хотела поселить нас в разные номера.
Добрый день! сказала она и посмотрела на Борю пристально и чуть лукаво.
Добрый, охотно согласился Боря. А мне еще один американо.
Ладно, разрешила девица. А редиску к нему не желаете, Борис Натанович?
И стоит такая, улыбается.
Боря сначала нахмурился, а потом на лице его заиграла радость узнавания:
Васька?! воскликнул он. Как так? Ничего себе!
Ого, подсказала я.
Боря вскочил с места и принялся эту Василису обнимать.
Как так? повторял он. Ты же маленькая была. Я тебя вчера вообще не узнал.
А я думала, это игра такая, дядь Борь, смеялась Васька. В Бориса Натановича.
А это, спохватился Боря, указывая на меня, Жозефина.
Причем Геннадьевна, напомнила я. Здравствуйте, Василиса. Боюсь, меня вы тоже помните.
Рада познакомиться еще раз, заверила девушка. Как вам наш тринадцатый номер?
Удачным оказался, похвалила я. И эркер. И балкон.
На крыше не были еще?
Собираемся, пообещал Боря. Кофе допьем только.
Обязательно сходите! Мамски и папски будут вас вечером допрашивать, предупредила Василиса. А я побегу уже, у меня тренировка. Афоня! Американо на второй.
И, попрощавшись, Василиса ушла заниматься спортом. Я молча посмотрела на Борю.
Это Васька, объяснил он. Дочка Кузнецовых. Мамски и папски это они.
А-а, со знанием дела закивала я. Тогда понятно.
Кузнецовы мои друзья детства. Они только что открыли этот отель.
А я думала, Гоша твой друг детства.
Они из другого детства, сочинского. Я здесь подолгу жил у тетки. В основном на каникулах, а однажды целых полгода. Тогда и подружился с Кузнецовыми. Сегодня мы, кстати, с ними ужинаем.
Где? засмущалась я.
Здесь. И я давно обещал их с тобой познакомить.
Давно? уточнила я. Ты перепутал. Наверное, Ксению им планировал представить.
Нет, ответил Боря и слегка коснулся рукой моих волос и правого уха. Ксению не планировал.
Ухо мое вспыхнуло. И вообще стало жарко как в Краснодаре, когда Боря сел рядом со мной на кровать. Надо же, мы вместе уже почти семнадцать часов, а чувства не остыли. Танцующей походкой явился официант Афанасий Камбербэтч с американо. Учтиво мне поклонился.
А почему ты должен пить кофе с редиской? спросила я Борю, кивнув на чашку. Трудное сочинское детство?
Ага, Васькино. Ей было лет пять, я как-то приехал и зашел к ним в гости. Вхожу, а там драма ребенок орет, аж красный, Кузнецовы вокруг бегают и машут перед ней редиской, морковкой и чуть не репой как перед мелким осликом. А Васька только горше плачет и отгоняет их руками: «Ледиску-у!» Я спросил, в чем дело. Кузнецовы отвечают сели пить чай, она сказала, что хочет с чаем редиску. Они удивились, но дали. И тогда она заголосила. Главное, с обидой такой. Я подумал немного, открыл холодильник. И увидел там пирожное «картошка». Его-то она, конечно, и хотела. Перепутал ребенок, подумаешь. В общем, мы с Васькой стали тогда друзьями навек. А вчера я ее не узнал. Кошмар какой-то.
Ну, давно не видел, наверное? утешила я. Мне понравилась история про картошку и редиску.
Угу, давно. В Москву Кузнецовы детей не брали. А здесь я в последнее время бывал одним днем и по делам. Или к тетке специально приезжал. Ну, и хоронил ее еще прошлым летом, но тогда было как-то не до Васьки Боря опять стал серьезным, как в Воронеже, когда говорил про учителя Байрона. Я, конечно, быстренько заново в него влюбилась. И взяла за руку с полным на то правом.
Пойдем-ка гулять по городу, сказала я. Расскажешь про тетку, про детство и про Кузнецовых. Надо мне как-то подготовиться к презентации.
Давай погуляем завтра, предложил Боря. А сейчас вылезем из тринадцатого номера на крышу, посмотрим, что у них там. Они ж действительно спросят вечером. Я немножко инвестировал в этот отель, Кузнецовы теперь волнуются.
Инвестировал и сам же забронировал люкс, улыбнулась я. Зато теперь понятно, почему ты не живешь в каком-нибудь «Хайятте» на первой линии.
Кому нужен «Хайятт», когда на свете есть отель «Журавленок»! Боря залпом допил кофе, сгреб меня в охапку и мы пошли через стеклянные двери к лифту.
Пусть везет нас на крышу, раз для Кузнецовых это важно. Наверняка хорошие люди.
Там же, 2 мая, время ужина
Они понравились мне сразу. Ну, если совсем честно, почти сразу после того как я перестала стесняться. Будь на моем месте менее дикое существо, оно бы прониклось к Кузнецовым любовью с первой секунды и не пыталось сдержать их мощную волну дружелюбия. Меня же поначалу слегка смущал натиск. Было ощущение, что я знакомлюсь с парочкой разумных жизнерадостных лабрадоров.
Какая вы красивая! воскликнула Ольга Кузнецова, едва мы сели за столик. Именно такая, как Борька рассказывал. Даже лучше!
Боря говорил, что она умная, возразил ее муж, Вадим Кузнецов. Но и это тоже сразу видно. Девушка заказывает гарначу!
Кузнецовы и сами были очень симпатичными особенно вместе. Оба невысокие, круглолицые, неуловимо похожие друг на друга. Он плечистый блондин с очень светлыми ресницами и бровями. Она классическая русская красавица: могла бы носить косу, сарафан и кокошник, но почему-то облачилась в джинсы, а светло-русые волосы скрутила в узел, который держался на обычной шариковой ручке.
Гарначу я заказываю от смущения, призналась я Вадиму. Сейчас быстренько напьюсь и стану очаровательной собеседницей.
Погодите, вам же еще белое вино нужно попробовать! испугалась Ольга. И желательно запомнить это. У нас, например, прекрасное грилло.
Белое вино больше любит моя сестра Антонина, с сожалением ответила я.
Та самая, которая не совсем сестра? уточнила Ольга. Девушка Гоши?
Кажется, Боря и правда говорил с ними обо мне. Они знали даже имя и породу моего кота! А мне о них было известно немного только то, что он успел рассказать, пока мы лежали у бассейна на крыше тринадцатого номера.
Эта троица подружилась осенью 1991 года. Боря, как обычно, провел лето у тетки в Сочи, но домой в Воронеж уехать не мог его мать попала в больницу. Пришлось временно определяться в местную школу, в 10 «Б», где уже учились Кузнецовы. Началась их дружба своеобразно. Оля Кузнецова влюбилась в яркого новенького. Боря на чувства не ответил, зато помог ей сделать более очевидный выбор обратить внимание на Вадима Кузнецова, ее однофамильца и вечного соседа по парте. Вадик был тихим отличником, Олю любил с пятого класса, но молчал, решал за нее математику и розовел лицом, когда одноклассники дразнили их мужем и женой. Боря с Вадиком подружились на почве общей нормальности у большинства учеников 10 «Б», увы, в списке интересов значился лишь золотой дубль «курить и бухать». А Вадим увлекался электроникой, разбирался в машинах, слушал иностранное радио и много читал. Вскоре они стали общаться втроем гуляли, ходили в кино, ездили на море, сидели вечерами у кого-то дома, чаще у Оли: ее мама всех кормила и привечала, гостеприимная была женщина. Боря постоянно нахваливал Кузнецовой Кузнецова и оставлял их вдвоем в правильные моменты. А Вадика учил ухаживать за девушками сам-то он с этим умением родился. Объяснял, например, что на день рождения надо дарить даме не только книжки ее любимого Крапивина, но и цветы, а еще духи и помады. В итоге к Бориному отъезду в Воронеж Кузнецовы стали парой. Поженились они почти сразу после школы, Боря был свидетелем на свадьбе. Вадим, окончив институт, занялся строительством, а Оля родила дочь Васю и сына Ваню и стала мечтать о будущем. Она хотела однажды стать хозяйкой гостиницы, а до тех пор работала в других администратором, портье, менеджером. Пока работала, вывела формулу идеального отеля. И вот в этом году им удалось такой открыть.
Понимаешь, важно, чтобы людям было у нас хорошо. Чтобы даже в пик сезона они не чувствовали, будто живут посреди пылающего муравейника, в который превращается летом наш город, говорила мне Ольга, когда Боря с Вадимом ушли курить. И в этом смысле я рада, что мы не рядом с морем. Здесь тихий центр, и зелено, и постоянно что-то цветет. Мы с Вадиком в этом районе выросли, нашу школу отсюда видно В общем, тут классно даже летом.
Отличный слоган, заметила я. Нормальным людям понравится.
Вот-вот! Это и есть отель для нормальных людей, Ольга обрадованно надавила на мою руку у локтя, аж больно стало. Потребности нормальных людей редко учитываются, а им не так уж много надо.
Например?
Например, удобные матрасы и подушки. Хорошая звукоизоляция в номерах чтобы жаворонки и совы друг другу не мешали. Потом завтраки весь день, к слову о жаворонках и совах. Еда в номер по той же цене, что и в кафе. Кнопка вызова горничной: нажимаешь, когда нужно, а в остальное время тебя по умолчанию не беспокоят и в дверь не ломятся. Номеров тринадцать, все они разные по дизайну и у каждого своя изюминка: где-то большая терраса, где-то выход на крышу Вся техника работает, ничего не болтается и не протекает. Халаты, тапочки, щетки-пасты и прочие маленькие радости всегда, что называется, в наличии. Пульт от кондиционера лежит на видном месте, и в нем есть батарейки. В ванной стоит эко-косметика, которую нам делают прекрасные чуваки, у них свое маленькое производство. Ну, и персонал, конечно. Я всех кандидатов собеседую сама и смотрю, способны ли они поддержать разговор и можно ли их к людям пускать.
Официанта Афанасия тоже собеседовала? поинтересовалась я.
Афанасий парень Василисы. По блату сюда попал, улыбнулась Оля. Но мальчик замечательный. Он еще у Пети учится готовить, Петя наш шеф-повар. Приехал, представляешь, из Питера, потому что там замерз
Интересно, сказала я. Я только сейчас поняла, что здесь все именно так, как ты говоришь. И матрасы с подушками, и тишина, и пульт от кондиционера сразу нашелся и заработал. Но я это, откровенно говоря, принимала как должное.
И хорошо! засмеялась Оля. Вот если бы что-то было не так, ты бы обязательно заметила.
Это правда, согласилась я. Как-то захотелось вас срочно везде пиарить. А то ведь не узнают в Москве об отеле «Журавленок». Кстати, откуда это название?
Из Крапивина! А кафе называется «Молнии». Мы вывеску повесили, а вот на дверях написать не успели Это моя любимая крапивинская книжка «Журавленок и молнии».
И моя, призналась я. «Потому что гром это не страшно, это уже после молнии. Если слышишь, как гремит, значит, молния ударила мимо».
Господи, как же хорошо, что ты одумалась! Оля схватила меня, оторопевшую, за обе руки. Ты ж совсем наша. Совсем родная. Не мучь только больше Борьку, он тебя так любит, а никого другого, считай, не любил.
Тут вернулся никого-считай-не-любивший Борька в сопровождении Вадима, и мы решили выпить розового шампанского. Логичное же решение после гарначи, грилло, монастреля и парочки неучтенных совиньонов. Допивая второй бокал под сырный комплимент от шеф-повара Пети, я вдруг вспомнила, что за сутки так и не рассказала сестре Антонине, как у меня дела. «Извини, что пропала. Ела охрененный стейк и форель. Знакомилась с Кузнецовыми. Возможно, напилась», написала я. «Я привыкла: раз не пишешь, значит, все хорошо», ответила сестра. И тут я вспомнила, что должна была сегодня лететь в Москву примерно в то время, когда выспрашивала официанта Афанасия-Бенедикта про пашот и круассаны. «Спасибо вам», написала я сестре Антонине, имея в виду все сразу.
Мы допили брют, я категорически отказалась от десерта, объяснив это скромной грузоподъемностью лифта.
Эх ты, покачала головой Кузнецова. Наша Васька копит деньги на кондитерские курсы в Париже. Вот вернется, наделает эклеров, попробуй тогда не попробовать!
Кстати, éclaire по-французски «молния», заметила я. Видимо, шампанское разбудило во мне дремлющее знание французского.
Она еще на разных языках говорит! в очередной раз восхитился мной Кузнецов.
Много я получила тогда комплиментов, и не только от шефа. Боря в тот вечер говорил мало по крайней мере, для себя обычного. Смотрел на меня, улыбался, слушал, был рядом. Как же это приятно, оказывается когда кто-то настолько с тобой.
Может, пойдем? шепнула я ему, пока Кузнецовы отвлеклись на разговор с бледным (видимо, еще не отогревшимся) шеф-поваром Петей из Питера.
Боря ответил взглядом да, идем. Встал, большой и внушительный, и шумно начал прощаться с друзьями и благодарить шефа. Я тоже поднялась с места отметив с удивлением, что довольно хорошо держусь на ногах для человека, полировавшего красное игристым.
Наполняло меня не вино, а счастье.
Чувствуя себя красивой, любимой и очень легкой, я направилась к лифту. Практически полетела. И с размаху вошла лицом в стеклянные двери кафе «Молнии».
Гром это не страшно.
Сначала я не поняла, что произошло. Удивилась только, что уже никуда не иду. Потом услышала нестерпимый гул, как будто в гонг над ухом ударили, и почувствовала: больно. Больно всей правой стороне Жозефины. Успела подумать: а ведь правая моя выигрышная, «рабочая» сторона.
Потом вокруг меня все забегали и запричитали. Пытались отклеить от лица мои руки, которыми я его защищала. Я сопротивлялась и рук не отпускала и чтобы от меня отстали, уткнулась Боре в грудь. Он меня очень аккуратно обнял, отгородил от всех, дистанцировал. Где-то далеко говорили люди, до меня доносились обрывки фраз: «лед неси уже», «отойдите от нее», «да я просто», «нос-то цел?». Насчет носа я тоже беспокоилась оттого, может, и держалась за него. Еще глаза. Хотелось бы, чтобы их все еще было два. Постепенно сквозь пелену стали проступать достаточно четкие мысли. Я не слышала звона стекла, потому что меня оглушило или потому что оно не разбилось? И если не разбилось, значит, порезы исключены? Я отодвинула руки, ладонями осторожно потрогала лицо. Нос на месте. Под ним не мокро, крови нет. Глаза есть, оба. Вот под ними мокро но это, похоже, слезы. Или дождь: после грома и молний бывает гроза.
Я зашевелилась в коконе, который соорудил для меня Боря, и он чуть расслабил руки. Я повернулась к людям. Ольга Кузнецова смотрела на меня с испугом, но я заметила, как на лицо ее постепенно снисходит радость и облегчение. Хороший знак. Она бросилась было ко мне, но Боря выставил руку вперед: пока нельзя.
Прости, Жозефиночка, говорила Оля. Дура я, рассказывала тебе, как у нас тут все хорошо продумано А на двери ничего не успели написать, и вот. Ужас!
Хватит голосить, вступил Вадим Кузнецов. Сегодня же напишем! Прямо ночью. Чего уже себя ругать, без толку.
Я поняла, что он так защищает жену. И решила ему помочь:
Не надо ночью. К следующему моему приезду напишите на стекле слово «Выход». Ну или слово «Дверь», для одаренных. А пока я и так запомню.
У тебя что-нибудь болит? спросил Боря, пока остальные растерянно смеялись.
Я не чувствую половину лица, это минус. Зато реально видела молнии в кафе «Молнии»! Уникальный экспириенс, как сейчас пишут.
Я улыбнулась Боре снизу вверх: мол, ничего, можно смеяться, гроза миновала. Ольга Кузнецова все-таки ко мне прорвалась и, ежесекундно извиняясь, стала прикладывать пакет со льдом к моему лицу. Один раз приложила к коленке на всякий случай. Весь остальной персонал отеля «Журавленок» суетился и спрашивал, чего я хочу кофе, воды, спать, гулять или (я четко расслышала!) козинаков из кунжута.
Я почувствовала, что лицо деревенеет и опухает, и, пока карета совсем не превратилась в тыкву, решила удалиться. Боря кинулся открывать передо мной стеклянную дверь. Вадим Кузнецов подошел и зачем-то завернул меня в огромный плед. Такой миловидной юртой я и шагнула в лифт. До тринадцатого номера мы с Борей добрались без приключений.