Сама О. М. Медушевская, знавшая подлинную цену человеческим эмоциям, обладала редким стоицизмом. Когда было совсем трудно или кто-то жаловался, всегда коротко и холодно говорила: «бывает хуже». Для человека, заставшего период сталинский репрессий (затронувших многих близких людей), видевшего взрыв Храма Христа-Спасителя (обломок стены которого пробил окно и влетел в ее комнату), пережившего войну (с ее холодом, продовольственными карточками и сбором зажигательных бомб, сбрасываемых немцами на Москву), непосредственно наблюдавшего в школьные годы борьбу с «врагами народа», в студенческие кампанию по борьбе с «низкопоклонцами перед Западом» (одной из жертв которой стал ее учитель Андреев), а затем вынужденного десятилетия выживать в серых советских буднях, каждодневно отстаивая право на занятие наукой эта короткая фраза весила очень много. Смерть Сталина, вызвавшая шок в советском обществе, была для ее семьи, напротив, знаком раскрепощения и возможных перемен к лучшему Сталинские политические процессы 1930-х гг., как и все последующие идеологические кампании рассматривались как лживые и лицемерные, а советский коммунизм как бюрократическая утопия, которая смогла утвердиться исключительно из-за примитивности массового сознания. Впрочем, отношение к революции и советскому строю было скорее научным, чем эмоциональным (в отличие от более старшего поколения научной интеллигенции). Этот строй, полагала она, не смог бы победить и, тем более, удержаться только с помощью насилия. Его утверждение, в конечном счете, было выбором основной части населения крестьянства, подлинные уравнительно-распределительные настроения которого так ошибочно интерпретировала и идеализировала народническая интеллигенция. Изменение ситуации, возможно, следовательно, с осознанием массами и властью негативного результата выбора, сделанного в Октябре 1917 г. Перемены, связанные с «оттепелью», воспринимались, конечно, позитивно, но без всякого ложного энтузиазма. В этом отношении характерно и сдержанное отношение к т. н. «шестидесятникам» как в целом конформистской и лояльной режиму части интеллигенции: они, что же, узнали о сталинских преступлениях и «прозрели» только после XX съезда? иронически спрашивала она. Именно поэтому она вполне приняла радикальные социальные перемены, связанные с перестройкой М. С. Горбачева и последующие преобразования 90-х гг. XX в., видя в них (несмотря на все трудности и издержки) естественный выход из тупика неэффективной репрессивно-бюрократической системы.
Ольга Михайловна не испытывала ни малейших иллюзий в отношении официальных поощрений или наград, часто повторяя известную сентенцию советских заключенных: «ни о чем не жалей, ничего не проси и ни на что не надейся». Она, конечно, надеялась на общественное признание, но никогда не ставила его выше своего долга. На мой вопрос о значении для ученого прижизненного признания его заслуг заметила однажды: «нужно стремиться сделать максимум, не думая о признании, и тогда, возможно, когда-нибудь, придет оценка труда». При этом она обладала необыкновенным оптимизмом и самоотдачей работала до последнего дня, никогда не жаловалась, всегда знала, что нужно делать в данный момент. Ей было свойственно четкое, ясное и светлое отношение к жизни. Возможно, с этими качествами была связана ее поразительная способность к предвидению. Когда я в период расцвета т. н. «развитого социализма» задал наивный вопрос почему правительство не может вернуть А. Д. Сахарова из ссылки и принять его программу преобразований, она отвечала: сделать это, конечно, можно, но тогда не будет СССР. Могу совершенно определенно заявить: все данные ею прогнозы от необходимости принятия новой методологии истории до обреченности советского эксперимента, включая чрезвычайно точные оценки политических явлений, событий и лиц, подтвердились в полной мере.
Функционирование науки как социального института, подчеркивала О. М. Медушевская, регулируется совокупностью обязанностей и норм, ценностей, составляющих этос науки и образования. «Убеждена, говорила она в последнем интервью, что деятельность любого научного сообщества, и сообщество историков не исключение, что профессиональные и этические принципы тесно взаимосвязаны. Например, установка на то, что любой нарратив имеет право на существование поскольку история не наука и изучает одни «высказывания» и что историческая истина недостижима, и что, следовательно, согласованность суждений есть лишь вопрос конвенции, взаимного соглашения, такая установка разрушает этос сообщества. Напротив, установка на достижение точного результата, пусть труднодостижимого, установка на нелицеприятную критическую проверку, имеет важное, объединяющее этическое значение для сообщества профессионалов. Точно также и в работе молодого историка: установка как «воля к истине», на достижении доказуемого, проверяемого знания воспитывает истинный профессионализм как этический принцип. Пусть сообщество получит небольшой, но зато надежный результат»[68].
Решение проблемы соотношения науки и образования и выбора стратегии последнего на современном этапе состоит, следовательно, в профессионализации научного сообщества как осознанном этическом выборе.
Наука и образование: создание концепции гуманитарного университета нового типа
В условиях смены парадигм становятся актуальны три задачи: анализ сложившейся структуры исторической науки в новейшее время с целью выявить необходимый потенциал системного, точного и нового знания о человеческом опыте; переориентация на ценности профессионализма в рамках научного сообщества; формирование и реализация такой образовательной модели, которая ориентирована на доказательное познание. Образовательная модель говорила О. М. Медушевская, образ науки; университетская образовательная модель ее зеркало, в которое она, как королева из сказки, постоянно смотрится, чтобы вести мониторинг своей идентичности; и не вина зеркала, если образ оказывается непривлекательным.
Для О. М. Медушевской на завершающем этапе творчества стала совершенно очевидна исчерпанность традиционной модели образования и необходимость перехода к качественно новой, связанной с когнитивной теорией и необходимостью обучения методу доказательного познания. Сопоставляя свой подход с настроениями самых разных представителей профессионального сообщества, она констатировала интеллектуальную робость научного сообщества историков отсутствие новых познавательных теоретических идей, желания модифицировать традиционную образовательную модель; защитную реакцию робкого и скованного догматами сознания, проявляющуюся в агрессивном отрицании всякой теории и методологии, либо в чисто прагматическом подходе, не осознающем цели и задачи исторической науки в условиях изменившегося мира.
Критикуя наивное представление (напр., английского методиста Д. Тоша и его русских последователей) о том, что для исторического профессионализма вполне достаточно здравого смысла и общей эрудиции, она сравнивала эту установку с идеями мольеровского героя Ж. Дандена, потрясенного открытием, что он говорит прозой или фонвизинского недоросля, «здравый смысл» которого отрицал абстрактное понятие прилагательного на том прагматическом основании, что дверь действительно прилагается к стене дома. Для современного научного сообщества ею констатировалось своеобразное двоемыслие: традиционалистская историография транслирует обществу устоявшееся знание, но не обсуждает методы добывания нового знания и способы его верификации. Необходимо понять, считала О. М. Медушевская, что положение человечества достаточно серьезно для того, чтобы историк мог оставлять аналитику собственного положения в распоряжении специалистов, не находящих в себе уверенности работать в полную силу, т. е. честно рассматривать проблемы истории и ее метода в рамках общенаучного сообщества.
Новая концепция образования, предложенная О. М. Медушевской с позиций когнитивной теории, подчеркивала приоритетное значение обучения методу. Она включала, во-первых, выбор в качестве системообразующего принципа новой образовательной модели обучение овладению методом (а не трансляции готовых знаний); во-вторых, опору на фундаментальные свойства человека его способность создания новой реальности; в-третьих, признание принципиальной возможности познания человека через его произведения и разработку приемов такого познания. В реальности полноценного исследовательского процесса возникает возможность синтеза трех направлений: антропологического[69], поскольку существует возможность опираться на глобальное единство человечества, с его историко-антропологическими универсалиями, исторического[70], поскольку каждая эпоха и ситуация включены в эволюционное целое исторического процесса; и, наконец, что существенно важно, единства источниковедческой парадигмы, опоры на реализованные продукты целенаправленной деятельности исторические источники.[71]
Этот подход объединяет университетские курсы, в разное время читавшиеся О. М. Медушевской. Так, курс «Методология истории» раскрывал проблемы исторического синтеза; место истории в системе наук о человеке и междисциплинарных исследованиях[72]; курс «Источниковедение и методы исторического исследования» был призван дать целостное представление о том, как добывается новое знание о прошлом; Цель курса «Текстология и источниковедение» заключалась в применения новых методов исторического познания в практике изучения источников их классификации, условий происхождения, авторства, обстоятельств создания, интерпретации текста и его информационного потенциала, подлинности и достоверности свидетельств. Курс «Зарубежное источниковедение» концентрировался на анализе методов источниковедческого анализа и синтеза, раскрытии видовой структуры исторических источников различных эпох и регионов мира, интерпретации ключевых понятий современной философской, историко-антропологической и собственно источниковедческой историографии[73]. Курс «Вещь в культуре» имел предметом изучение произведений материальной культуры общества в их разнообразных социальных функциях для получения данных о культуре, образе жизни, культурном обмене. Курс «Вспомогательные исторические дисциплины. Палеография» делал акцент на проблеме кодирования и передачи информации на различных носителях, прежде всего письменных источниках[74]. Наконец, самый важный курс «Источниковедение русской истории» соединял все эти направления анализа воедино применительно к всему массиву и видовому разнообразию источников русской истории[75]. В целом эти курсы представляют собой единую концепцию исторического познания и междисциплинарного синтеза, реализуя его задачи применительно к таким областям гуманитарного знания как история, историческая антропология, культурология, философия, политология, весь круг вспомогательных исторических дисциплин, документоведение, архивоведение, археография (они читались на соответствующих факультетах или имели общеуниверситетский статус).
Теория когнитивной истории давала мощный импульс и весомые аргументы в пользу сохранения фундаментального гуманитарного университетского образования, основное преимущество которого (по сравнению с различными вариантами прагматического или прикладного образования) усматривались прежде всего в передаче молодым поколениям навыков самостоятельной оценки и критического анализа информации[76]. Цель такого образования подчеркивала О. М. Медушевская, формирование новой личности, способной добывать и критически анализировать информацию, противостоя различным приемам идеологической мифологизации и манипулирования сознанием в том числе с использованием новых информационных технологий. Данная образовательная модель впервые была реализована в Историко-архивном институте, а затем возникшем на его основе РГГУ. О. М. Медушевская не только теоретически обосновала ее, но и участвовала в практической реализации: в 19902000-е гг. в качестве ученого секретаря Ученого совета университета она определяла программу развития РГГУ[77], входила в рабочую группу, сформированную «в целях подготовки вопроса «Историко-архивный институт РГГУ: перспективы развития», сформулировав задачи реформы высшего гуманитарного образования[78]. «Теперь уже всем очевидно, писал один из выдающихся представителей историко-архивной школы профессор С. О. Шмидт, что Медушевская создала фундаментальное научно-педагогическое направление в российском источниковедении, в теории познания прошлого». Подчеркивая моральную строгость ученого и педагога, он заключает, что она была «по существу уникальна, а потому и недосягаема»[79].
На международной конференции, посвященной памяти ученого, видные ученые, научные администраторы, преподаватели, архивные и музейные работники отмечали, что концепция О. М. Медушевской «имеет фундаментальный характер, представляет переломный этап развития науки, формулирует основу современного гуманитарного познания и создает новый язык науки развернутую систему определений и терминов и поэтому должна быть положена в основу университетского преподавания». А дальнейшая разработка данной концепции в рамках научной школы О. М. Медушевской залог единства «когнитивной ориентированности», «познавательной и педагогической логики» в гуманитарном образовании. Коллеги выступили с предложением о «включении в название Историко-архивного института имени О. М. Медушевской»[80]. Не менее важен был заданный ею высокий этический стандарт в высшей школе: «Ольга Михайловна, подчеркивал известный представитель русской историко-географической школы проф. В. А. Муравьев, была всегда воплощением нравственного выбора», она «никогда ни на йоту не изменила себе», а потому «ее почитали как символ настоящего Историко-архивного института, хранительницу его лучших традиций». «Эта жизнь, завершал он, триумф идеализма над материализмом»[81].
Признавая О. М. Медушевскую «одним из создателей и лидеров современной российской источниковедческой школы» первый ректор РГГУ Ю. Н. Афанасьев, обращаясь к ней, подчеркивал: «Удивительно естественным и достойным был Ваш выход из области источниковедения и исторической географии в область эпистемологии гуманитарного знания, теории и методологии истории, исторической антропологии, в область взаимодействия культур, наук, дисциплин. Как некогда Вы сыграли значительную роль в разработке тех методов преподавания исторических дисциплин, которые определили неповторимый облик Историко-архивного института, так ныне с Вашим энергичным участием возникает гуманитарный Университет нового столетия».[82] Общим выражением признания исключительного статуса О. М. Медушевской в качестве интеллектуального лидера в университете стало то, что она первой из своих коллег получила золотой знак «Заслуженного профессора РГГУ».
Действительно, основополагающей идеей концепции нового гуманитарного университета РГГУ, стала именно теория и методология когнитивной истории, открывавшая перспективы точного гуманитарного познания[83]. Она заложила основу такой образовательной модели, которая должна стать доминирующей в современном обществе, поскольку указывает путь самостоятельного поиска подлинной информации. Когнитивно-информационный подход, несомненно, обогащает социологию образования, анализируя социальные и этические факторы гуманитарного познания[84], отношения опыта и знания, проводя разграничение подлинного и мнимого знания, творческого (основанного на обучении методу) и транслирующего (вторичного) образования[85]. Траектория метода как исследовательского пути и стратегии высшего образования предстает как аналитика эмпирических данных интеллектуального продукта (источника информации), его имплицитной (эмпирической) достоверности и принятых логических выводов, каждый из которых открыт для выдвижения контраргументов[86]. Это в свою очередь является признаком именно научной теории, т. е. теории, принципиально могущей быть оспоренной в ходе развития знания. В результате постижения смысла возникает понимание, а в результате понимания возникает идея новой познавательной деятельности.