Бывают личности, масштаб которых становится более ясен последующим поколениям, нежели современникам. Сейчас очевидно, что О. М. Медушевская выдающийся научный и общественный деятель России XX начала XXI века, центральная фигура в российской гуманитарной мысли, возможно, равная по значению Лаппо-Данилевскому для начала XX в. Человек эпохи крови и железа, она оказалась способна в условиях тоталитаризма последовательно отстаивать гуманистические идеалы, противопоставить науку идеологическому мифу, сформулировать целостную теорию гуманитарного познания, выразившую смену парадигм в исторической науке. Вклад О. М. Медушевской характеризуется необычайной цельностью и единством научной теории, этических принципов и педагогической практики. Ее деятельность обеспечила не только сохранение научной преемственности, но и возможности возрождения подлинного доказательного научного знания, формирование научно-педагогической школы мирового уровня. Эта сильная, мудрая и прекрасная личность навсегда останется подлинным нравственным ориентиром и одной из символических фигур русской интеллигенции[87].
* * *
Предлагаемая вниманию читателей публикация избранных трудов О. М. Медушевской объединена единой темой пространства и времени в науках о человеке, поскольку их выражение в определенной картине мира, формирование и изменение представлений о них в истории, отражение этих представлений в источниках и используемых методах их изучения являлось центральной темой ее исследований на всем протяжении научного творчества. Для удобства восприятия, книга условно разделена на две части, первая из которых включает работы, связанные в основном с пространственным конструированием, вторая с реконструкцией темпорального пространства ретроспективной картины мира и поиском адекватной методологии изучения исторических источников.
В соответствии с этим замыслом первую часть открывает обобщающий научный доклад О. М. Медушевской «Исторический источник: человек и пространство», в концентрированном виде представляющий основную идею одноименной научной конференции (М., РГГУ, 1997 г.). Далее представлены работы начального периода творчества текст кандидатской диссертации «Русские географические открытия на Тихом океане и в Северной Америке (50-е начало 80-х годов XVIII в.) (1952 г.), публикуемый по рукописи, сохранившейся в архиве исследователя и не содержащей последующих цензурных искажений, являвшихся необходимыми в тот период для вынесения диссертации на защиту. Эта логика продолжена публикацией рукописи ранее неизвестного произведения О. М. Медушевской «Карта Московского государства и Сибири А. А. Виниуса». Оно сохранилось в единственном экземпляре в виде написанного от руки текста в обычной канцелярской тетради. Это, несомненно, первое из дошедших до нас научных произведений О. М. Медушевской сочинение, датируемое, скорее всего, 19481949 гг. (на это указывает, с одной стороны, датировка сносок, с другой факт отстранения Андреева от преподавательской деятельности именно в 1949 году). В тексте рукописи есть уточняющая правка Яцунского, в нее вложено несколько написанных его рукой записок (без подписи) с рекомендациями новой литературы, сохраненных О. М. Медушевской как память о нем. Данная работа (доклад аспиранта на кафедре) представляет, на наш взгляд, не только содержательный научный интерес, но и показывает преемственность классических русских академических традиций в тяжелый период гонений на научную мысль и интеллигенцию. Обе работы текст диссертации и рукописное сочинение о карте Виниуса ранее никогда не публиковались и впервые вводятся в научный оборот настоящим изданием. В данной публикации этих работ названия учреждений и оформление научно-справочного аппарата дается в имеющейся авторской редакции.
Вторая часть книги призвана показать развитие методологических принципов исторической реконструкции О. М. Медушевской от формулирования принципов теоретического источниковедения к методологии истории и созданию интегральной теории когнитивной истории как основы гуманитарного познания. С этой целью в начале раздела публикуется обобщающая статья «Источниковедение в России XX в.»(1996 г.), которая подводит итоги соотношения научной мысли и социальной реальности за истекшее столетие. В ней показана смена основных концепций, этических и профессиональных представлений, влияние их на такую специальную область знаний как источниковедение. В этой статье Ольга Михайловна не пишет, однако, о своем фундаментальном вкладе, состоявшем во введении и утверждении понятия теоретического источниковедения, разработке его методов, структурных основ лекционных курсов и создании российской школы теоретического источниковедения. Этот вклад хорошо известен и отражен в многочисленных публикациях. В то же время, статья, несомненно, имеет определенный автобиографический характер, стремится не только излагать факты, но предложить их оценку с позиций как личного опыта, так и социологии науки. Другая публикуемая работа «Методология истории как строгой науки» может рассматриваться как отражение переходного этапа от проблем источниковедения к проблемам исторического построения методологии истории. Хотя она посвящена методологии А. С. Лаппо-Данилевского (ибо задумывалась как предисловие к предполагавшейся, но не реализованной в тот момент публикации его основного труда в 1998 г.), фактически представляет новую реконструкцию его идей, осуществленную на основе того междисциплинарного синтеза, который был осуществлен О. М. Медушевской в конце XX в. Наконец, завершает публикацию вводная глава последней книги исследователя, где в концентрированной форме изложено содержание теории и методологии когнитивной истории новой научной парадигмы, обсуждение значения и вклада которой в научную мысль становится едва ли не стержневой линией ее развития на современном этапе.
Публикуемые тексты печатаются без сокращений и изменений. В публикации оформление научно-справочного аппарата и библиографическое описание дается в том виде как оно представлено в разновременных изданиях, из которых взяты соответствующие тексты. Завершает книгу список избранных научных трудов О. М. Медушевской, отражающий этапы развития ее взглядов, основные направления научной и педагогической деятельности.
А. Н. Медушевский ординарный профессор НИУВШЭ.
Часть I. Конструирование пространства: картина мира. Источники и методы исследования
Исторический источник: человек и пространство
Введение
Тема конференции соединяет два взгляда на мир, две группы наук науки о природе и науки о культуре, которые ранее, около 100 лет тому назад, заявили о своей альтернативности друг другу, о принципиальном различии своего предмета и метода познания. Действительно, «природа есть совокупность всего того, что возникло само собой, само родилось и предоставлено собственному росту». Напротив, противоположностью природе в этом смысле является «культура как то, что или непосредственно создано человеком, действующим сообразно оцененным им целям, или по крайней мере, сознательно взлелеяно им ради связанной с ним ценности»[88]. В трудах философов баденской школы неокантианства В. Виндельбанда и Г. Риккерта на этом, вполне реальном, различии природы и культуры было обосновано принципиальное противопоставление методологии их исследования. Речь шла, в частности, о том, что естествознание и историческая наука две совершенно разные области знания, существенно различающиеся по их методам. Этот постулат был для гуманитарного знания конца XIX начала XX в. весьма важен, поскольку помогал преодолению упрощенного позитивистского подхода к социальным явлениям. «Ректорское слово», произнесенное В. Виндельбандом в Страсбурге в 1894 г., «сразу стало знаменитым»[89]. Последующее развитие науки и культуры XX в. показало, какие фундаментально важные следствия имела и констатация этого разделения, и достаточно широкое распространение неокантианской парадигмы, для менталитета людей науки. Оно способствовало осознанию специфичности мира культуры, его самодостаточности, его несводимости к естественно-научным трактовкам человеческого поведения. Оно давало возможность противостоять позитивистским установкам в условиях, когда проблема соотношения личности и общества приобрела особую актуальность. Методическое обособление стало надолго стимулом для развития гуманитарных наук, поскольку высвобождало ученых от диктата механистических, бихевиористских трактовок общественных явлений, ориентировало на исследование внутреннего мира человека. Были обозначены реальные специфические трудности познания человеческой психологии, «жизненного мира», скрытого от наблюдения и проявляющегося во внешних признаках, требующих особых и не всегда эффективных усилий интерпретации. Однако, с другой стороны, обособленное развитие гуманитарного знания не могло не ограничивать его возможности как знания объективного и научного. Искусственное разделение единого пространства существования человека и природы и их обособленное, а следовательно, одностороннее рассмотрение, сковывало возможности системного анализа единых и общих познавательных проблем. Возможности гуманитарного знания как строго научного оказались поэтому далеко не очевидны для представителей обоих типов наук. Между тем, проблемы единства науки, «связь вещей и связь истин»[90] могут эффективно исследоваться лишь на широкой основе компаративных подходов, опирающихся на единство мира природы, жизни и человека.
Мы взяли в качестве отправной точки данного доклада ситуацию нараставшего обособления наук о природе и наук о культуре по их методу, для того, чтобы яснее оттенить наметившееся в настоящее время изменение вектора, направления в отношениях между этими типами знания. В деятельности практикующего исследователя проблемы человека и природы, времени и пространства, и, в частности, исторической науки и географии, разумеется, не могли быть изолированы. Однако, очевидно, что теперь это встречное движение стало более осознанным, приобрело более массовый и разносторонний характер. Поэтому, проблема данной конференции состоит не в том, чтобы доказывать необходимость или полезность процессов взаимного узнавания, или вновь подтверждать невозможность понять человека во времени (прерогатива, прежде всего, исторических наук) и пространстве (прерогатива, прежде всего, естественных наук) с позиций их разделения. Важно придать нашим междисциплинарным рефлексиям эпистемологическую направленность. В определенном смысле обращение к эпистемологии (теорико-познавательной проблематике) в гуманитарном знании уже стало довольно заметной тенденцией в настоящее время. Во второй половине XX в., когда дифференциация и интеграция гуманитарных наук стали развиваться особенно быстро, выявилась актуальная потребность в теоретическом осмыслении общегуманитарной проблематики. Суть проблемы в свое время хорошо выразил Р. Барт, отметивший, что междисциплинарность представляет собой не просто суммирование данных различных наук, но, прежде всего вопрос «о новом объекте, новом языке, новом видении всего пространства гуманитарного знания»[91]. Изменение всего пространства гуманитарного знания стало предметом анализа в работе М. Фуко[92]. Новая проблематика исторической науки обусловила необходимость использования методических подходов современной социологии, антропологии, этнологии, психоанализа, наук о языке и литературном тексте. Особую актуальность проблематики междисциплинарного синтеза отмечает на новом этапе своего развития изначально междисциплинарный методический журнал «Анналы». Редакция издания подчеркнула этот аспект своей деятельности, придав ему новый подзаголовок[93].
Современное гуманитарное знание характеризует множественность и разнообразие взаимодействий истории и социологии, литературоведения и лингвистики, психологии и истории искусства. Но появились и такие направления, которые охватывают не только область гуманитарных, но и естественно-научных исследований. Имеющий биологический, социальный, психологический аспекты феномен человека, действующего в географическом пространстве, делает подобные контакты необходимыми. Среди новых исследований привлекает внимание тематика отношений общества к универсуму диких и культурных растений, миру животных, отношения леса и города, леса и сада, темы воды в образе жизни, архитектуре, изобразительном искусстве, религиозных обрядах, тема охоты, в разработке которых принимают участие специалисты-географы, историки, искусствоведы, экономисты, археологи, археозоологи[94]. С середины 80-х гг. новым разнообразным содержанием наполняется история науки и техники, становясь полем взаимодействия антропологов, социологов, историков культуры, экономистов, специалистов данной науки, истории промышленной индустрии, которых интересует как история идей, теорий и методов, так и проблемы психологии и этики ученых, общественных институтов и социального статуса науки и ученых в различных политических системах. Естественно, что разнообразие подходов и суждений требует теоретического осмысления, вызывает дискуссии[95].
Возможности широких междисциплинарных подходов на основе обращения к источникам велики. Это показали материалы предшествующих научных конференций, на которых встречаются представители различных областей знания и практической деятельности. Весьма перспективны потенциальные возможности применения компаративных подходов и раскрытия на этой основе информационных возможностей источников для таких областей знания, как историческая антропология, историческая этнология, география, картография и многие другие[96]. Проблематика данной конференции развивает данное направление, расширяет круг ее участников. Важно обсудить проблему единства научного знания, общие эпистемологические принципы междисциплинарности с позиций представителей как гуманитарных, так и естественно-научных областей современной науки. Интеграция наук в информационном поле источниковедческой концепции охватывает не только гуманитарные, но и естественно-научные области знания. Именно поэтому в качестве общей проблемы данной конференции и поставлена широкая тема «человек и пространство». Тем самым мы открываем для себя возможность обмена суждениями по широкому кругу теоретических и конкретных проблем, теми наблюдениями, которые возникают в результате разнонаправленных поисков утраченного единства. В то же время, обозначен общий объект, на который направлены исследовательские запросы наук о культуре и наук о природе в самом широком смысле. Ни одна из них не обходится без источников целенаправленно фиксированной информации о природных и культурных феноменах, которые наблюдает или преобразовывает человек в своей осознанной творческой деятельности. Точки пересечения наших исследовательских маршрутов в поисках единой теории поля, место встречи обозначено: исторический источник. Принцип «признания чужой одушевленности»[97] мы постараемся взять за основу понимания Другого в его своеобразии и самодостаточности.
Для более направленного результата диалога необходимо обозначить главные вехи эпистемологического пространства наших методологических рефлексий. Поэтому в данном докладе мы рассмотрим такие аспекты, как общность культурной ситуации; единство принципов естественно-научного и гуманитарного знания; теория единства объекта исторического источника; реализация ее теоретических принципов в трудах ученых междисциплинарников А. И. Андреева и В. К. Яцунского.
1. Общность культурной ситуации: ее проблемы
Постмодернистская культурная ситуация в целом характеризуется особым вниманием к проблемам языка и значения, к типам и способам коммуникации, высказывания и восприятия идеи и суждения: представляется принципиально важным именно то, как выражена и репрезентирована реальность в авторском тексте словесном (вербальном) и невербальном (в межличностном, интеракциональном взаимодействии, в искусстве), в повествовании (нарративе). Данная ситуация вполне объяснима, поскольку она вызвана расхождением между языковыми средствами традиционной, в том числе классической модернистской культуры и качественно новой реальностью, находящейся в процессе становления. Понятийный аппарат науки не адекватен новой социальной реальности. Рушатся старые стереотипы общественного сознания, а вместе с ними деформируется языковая среда, становясь более неопределенной, гибкой, предрасположенной поэтому к конфликтным интерпретациям. Слово традиционного языка уже «не то» слово, а новую реальность, в том числе и научную, можно лишь приблизительно, «как бы» выразить старыми понятиями. В этой культурной ситуации крайне важно самоопределение позиции профессионала вообще, а работающего в сфере гуманитарного познания особенно. Он может, конечно, двигаясь в русле приоритетов массового сознания, лишь фиксировать противоречивость интерпретаций и их ускользающий, танцующий смысл, находя в этом состоянии завораживающую самодостаточность. Однако, гораздо важнее активно способствовать формированию методологии научной определенности, создавая воспроизводимые результаты исследования качественно новой реальности. Для исторической науки данная деятельность настоятельно необходима. Дело в том, что историческое образование и наука по ряду причин отодвинули на периферию пространства своей деятельности эпистемологические рефлексии по поводу профессионального исторического метода. Не одно поколение практикующих историков все еще продолжает чуть ли не гордиться тем, что проблемы методологии истории не входят в сферу их интересов. На фоне общего подъема эпистемологического уровня гуманитарного познания возникает, естественно, некоторое беспокойство историков сложившейся ситуацией. Однако, приходя в историческую науку извне, в качестве осознания необходимости некоего догоняющего развития, методологические рефлексии историков приобретают подчас односторонний характер. Но и они, безусловно, чрезвычайно информативны, поскольку ярко отражают возможности и границы рецепции, например, методов глубокого прочтения текста, его деконструкции, по отношению к такому феномену, как произведения самих историков (исторический нарратив).