Что ты имеешь в виду? Настя, совершенно не стесняясь, чуть выгнулась под его рукой. На ней была широкая толстовка, скрывающая линии тела, однако само движение читалось откровенно.
Кислый открыл рот. Доктор прищурился. Зебра едва слышно сказала всё, что думает о новенькой. И только Рина осталась безучастной.
Страх это ведь тоже возбуждение, объяснил Кейн, продолжая поглаживать спину подруги. Под толстовкой. Он даёт сильнейший эмоциональный подъём, но только со знаком «минус», поэтому его ощущаешь не так, как
Оргазм? Настя сбросила остатки стеснения.
Рина и Зебра в очередной раз промолчали.
Оргазм тоже наступает, но чуть позже, улыбнулся Кейн. Когда страх проходит, идёт сильнейший выброс адреналина. И появляется упоительное чувство вседозволенности.
А возможно это чувство, но без страха?
У Кейна вспыхнули глаза:
Возможно. Нужно лишь отказаться от привычных оков, которые сдерживают нас.
Кейн явно ждал возражений, надеялся, что Доктор затеет спор, но тот промолчал. Только очень мягко сжал руку Рины. И почувствовал, что она подалась к нему.
Долго, почти полминуты в лагере царила тишина, а затем Кейн улыбнулся:
Пожалуй, нужно идти спать.
С удовольствием, хихикнула Настя.
Только не слишком шумите, попросил Кислый.
Это уж как получится.
Они скрылись в своей палатке.
Мы тоже пойдём. Рина поднялась на ноги. Завтра сложный день, хочу как следует выспаться.
И вы не шумите, повторил шутку Кислый.
Я слишком устала, ответила Рина прежде, чем Доктор открыл рот. Спокойной ночи.
Спокойной ночи.
Зебра проводила Доктора долгим взглядом, затем медленно провела руками по длинным ногам, задумчиво глядя на догорающий костёр, и вздрогнула, услышав несмелое:
А мы с тобой
У тебя ведь есть спальный мешок? перебила Кислого девушка.
Хочешь сказать, что я не должен из него вылезать? уныло уточнил он в ответ.
Или оставайся спать у костра.
Ладно, ладно, я понял не хочешь как хочешь. Кислый вздохнул, прислушиваясь к доносящемуся из палатки Кейна шуршанию, и спросил: Может, раскуримся?
Кури сам. Я спать.
Зебра направилась к палатке.
Как знаешь. Кислый коротко выругался и достал пакетик с травкой.
12 августа, пятница
А когда начнётся тайга? поинтересовался Феликс, с деланным разочарованием разглядывая простирающуюся вокруг равнину.
Ты опять за своё? рассмеялся сидящий за рулём Сергей и погладил бритую под ноль голову. Спрашивал уже.
Конечно, как я могу не спрашивать? Вербин сделал вид, что изумлён до крайности. Мы ведь в Сибири?
В Сибири, подтвердил Сергей.
А раз мы в Сибири давай тайгу. Вынь, как говорится, да положь. Иначе в этом всём нет никакого смысла, потому что Сибирь это тайга. Без вариантов.
Что ты такой вредный?
Какой есть.
Шутливый диалог брал начало с их первой, давней, да к тому же зимней, поездки на Байкал. Однако в тот раз он начался совсем не шутливо Вербин действительно удивился тому, что, выехав из Иркутска, они оказались не в глухой тайге ладно, пусть не в глухой тайге, но хотя бы в густом лесу а на широкой открытой равнине. И вопрос в тот раз он задал серьёзно, и услышал в ответ, что Сибирь это не только тайга, но и степи. Местами. Не то чтобы Феликс об этом не знал, но не ожидал оказаться в степи по дороге на Байкал.
С тех пор это стало их с Сергеем шуткой, то один тот разговор вспомнит, то другой. Да и чего не вспомнить ехать двести с лишним километров, обо всём поговорить успеешь. И даже о том, о чём говорить сложно, но в дороге почему-то легко:
Что решил, брат, дальше трубить или перчатки на гвоздь? негромко спросил Сергей, когда они отъехали от города километров на пятьдесят. И после довольно длинной паузы, которая последовала после окончания предыдущей темы. Спросил, потому что знал, что после потрясений, что выпали на долю Вербина, первое, что приходит в голову бросить всё и подать рапорт на заслуженную.
Во время предыдущего расследования Феликс Вербин, майор, старший оперуполномоченный по особо важным делам Московского уголовного розыска, потерял невесту. А по сути жену. Любимую женщину, рядом с которой был по-настоящему счастлив. Официально смерть Криденс с делом Кровососа не связывали, она была признана естественной. И даже неофициально увязать смерть с расследованием было крайне сложно, однако Вербин винил себя в гибели невесты, мучился, что не уберёг Криденс от беды, и с радостью согласился на предложение взять длительный отпуск. Первые несколько дней сидел в квартире, в основном спал, иногда что-то ел. Дверь открывал редко, на звонки отвечал ещё реже, только на самые настойчивые. А Сергей, которому рассказали о беде Вербина, оказался настойчив, звонил, не переставая, и тем заставил Феликса снять трубку. Сергей тот разговор начал с чего положено, потом помолчал, а потом Феликс уже хотел заканчивать общение велел собираться и лететь к нему, пригрозив, что в противном случае сам явится в Москву, вышибет дверь, упакует Вербина в ручную кладь и отвезёт в Иркутск. Яростный дружеский напор подействовал: Феликс сначала просто пообещал, но Сергей, почувствовав слабину, усилил нажим и заставил друга открыть ноутбук и забронировать билет. Вот и получилось, что Вербин едет на пассажирском сиденье внедорожника, стараясь не думать о том, что мечтал побывать на Байкале вместе с Криденс.
Служить останусь, помолчав, ответил Феликс. Больше я ничего не умею. Подумал и добавил: Да и не хочу ничем другим заниматься.
Как и все мы, кивнул Сергей. Косого только пуля исправит. Помолчал и уточнил: Ты реально хочешь продолжить?
Хочу. Но честно скажу: не знаю, потяну ли? Вербин провёл пальцами по пластику дверцы. Погода стояла отличная, тёплая, но не жаркая, поэтому кондиционер выключили и открыли окна. Стало, конечно, шумно, зато ветер приносил не только приятную свежесть, но иногда и яркие степные запахи. То, что случилось с Кри, нельзя было предвидеть. Я ругаю себя не за то, что сделал что-то не так, потому что я всё делал так, как должен был делать. Я ругаю себя за то, что не почувствовал, понимаешь? Я говорил, что люблю её, но когда пришёл час не почувствовал, что она в беде. Хотя должен обязан был понять, что с Кри что-то происходит. Я должен был пойти с ней в тот вечер. А я остался на месте преступления.
Феликс выставил руку за окно и растопырил пальцы, с наслаждением принимая на них плотный воздушный поток друг вёл машину довольно быстро.
А если Криденс не хотела, чтобы ты почувствовал? негромко спросил Сергей.
Об этом я тоже думал и склонен с тобой согласиться, ответил Вербин, разглядывая руку. Однако для меня это обстоятельство не имеет никакого значения. Пусть Криденс этого не хотела не важно, важно то, что я должен был почувствовать. Должен и всё.
Он сжал кулак.
Вербин и Криденс были идеальной парой, прекрасно дополняли друг друга во всём и точно знали, что наконец-то, после долгих поисков, нашли свою половинку. Сергей приезжал в Москву полгода назад и видел, что Феликс не изменился рядом с Криденс, не стал другим человеком, как любят говорить писатели, а просто был счастлив.
А сейчас разбит вдребезги.
И винит в случившемся себя.
Можно задать не очень приятный вопрос?
Можно, кивнул Вербин, не поворачиваясь к другу.
Кровосос убил Кри?
Нет. Но я точно знаю, что Криденс умерла из-за него.
Вот дерьмо, выругался Сергей. И тут же напомнил: Но ведь Кровососа больше нет.
Не всё так просто.
Объяснять, что имеет в виду, Феликс не хотел, и тут ему повезло: едва прозвучал ответ, Сергей начал сбрасывать скорость.
Мы останавливаемся?
Ты забыл обычаи?
Не думал, что ты до сих пор их придерживаешься.
Обычаи потому и называются обычаями, что их придерживаются всегда, размеренно ответил Сергей. Законы меняют, историю переписывают, принципами торгуют, но есть незыблемые вещи, которые были, есть и будут всегда, даже когда придуманные людьми законы, история и принципы канут в Лету.
Да, ты говорил, обронил Вербин.
Не веришь?
Даже если и не верю не собираюсь проявлять неуважение.
Вот это правильно, одобрил Сергей, останавливая машину. Выходим.
От Иркутска до Ольхона примерно двести пятьдесят километров, и в прошлый раз это вызвало у Феликса такое же удивление, как и наличие по дороге степи он ожидал, что будет много меньше. Выслушал короткое: «Это Сибирь, брат, здесь триста километров не расстояние, а немного в сторону», пожал плечами и сел в машину, сказав себе, что расстояние и впрямь не самое великое. Однако проехать его без остановок не получилось, поскольку под «незыблемыми вещами» Сергей подразумевал в том числе остановки у барисанов попросить у хозяев местности спокойной дороги, хорошей погоды и добрых людей. Просьба подкреплялась небольшой дозой крепкого, а поскольку Сергей был за рулём, отдуваться приходилось Феликсу, но он справился.[6]
Он угостил хозяина местности, сделал маленький глоток сам, закурил, глядя на раскинувшиеся вокруг просторы, и неожиданно почувствовал, что нет, ему не стало спокойно боль не ушла его не утешили С ним разделили мысли. Не прочитали, чтобы обдумать или дать совет, но разделили. Боль не забрали боль останется с ним навсегда, ведь это его боль, но мысли стали частью всего вокруг. И говорить ничего не нужно потому что всё уже известно. И ему никто ничего не скажет потому что слово должно родиться в нём. Когда придёт время. И каким то слово будет решать ему и только ему.
Феликс проявил уважение.
И почувствовал, что уважение проявили к нему.
О чём мысли гоняешь? спросил Сергей.
Извини, я в последнее время периодически выпадаю из реальности, медленно ответил Вербин. Погружаюсь в себя.
Значит, за руль я тебя не пущу.
Ты не заметил, что я уже махнул рюмашку? поднял брови Феликс.
Да ну? пошутил в ответ Сергей. Но тогда тем более не пущу.
Они рассмеялись и направились к машине.
И Феликс подумал, что пока идея с бегством за море себя оправдывает ему действительно стало чуть легче. И вовсе не потому, что он напивался до беспамятства, Феликсу этого не требовалось, он этого не хотел. Просто другое небо и другой город. Просто вдали от места, где разбился вдребезги.
Два дня Вербин бродил по Иркутску. В основном в одиночестве. Так получилось, что до сих пор он был в городе только зимой, и теперь с удовольствием разглядывал знакомые улицы в новом для себя убранстве. Старые дома, зелёные деревья, по-летнему весёлая Ангара всё вокруг казалось другим и одновременно тем же самым. Иркутск переоделся в летнее, показав гостю, что сибирским городам идёт не только снег, и Вербину новое убранство города понравилось.
Прогулки Феликс перемежал встречами с друзьями. Выпивали, конечно, но в меру. Говорили много, но самой главной темы касались только в том случае, если Вербин сам о ней заговаривал. И за это Феликс был друзьям очень благодарен.
Затем Сергей взял два дня в счёт отпуска пятницу и понедельник, чтобы провести на Байкале побольше времени, и они с Вербиным отправились на Ольхон. Выехали рано, нормально позавтракать не получилось, остановки не в счёт, поэтому Феликс искренне обрадовался, увидев знакомое здание.
Наконец-то, «Harats»!
Помнишь его? рассмеялся Сергей, сбрасывая скорость.
Как можно забыть?
В Черноруде, в двух шагах от переправы на Ольхон, слева, если ехать к Байкалу, их ждал, наверное, единственный в мире ирландский паб, в котором подавали буузы. И весьма неплохие буузы. Или, возможно, Феликс считал их весьма неплохими, потому что именно в ирландском пабе попробовал их впервые: в прошлую поездку Сергей встретил Вербина ранним утром в аэропорту, они сразу махнули на Ольхон, и буузы от «Harats» стали для голодного после ночного перелёта Вербина первой едой на иркутской земле, а первое всегда самое лучшее.
Есть буузы нужно руками и сначала обязательно! выпить образовавшийся внутри бульон, или через отверстие сверху, или надкусив буузу у основания, тут уж на любителя. Феликс любил откусывать, потом приниматься за начинку, пуская первый кусок вместе с бульоном, и уж потом добавлять сметану ни с чем другим Вербин ни буузы, ни хинкали не признавал.
Вкусно?
Идеальный завтрак.
И время для него идеальное обеденное, хмыкнул Сергей. Как раз то, что нужно, после долгой дороги.
Еда мужская, два килограмма, пробормотал Феликс, доедая четвёртую буузу. После чего вытер руки, откинулся на спинку диванчика и сыто вздохнул: первый голод утолён, нужно сделать паузу.
И оглядеться.
Первые в жизни буузы Вербин запомнил очень хорошо, а вот обстановка прибайкальского паба отложилась у него смутно, только что стены украшены шарфами, бейсболками, футболками, плакатами, фотографиями и прочими артефактами со всех концов России, оставленными здесь восторженными гостями Байкала. И посмотрев на эту коллекцию, каждый новый посетитель «Harats» чувствовал желание оставить что-нибудь от себя на память, чтобы поддержать традицию, и в надежде вернуться. А если не с чем было расставаться делали надписи, выплёскивая несмываемым маркером переполняющие после свидания с Байкалом эмоции.
В прошлый раз Вербин ничего не оставил и ничего не написал, видимо, не был готов, сейчас же сам попросил у бармена маркер, отыскал на стене свободное место и старательно вывел:
«Contra felicem vix deus vires habet».[7]
Фразу, которую Криденс велела вырезать на одной из панелей своего бара «Грязные небеса». Надпись появилась после их знакомства, и Вербин выучил её наизусть: и то, как произносится, и то, как пишется. И, поставив точку, подписал: «Феликс и Криденс».
Ведь она и в самом деле была сейчас здесь в его сердце.
* * *
Если хочешь, чтобы тебя никогда не нашли, мало хорошо спрятаться нужно сделать так, чтобы тебя не искали там, где ты прячешься. Это наилучший способ избежать встречи с преследователями. И единственный, гарантирующий стопроцентный результат быть там, где тебя не ищут. Мужчина, которого Лера знала под именем Аркадий, об этом способе знал и чётко ему следовал, благо, возможности для этого у него были. Однако додумался до него Аркадий не сразу пришлось учиться на собственном опыте и едва при этом не обжечься.
Первая «особенная» девушка именно так он их называл, особенными была из Иркутска. Рыжая хохотушка по имени Лида. На самом деле в ней не было ничего примечательного: тощая студентка-третьекурсница с бледными губами и большим количеством веснушек, она привлекла внимание одним-единственным тем самым взглядом, который случайно бросила на Аркадия на улице. Взглядом, который он заметил и не смог проигнорировать. Тогда он ещё не знал, что это «тот самый» взгляд, только почувствовал его, но запомнил и с тех пор ни разу не ошибся. Тогда же Аркадий подошёл, заговорил, через четверть часа получил от девушки номер телефона и обещание встретиться вечером следующего дня. Лида с замиранием сердца думала о том, что вытащила счастливый билет: ею увлёкся красивый, представительный мужчина, с хорошими манерами и явно со средствами. Он же думал, что Лида первой войдёт в только что законченное логово и волновался, как школьник. Боялся, что чего-то не продумал, что первый блин окажется комом, девушка сумеет сбежать и тем поставит крест на его судьбе. Но всё прошло на удивление гладко. На второе свидание Аркадий приехал на машине, предложил покататься, в дороге одурманил девушку, уничтожил оба телефона её и свой, который купил специально для «операции», и привёз в своё логово.
На «новоселье».
Аркадий очень опасался за эту часть «операции» поездку с пребывающей в бессознательном состоянии девушкой по городу, с облегчением выдохнул, когда она закончилась благополучно, поздравил себя с отличным достижением, но поторопился следующая неделя выдалась настолько нервной, что полностью смазала ощущение праздника, который Аркадий себе устроил.