Это, наверное, как бы здание суда, догадался Вогт. И здесь же тюремная камера очень удобно.
Ага, прогнусавила Наёмница. Быстрое правосудие оно самое справедливое. Еще ни один из повешенных не попытался это оспорить.
Смотри-ка, рабы! обрадовался Вогтоус.
В зал ввели рабов. Они были снова связаны, но не выглядели испуганными или пораненными. Если их и били, то явно недостаточно следов не осталось.
Пошустрее, скоты, прикрикнул на них стражник, появляясь из-за двери последним. Эти? спросил он, указывая на пленников.
Рабы равнодушно покосились Вогта и Наёмницу и закивали бритыми головами.
Вогт повернулся к Наёмнице.
Вот видишь! радостно воскликнул он. Они нас узнали! Помнят добро!
На Наёмницу накатила волна той же ледяной злобы, что она ощущала, злорадствуя над убитыми пленниками или пиная распростертое тело врага.
Сволочи! закричала она рабам. Чтоб вы все сдохли в муках, ничтожества!
Никто из рабов и ухом не повел. Стражник поторопил их на выход.
Простите пожалуйста, а как долго нас планируют здесь держать? вежливо уточнил Вогт у стражника.
До утра, бродяжье отребье, ответил стражник.
О, обрадовался Вогт. Всего-то. Я опасался, что нас засадили лет на десять.
Утром придет судья и черканет свою подпись в приговоре. После чего вас вздернут, ухмыльнувшись, пояснил стражник.
Ну что ж, с улыбкой сказал Вогт, когда за стражником захлопнулась дверь, у нас вся ночь свободна.
Наёмница снова плюхнулась на пол. Кровь все еще текла у нее из обеих ноздрей.
Идиот, гнусаво проговорила она. Скотина тупая.
Тебе больно? обеспокоенно спросил Вогт. Приподними-ка голову, не держи ее опущенной, как сейчас.
Это все из-за тебя! задрав голову, прошипела Наёмница. И как быстро нас схватили! Уверена, эти твари-рабы просто устали мотаться по городу, пошли сдаваться и заложили нас!
Послушай, перебил ее Вогт. Игра только началась. Я бы не стал ожидать значительных трудностей на первом этапе
Но мы уже проиграли! закричала Наёмница, выплевывая носом кровавые брызги. Я не хочу умирать!
Мы не совершили серьезных ошибок
Если бы ты не отвлек меня своими воплями, я бы успела пырнуть того урода и сбежать!
Если бы ты если бы я не остановил тебя, все обернулось бы куда хуже, твердо возразил Вогт. Ты сама виновата в том, что твой нос кровоточит. Я же предупреждал нам нельзя брать оружие. Почему же ты не послушалась?
Его голос звучал сердито. Действительно сердито. Наёмница уставилась на Вогта во все глаза.
Оружие часть их игры, продолжил он. То, что ты делаешь для победы в их игре, приводит к поражению в нашей. За сегодняшний мелкий проступок ты уже расплатилась разбитым носом. Но если ты совершишь что-то более серьезное последствия будут непоправимы.
Подожди-ка нам нельзя никого убивать, это ты пытаешься мне объяснить? поразилась Наёмница.
На лице Вогта отразилась борьба противоречий.
Отвечай, жестко приказала Наёмница.
Вогт медленно, неохотно кивнул.
Говори!
Не в такой формулировке. Мы в обители никогда не произносим это слово.
Чего? Мы не в твоей сраной обители! отрезала Наёмница. Да и нет ее больше, вашей обители. Монашки помёрли, служба закончена.
Вогт нахмурился.
И что за это слово такое? А, догадалась Наёмница. «Умереть». Вы не произносите слово «умереть».
В слове «умереть» нет ничего ужасного. Это естественное завершение жизни. Никто не способен жить вечно. Да и едва ли кто-то хотел бы.
Ну, значит тогда «убить».
А вот это неестественное завершение жизни, ответил Вогт, ежась как от холода. То, чего вообще не должно происходить.
Животные тоже убивают.
Ради выживания, по необходимости. Люди делают это по-другому. Со злостью.
Скажи «нам нельзя убивать», потребовала Наёмница. Кровь уже текла не так активно, но противно стекала по губам. Ощущать вкус жирных соленых капель было омерзительно.
Вогт молчал. Наёмница ввинчивалась в него взглядом до тех пор, пока он не сорвался:
Я не могу! Да, теперь теперь я нахожусь в другом месте. Но все еще не могу заставить себя.
Какой вообще смысл запрещать слово? разозлилась Наёмница.
Потому что невозможность и неприятие слова порождают невозможность и неприятие действия.
Да как же оно невозможно? усомнилась Наёмница. Еще как возможно. Вот возьму и сверну тебе шею. Молча.
Если у тебя нет слова, чтобы обозначить действие, ты не сможешь даже задуматься о подобном поступке.
Бредни это все, отмахнулась Наёмница. Это просто слово, и все. Ну, говори!
Сказав слово, я обрету возможность совершить поступок.
Ну, я не думаю, что ты немедленно ринешься рубить всех подряд. И потом, завтра мы сами будем мертвые и холодные.
Хорошо, сказал Вогт и замолчал.
Ну-ну-ну, поторопила Наёмница.
Он молчал.
Давай, попытайся. Это совсем просто: «Нам нельзя никого убивать!»
Нам нельзя никого убивать, неуверенно повторил Вогтоус, и зрачки у него стали огромными, как луны.
Хорошо, похвалила Наёмница, едва уловимо улыбаясь. Но что все-таки произойдет, если мы
Вогт побледнел.
нарушим это правило? невинным тоном закончила Наёмница.
Я я не знаю, пробормотал Вогт. Однако абсолютно уверен: что-то по-настоящему ужасное, затем он встряхнулся, улыбнулся и принял прежний беззаботный вид. Какая разница. Мы в любом случае не станем этого делать.
Но еще раз попыталась Наёмница.
Вогт не слушал ее, старательно дергая заведенными за спину руками.
Когда они связывали меня, я незаметно повернул запястья, чтобы не позволить затянуть веревку туго. Возможно, я смогу ее снять.
Спустя пару минут попыток, к величайшему изумлению Наёмницы, веревка упала в солому.
Повернись.
Он развязал руки и ей. Наёмница с удовольствием пошевелила затекшими кистями, а затем провела под носом тыльной стороной ладони, пытаясь стереть кровь, но в итоге лишь размазывая ее по всей физиономии.
Это основное правило игры, тихо пояснил Вогт, усаживаясь рядом с ней на солому. В ней много правил. О некоторых ты со временем догадаешься и без моих указаний. Так будет даже лучше то, до чего мы дошли своим умом, усваивается накрепко. Чтобы ни случилось, не тревожься и помни: пока мы не нарушаем правила, с нами не случится ничего по-настоящему плохого.
Смотря что считать по-настоящему плохим, возразила Наёмница и устало положила голову на колени. Я не могу поверить в происходящее. Я словно во сне. Все очень странно.
Разве тебе не нравится происходящее?
Наёмница подняла голову и долго всматривалась в густеющую темноту солнце снаружи почти село.
Не знаю, честно призналась она. Прежде я никак не оценивала события моей жизни, так нечего и начинать. Разве это важно? Ничего-то мои раздумья не поменяют.
Да, но все изменения, прежде чем воплотиться в реальность, сначала зарождаются в мыслях.
Не говори мне таких вещей, я все равно не понимаю. Что будем делать?
Ждать рассвета, наверное, Вогт лег на солому и закрыл глаза. Поговори со мной, мягко попросил он.
Его мягкий голос обволакивал в темноте, как одеяло. Глаза Наёмницы закрылись. Она не знала, как можно успокоиться в такой ситуации, и тем не менее вдруг успокоилась.
Я не хочу разговаривать.
Пожалуйста.
Она фыркнула:
Зачем?
Глаза Вогта сверкнули в темноте.
Я многое понимаю в тебе, но почти ничего о тебе не знаю.
Ну и что? Я тоже почти ничего о тебе не знаю.
Тогда я тебе расскажу Я был воспитан в обители. Мои настоящие родители мне неизвестны. Моего приемного отца звали Ветелий. Он был основателем Ордена и самым добрым человеком, какого я только знал Когда мне исполнилось десять лет, он рассказал мне, как нашел меня. Однажды он покинул пределы обители, отправившись в одно из тех путешествий, в которых он разыскивал наших новых братьев
Вербовка, пробормотала Наёмница. Вот не могут умалишенные тихонько сидеть в своем гнезде. Нет, им надо тащить других.
Был чудесный солнечный день
Разумеется, в какой еще день такое чудо, как ты, могло быть найдено, глумливо заметила Наёмница.
Пересекая цветущий луг, Ветелий увидел младенца, лежащего в траве. От кожи и волос младенца исходило сияние, и Ветелий подумал
«С таким ребенком можно поберечь деньги и не покупать свечей».
Нет, не согласился Вогт. Он подумал: «Откуда здесь это странное дитя, словно принесенное из иного, высшего мира?»
Он просто еще не успел унюхать твои пеленки, возразила Наёмница.
Он поднял меня на руки, так как его благородное сердце не позволяло ему оставить ребенка в беде. Поблизости он обнаружил несколько людей, распростертых на земле. На их теле не было ни единой раны, они казались спящими и все же были мертвы. Словно магические стрелы из сверкающего света поразили их сердца, не поранив кожи
Наёмница тяжело вздохнула.
К делу, Вогт, во второй раз назвать его по имени уже казалось привычным делом.
Никто из них не походил на моих родителей, скорее, они походили на разбойников, Вогт выдержал паузу. Я долго размышлял, что могло с ними случиться. И понял, он снова драматически замолчал.
Что понял? спросила Наёмница, когда отчаялась дождаться продолжения.
Правду.
Какую правду?
Всю.
Не кривляйся. В рыло двину.
Ну, я понял, что я действительно оттуда, многозначительно объяснил Вогт.
Из высшего мира? протянула Наёмница.
Нет. Да. Из Страны Прозрачных Листьев.
Ага медленно кивнула Наёмница. Как же тебя занесло в нашу кучу дерьма, бедняжечка?
Высшие силы принесли меня, доверительно сообщил Вогт. Какие-то боги. Возможно, я даже сам бог.
Ага, конечно, усмехнулась Наёмница. От тебя прямо несет божественностью.
Да нет же, сказал Вогт. Я серьезно. Я чувствую на себе высшее благословение. А также ответственность. Они принесли меня в этот мир и охраняли вплоть до того момента, пока Ветелий не обеспечил мою безопасность. Все это определенно было сделано с какой-то целью.
И что это за цель? прохладно осведомилась Наёмница, отчего-то рассердившись.
Я спрашивал себя об этом. Просыпаясь и засыпая. Каждый день. Каждую ночь. Однажды мне приснился сон. Я увидел человека, утопающего в черной воде. Эта вода была не настоящая вода. Она тянула человека вниз. Как бы он ни стремился вырваться, он не мог, погружаясь все глубже во тьму. Проснувшись, я догадался, что должен разыскать этого человека, ибо он тот, кто наиболее достоин спасения. И мне следует поспешить, чтобы успеть до того, как он утонет.
Невероятно, хмуро прокомментировала Наёмница.
Однако я не знал, как это осуществить. Внешний мир огромен, а мне предстояло отыскать в нем одного-единственного маленького человека. Вскоре после того, как мне явился этот сон, Орден погиб. Больше ничто не держало меня на месте, и тогда я понял: «Пора». В это мгновенье ветер подхватил меня и понес с огромной скоростью. Ты можешь это представить?
Уж будь уверен: даже не пытаюсь.
Не знаю, сколько это продолжалось мой завороженный разум забыл о времени. Стоило ветру опустить меня на землю, как страшные люди с оружием схватили меня и швырнули в пещеру. Лежа на ледяной жесткой поверхности, так не похожей на мою уютную кровать в обители, я задался вопросом, как же мне удастся выполнить свое предназначение. И вдруг различил усталое дыхание поблизости, которое я уже слышал однажды в своем сне, едва различая сквозь плеск воды.
Кто же это дышал? спросила Наёмница.
Ты, конечно!
Ха, произнесла Наёмница. Ну да.
Видишь. Ты считала, что до тебя никому нет дела. Но сами высшие силы позаботились о тебе, отправив меня тебе во спасение! Ты ты мне веришь?
Разумеется, нет, заявила Наёмница. Мне легче поверить, что быки летают. Зачем меня спасать? Во мне нет ничего особенного, я как все.
Нет, горячо возразил Вогт. Ты совсем-совсем особенная, потому что ты умеешь то, что никто здесь не умеет.
Наёмница пожала плечами и запрокинула голову, ощутив затылком влажность и холод стены. Разговор о ней самой начинал тяготить ее. Она не была такой дурой, чтобы поверить в собственную значимость. Даже если какая-то ее часть отчаянно мечтала об этом.
Сменим тему.
Тогда я могу рассказать тебе об обители.
Не бог весть как интересно. Но ладно уж.
Просыпались мы очень рано, до рассвета, потому что поздний сон ведет к притуплению ума. После умывания, до завтрака, у нас следовала пара утренних безмолвных часов.
И что вы делали в эти безмозглые часы? спросила Наёмница.
Покинув свои кельи, мы молча встречали рассвет, и наши души взмывали к поднимающемуся солнцу.
Вам больше заняться было нечем? спросила Наёмница.
Достижение гармонии, надулся Вогт. Вот наше дело.
Должно быть, зимой это выглядело еще тупее: стая придурков стоит по колено в снегу и смотрит в небо.
Там никогда не шел снег. Просто наступал период затяжных дождей.
Это так далеко? удивилась Наёмница. Как же ты дотопал?
Я же говорил меня принес ветер, недовольный тем, что Наёмница постоянно перебивает его, напомнил Вогт и продолжил прежним умиротворенным тоном: По завершению утренних безмолвных часов мы завтракали.
А что было на завтрак? спросила Наёмница. Она не могла не испытывать повышенный интерес к еде ее живот ныл от голода. Огрызок каравая, великолепный плащ, кинжал все это у нее, разумеется, отобрали.
Простой, но плотный завтрак из овощей, злаков и фруктов. Иногда рыба, мы ловили ее в море.
У вас было море?
Да. Ты видела море?
Нет. Но мне совсем и не хочется.
Правда? Оно очень красивое. Море как драгоценность на теле мира. Оно напитано светом, оно полно жизни. Оно больше чем все, что мы способны себе вообразить.
Вернемся к рыбе, прервала его Наёмница.
К рыбе? растерялся Вогт. Ладно. Рыба была сырая и скользкая это интереснее моря? недоверчиво уточнил он.
В сотню раз.
Мы никогда не употребляли в пищу мясо животных, потому что у животных теплая кровь. Душа растворена в крови, именно душа согревает ее. Нельзя есть того, у кого есть душа. Кроме того, теплота крови роднит животных с человеком. Человек же не может есть человека или кого-то, очень похожего на него, верно?
Зависит от ситуации, возразила Наёмница. У рыб, вообще-то, тоже есть кровь.
Да, но рыбы плавают в холодной воде, поэтому кровь у них тоже холодная. Значит, у них нет души и они не как люди
Странно вы рассуждаете. Что же, если бросить рыбу в кипяток, ее кровь нагреется и у нее появится душа?
Мы ели ее только сырой, Вогт немного покраснел. Все-таки немного тоскливо на одних только крупах, выпечке, овощах и фруктах
Тоскливо ему на выпечке, крупах, овощах и фруктах Меня аж крючит от сочувствия, буркнула Наёмница, с содроганием припомнив, что ей доводилось жрать.
Правда? благодарно отозвался Вогт. После завтрака мы посвящали время обычным монастырским заботам
И какие у тебя были «заботы»?
Библиотека.
Это где книги, что ли? Так я и знала. По тебе видно, что тяжелее книжки ты ничего никогда не поднимал.
Потом следовала пара дневных безмолвных часов
Скука какая
Мы забывали о стремлениях тела
А если кому-то сильно приспичит? Ему позаботиться о стремлениях тела или просто обосраться на месте, сделав непричастный вид?
Вогтоус закатил глаза, но терпеливо продолжил:
И тогда наши души раскрывались, как цветы. Окружающее, виденное нами много раз, уже не могло заинтересовать нас. Кроме постоянно меняющегося неба. В небе всегда истина, ответы на все вопросы. Надо только спросить его.
На мои вопросы оно едва ли снизойдет отвечать. Кто три дня назад спер у меня последние десять ксантрий?
Небо не тревожат по пустякам, возразил Вогт.
А если бы сперли тысячу? спросила Наёмница. Она понимала, что это глупо, но она вошла в раж и просто не могла заткнуться.
Так учил меня Ветелий. Ты поймешь вскоре, что чувствовали мы: тело для души, как земля для цветка. Голая земля без цветка бессмысленна, но, когда она дает жизнь цветку, выполняя предназначение, возложенное на нее природой, в цветке она обретает смысл.