Эта жизнь явно смеялась над ним.
Вдруг раздались громкие удары и крики.
Идут!! раздался крик с южной вышки.
Туман рассеялся, он видел, как его люди приготовились к бою, как натянулся лук Уны, как в воцарившейся тишине зазвенело струна и первая стрела с тихим свистом улетела в непроглядную ночь.
Занимайте позиции! закричал он вместе со всеми. Встречайте гостей, прикрывайте лучников!
Снова просвистела стрела, но ее острие вонзилось недалеко от Амброзия, на их стороне. Он поджал губы значит, у саксов тоже есть луки.
Раздался гулкий тяжелый удар, и южные ворота заскрипели. Потом еще один и еще. Незваные гости объявились с тараном.
«Как интересно теперь приходят за данью», скривился Амброзий. Он осторожно коснулся левой рукой меча не хотелось бы, что бы дошло до драки, но даже он, калека, многим лучше, чем здешние пахари и кузнецы.
Стреляйте в тех, кто несет таран!
Ворота снова жалостно заскрипели. Этой развалюхе достаточно еще пары ударов, чтобы разлететься в щепу, центурион не надеялся, что они выстоят. Двадцать саксов. Интересно, скольких из них успела снять Уна и остальные в такой темноте?
Раздался еще удар. Его люди выстроились спереди. Восемь людей из старого легиона Стены, не новые неумелые новобранцы. Если бритты не будут путаться под ногами, то рукопашная закончится быстро. Из них один стоит троих оборванцев, пусть и самых свирепых. С той стороны снова послышался крик. Помощник Уны попал в одного из несущих таран. Тяжелое бревно глухо упало на землю и покатилось. Кому-то придавило ступню, на мгновение возникла сумятица.
Открывайте ворота! крикнул Амброзий своим. Пусть заходят!
На него повеяло старым запахом ночных и грязных сражений, который тот давно хотел позабыть. Но вместе с тем он чувствовал и что-то другое, приятное собственную, покрытую годами и пылью, силу, свирепость, опасность, будто он все еще был на что-то способен. Он почувствовал странную, почти несуществующую злость на Уну эту женщину, вообразившую себя умнее и сильнее всех прочих, как будто он теперь, как воин, стоит даже ниже ее. О, нет, сегодня от него будет здесь польза. Дрожащей левой рукой он выхватил меч. Можно представить, что это опять тренировка. Безопасная и бессмысленная, как и любая за последние годы. Он вдохнул запах гари. Когда-то центурион Амброзий был лучшим из первых. Чего-то он стоит теперь.
Ворота распахнулись стремительно, и налетчики немного замешкались. Кто-то под собственной тяжестью повалился вперед, прямо на мечи и копья солдат, кто-то постараться увернуться и спрятаться за товарищами. Это длилось всего мгновение, а потом разбойники волною хлынули внутрь.
«Какая нелепая, смешная ошибка, думал Амброзий, глядя с какой легкостью его люди отбивают атаку. Бросаться в бой и лезть подвое на рожон. В узкие ворота в полтора размаха рук человека. Это и отличает шайку разбойников от обученного солдата.»
Но они лезли и лезли, как звери. Глаза их были налиты красным, эти южные варвары, казалось, совсем не чувствуют боли. Кто-то из его людей вскрикнул. Амброзий обернулся. Двое из его восьми осели на землю одному чужая стрела попала в лопатку, другого оглушили дубиной. Случайные стрелы слишком часто меняют ход боя. Краем глаза он заметил несущийся на него сгусток тени и огненных сполохов. В следующее мгновение его повалили на землю, как куль с мукой. Сакс оказался крупным, неповоротливым, в тяжелой броне, в которой тот прежде явно не бился. Он налетел на него как камень, пущенный из пращи, как таран, но руки и ноги его не слушались, он пытался дотянуться до горла Амброзия, но вскоре охнул от удара рукоятью меча в подбородок. Что-то хрустнуло, из его приоткрытых губ хлынула кровь, кто-то сегодня не досчитается пары-тройки зубов. Центурион дотянулся до обломка стрелы рядом с ним, схватил его и всадил налетчику прямо в бедро. Сакс зарычал, Амброзий напряг последние силы, жестким пинком прямо по ране оттолкнул его, и в зажатые тяжестью ребра наконец хлынул воздух. Вот и все. Даже одной рукой приставить теперь нож прямо к горлу было несложно. В его висках барабанным гулом стучала кровь. Он победил. Лезвие ножа оцарапало шею врага и окрасилось крохотной каплей крови. Он все еще мог побеждать.
Они уходят! крикнули откуда-то с башен. Уходят!
Сакс, распластанный на земле, дернулся.
Лежи смирно, тяжело дыша ответил Амброзий. Лежи, мразь, отправишься к друзьям, если мы хорошо побеседуем.
Его люди уже спешили к нему и несли пару крепких веревок. Амброзий поднялся. Нижняя губа была рассечена, ребро вроде цело, но об этом он подумает завтра.
Вяжите его, ответил он им. И в подвал. Заприте-ка на ночь. Завтра и у него, и у нас долгий день.
А в оставшиеся часы этой ночи он напьется так, как не пил Утер после увольнительной у Флавия Клавдия. Ему есть за что.
***
Десять воинов, Амброзий и сакс въехали в ворота форта Банна под вечер. Сражение было три дня назад, ушибы еще саднили, но центурион был в порядке. Удивительно, но среди этой смертельной опасности он снова почувствовал себя настоящим, живым и теперь будто очнулся от долгого сна. Явь оказалась ясной, холодной и свежей, но не менее сложной, чем сон. Амброзий рассеянно трепал своего старого коня по гриве, а в голове его была тишина. Он не знал, о чем теперь думать, постоянная ругань пленного сакса, идущего за ним связанным от самой деревни, не очень-то его развлекала. Уна, ее сестра его, Амброзия, возможный сын а теперь еще все это, он не знал, что делать с этим ворохом знаний, а потому всю дорогу сквозь зубы свистел одну и ту же бесконечную песню. Снова и снова. Утер должен это услышать. Он все же его младший брат. Его защитник. Его спаситель. А потом они будут думать, эта задачка не для одной головы. Конь всхрапнул, и он снова погладил его белоснежную морду и внутренне содрогнулся. О да, Утеру будет что на это ответить
Передай своему командиру, что его брат вернулся. Мне нужно видеть его. Это срочно, так и скажи, пусть приходит сразу ко мне. он бросил поводья одному из солдат. И скажи кому-то почистить коня. Этого же, он кивнул на пленного сакса. Посадите туда, где прежде был Гилдас. Еще немного и мы отстроим здесь постоялый двор
Тяжелым шагом он прошел прямо к себе. Сбросил грязный плащ, покрытый пылью и лошадиным потом. Он нашел чистую рубаху, ополоснул лицо ледяной водой. Ощущение удавки на шее пропало, но легче не стало. "Что я скажу ему, ему было смешно. как вообще подобрать для такого слова." Но Амброзий обманывал себя самого, и обман его был намеренным. Злость, неверие, ярость они закипали в его мозгу, подобно смертельной отраве, когда он вспоминал слова сакса. Сказать же брату он может все, что угодно.
Он снова насильно вернулся к мыслям об Уне. К ее словам, что где-то на свете есть его сын, что та девушка из Каэр-Вента, должно быть, мертва. Проще смириться, что где-то в забытой глуши у него есть ребенок, чем с тем, что прошлую его жизнь оборвала далеко не случайность. Ногти почти что до крови вонзились в ладонь.
"Тебе сядут на шею, а потом перегрызут тебе глотку."
Как он их ненавидит.
Его называют "Аврелиан" и кланяются ему до земли, а в рукаве держат нож.
Стыд жёг его до костей. То, что он считал благородством, оказалось слабостью и причиной для их ничтожного смеха.
Брат? Ты вернулся.
Утер зашёл к нему и прикрыл дверь. Амброзий решил говорить все, как есть ни хуже, ни лучше не будет.
Ты только с дороги. Срочное дело? Вы не отбили деревни?
Деревни под контролем Стены, мы отогнали саксов. На время, у него пересохло в горле. И взяли в плен главаря.
Утер расплылся в широкой улыбке.
Ну, так это прекрасно! Утер похлопал его по плечу. Брат не ждал новостей и куда-то спешил. Набеги южан были редкостью у старой границы, пара случайных отрядов его не заботила. Ты справился, но в следующий раз надень что-то чистое и отбей свою вонь. Ценю твое рвение, но дело не срочное.
Он развернулся к двери.
Набеги затеял Вортигерн, Амброзий выпалил в спину уходящему брату.
Вот и все. Он сказал это, а значит признал.
Повтори.
Пленник не стал упираться. Их призвал Вортигерн, теперь он владыка Повиса и пары южных земель. Он позвал их к себе. Потом взял на службу. Потом позволил новым друзьям грабить, все что найдется. За долю, конечно. Вдобавок, он платит им этим.
Амброзий развязал веревки на дорожном мешке и достал оттуда то, что видел прежде лишь раз. Молча положил на стол между Утером и собой.
Утер поднёс находку к глазам. Затем крепко сжал ее в кулаке.
Ты ведь не видел прежде подобного, с горечью промолвил Амброзий. Не так ли? Я не успел тебе показать. Тогда.
Утер мрачно смотрел на темные отблески.
Касситерит, грубо ответил он. Хороший образец, за такой можно служить и сутулой собаке, как Вортигерн, он сунул его за пазуху. Из той шахты, я полагаю?
Да.
Ярость вновь затопила его с головой.
Ты ведь знаешь, Утер, что это значит, продолжил Амброзий хрипло. Обвала не было. Потопа не было. Этот ублюдок, он перешёл на крик. предал меня и пытался убить! Меня!
Он вновь не контролировал ярость. Хотелось отплатить за каждый из ничтожных дней за последние девять лет, вколотить их в глотку предателю и каждой мрази, которая отплатила ему насмешкой и злом на добро. Злость и обида бушевали в груди. Его трясло. Яркой вспышкой в его мозгу встало воспоминание того злосчастного дня, как Вортигерн приветил его, словно друга, как не скрывал ничего и говорил о правильном и о дурном, как предлагал ему стать союзником, довериться, создать новое богатое королевство как льстил его опыту и умениям, и как он купился на это, словно тупая баба или юнец-новобранец.
Он хотел убить меня! рявкнул он. Убрать с дороги, завладеть, всем богатством ты, брат, ты знаешь, что это значит!
Он помнил, как Вортигерн укрывал его плащом от дождя, как вытащил из мглы заброшенной шахты, как все равно звал в Повис. Он помнил все это ясно, как день, но теперь это воспоминание путало его, и он намеренно рвал паутину собственных мыслей.
Он все подстроил, смог наконец вымолвить он, жалкий калека. С самого начала, Утер, я должен был верить тебе, не ему. Та шахта Та баснословно богатая шахта. Она вся у него. Что ему стоит нанять саксов, Утер? Что ему стоит стать императором своего нового мира? Так сделал бы каждый.
Но он, Амброзий, не сделал.
Мы отправим к нему людей, продолжил центурион. Брат молчал, и он чувствовал, что надо что-то делать и говорить, молчать нельзя, иначе его накроет океан беспросветной жалости к себе и ничтожности, как когда он лишился руки. Если он забыл, то мы заставим его вспомнить, что у нас есть мечи и копья. Пусть подавится своей шахтой. Пусть позовет к себе саксов хоть со всего континента но сунет сюда свой собачий нос, мы отрежем его по самые уши. он вспомнил Уну и рассмеялся. Среди здешних людей даже бабы стоят троих, как они. Дай мне сотню людей, Утер, я выступлю завтра. Пока что просто поговорить. Возможно, он позабыл уже об Амброзии Полу-бритте. В таком случае можно его пожалеть
Он не думал сейчас о Вортигерне, о его людях, о его королевстве, о том, как он вообще перед ним предстанет, что скажет ему сейчас он должен был чувствовать силу и ярость, ту выдуманную, нереальную, легендарную, сродни Риму в голове его брата. На мгновение он словно почувствовал боль в отсеченной руке. Это будет не война, не нападение, он придет в своем праве. И посмотрит на него, как на грязного шелудивого пса.
Сто воинов? услышал он брата. Ты многого хочешь, Амброзий, очень многого. Знаешь, ты всегда был недальновидным, думаешь, я оставлю форт почти без защиты? Впрочем Я всегда недолюбливал Вортигерна, но думаешь, за девять лет он не смог разгрести свою вонючую шахту? Достать всеми способами то свое олово, вырвать его из земли, лишившись ногтей? Обвалы разбираются, брат. И очень хорошо чужими руками.
Утер был спокоен и, даже сказать, безмятежен. Это сбивало с толку и путало, Амброзий сжал зубы. Он хочет окопаться на своей Стене и ждать, когда за ним явятся? Отряды солдат, попрятавшиеся по углам и безвольные. Он подошёл совсем близко к брату.
Помнится, ты хотел власти, как в Риме. Называл себя здесь первым владыкой и господином. Что стало с тем Утером? Он прячется от одних варваров за спинами остальных.
Краем глаза Амброзий заметил движение возле двери. Он дернулся, обернулся. Лениво прислонившись к дверному косяку, на него смотрел пленный сакс.
Ублюдок!
Центурион было метнулся к постели на ней лежал меч но крепкая рука брата удержала его.
Что?.. Ты.
Это совершенно лишнее, брат, промолвил Утер и скрутил ему искалеченную руку. Амброзий взвыл, точно зверь, он не думал, что через девять лет боль будет такой яркой и острой. Точно лишнее.
Амброзий видел, как расплывалось в щербатой улыбке уродливое лицо пленника, как тот вальяжно стоял и не двигался с места, будто он здесь хозяин, а центурион его пленник, как лицо брата не выражало ни смущения, ни злобы, а лишь безразличие. От боли его ноги подкосились, и он упал на колени, разразившись бранью. За последний день он перестал понимать что-либо и лишь знал, что сейчас один против всех.
Передай от меня привет Вортигерну, участливо проговорил Утер, глядя на него сверху вниз. Да, сперва он был большим другом тебе, чем мне, но знаешь Со временем мы нашли с ним общий язык.
Ты сволочь бормотал Амброзий. Сволочь
Он не знал, к кому именно сейчас обращается, но это было неважно.
Я убью тебя.
Да, да, ты всегда был чудесным братом, заверил Утер. Он присел на корточки рядом с ним и схватил его крепко за волосы. Знаешь, меня всегда удивляло, что ты смог так подняться. Сплошное везение, брат. Ведь ты лишен даже капли ума.
Кончай с ним, голос сакса был грубым и лающим. До Повиса шесть дней пути. И приложи его посильнее, тогда дольше не придется кормить.
Как скажешь.
Утер наклонился еще ниже. Амброзий плюнул в него.
Прости, брат, он услышал еле заметный шепот у правого уха, а затем темнота и каменный пол стремительно набросились на него.
Снова.
Солдат-император
За долгую жизнь к предательствам привыкаешь, как к размытым дорогам, ненастной погоде или прокисшему пиву они вызывают лишь ругань и желание выбить обидчику зубы. И все. Чем больше зубов, тем легче станет на сердце. Двуличие друга, измена любовницы, ложь перекупленного командира все это забывалось за месяц. Либо страдаешь, либо живешь умные люди считали, что жить веселее. Доверие дарилось лишь равным, обман остальных объяснялся их дикой прогнившей природой. Амброзий Аврелиан знал эту истину с самого детства, она росла и крепла в его сознании все долгие годы армейской службы на острове, но редко когда он мог ее применить, а потому обман бритта Гилдаса, хитрость Вортигерна, предательство Утера все это доводило его до истерики, рушило в голове стройный ход мыслей и порой ему хотелось стать диким волком с северных пустошей, что в безумии разрывает добычу. «Тебе сядут на шею и затянут удавку потуже». Так и случилось, ему говорили об этом.
Их с Утером не связывали узы, как в старых языческих песнях, когда выживший брат просит суровых богов забрать его следом за первым. Они редко делили добычу, разнились, как огонь и вода, и общества друг друга искали не часто. Но они сражались бок о бок всю жизнь, знали мысли друг друга и помнили, что они братья. Это казалось им нерушимым. До этого дня.
За шесть долгих дней по дороге в Повис Амброзию было над чем поразмыслить. Когда Утер предал его? Сколько лет прошло с этого? Как долго брат его ненавидел? Почему Вортигерн решил вести дела с тем, кто его презирает? Может это случилось пять лет назад, когда неожиданно в форте Банна стало комфортно жить. Появились исправные печи, деньги, даже поставки приличной еды не только хлеба и дичи. Одежда Утера и его приближенных перестала походить на лохмотья, и тот стал играть в полноправного господина. Кто знает. Когда было тоскливей всего, Полу-бритт Амброзий думал, что в брате нет ненависти, он просто нашел ему применение, как любой вещи в своем новом доме. Это не предательство, всего лишь политика сильного. И каждый на разграбленных землях и он, Амброзий, в придачу, проклянет его за такую политику.