Я вдруг замечаю ровный низкий шум, идущий от Города. Он, верно, был всегда, но что это? Я перебираю в памяти все хоть сколько-нибудь похожие звуки: гудение динамо-машины, гул далекой демонстрации, размеренное ворчание автомобильного мотора Нет, не то. Наконец соображаю: это прибой. Прибой, несущий корабли к Городу и запирающий их здесь, огромные океанские валы, перекатывающие тонны подводного песка. Сколько же кораблей успеет скопиться в гавани за 5 лет? И что будут делать моряки? Пить, драться и устраивать безумные карнавалы на всю бесконечную арктическую ночь? Веселые нам предстоят деньки.
Сворачиваю папиросу, заворачиваюсь в пальто и шарф и выхожу.
На лестнице мне снова встречается сосед снизу толстый рыхлый человечек в потрепанной темной одежде.
Выступившая из полутьмы закутанная фигура его, кажется, испугала он выронил ключи и даже отступил на шаг.
Здравствуйте, говорю.
Он кивает. Круглая голова вжата в плечи и это придает ему вид испуганный и одновременно опасный. Спускаюсь, и как раз в этот момент сосед опускается на корточки за ключами. Это быстрое движение на мгновенье отзывается страхом у меня в сердце ему так удобно отсюда, снизу, броситься и укусить, захватывая зубами мягкую ткань брюк и бледную кожу под ними.
Не давая виду, ровным шагом прохожу мимо. Только тут я начинаю понимать неловкость момента я умудрился оскорбить его. И пока я спускаюсь, терзаемый предчувствием грядущих последствий, сосед всё гремит и звенит ключами где-то надо мной. Звук спускается из темной высоты пролета, множась эхом, сливаясь в непрерывный болезненный звон. Я почти выбегаю из подъезда с мыслью, что крысиный сосед умен и мстителен. Час от часу не легче.
Но мне быстро становится легче. Ветер небрежно треплет листву каштанов и гоняет волнистую рябь по лужам. А в ряби отражается солнце красота!
Добираюсь до почты и машу через стекло девушке за стойкой. Той самой, что толковала мне про облачный фронт. Она сдержанно улыбается.
Сажусь на остановке и закуриваю. По блестящим рельсам, окруженным крохотными лужицами, прыгает одинокий воробей. Солнце светит в глаза. Мне так хорошо, что становится немного грустно где-то далеко, за льдистым морем, осталась моя серая кошка Бастинда и осталась Мадлен, которым я поручил друг друга. Бастинде бы здесь понравилось.
Трамвай приходит нескоро, и я успеваю поболтать с почтовой девушкой. Она выходит ко мне с двумя чашками кофе в руках, а я скручиваю нам по папиросе.
Вы извините, что я вам тогда сразу не объяснила, говорит она, Как-то не получилось сказать.
Ничего, говорю, Какая разница?
Я потом узнала, что был еще один корабль, капитана Оскара. Последний уходил. Могли бы успеть.
Я беспечно взмахнул рукой, Я с ним разговаривал, он меня не взял. Ничего, мне здесь нравится.
Да? она смотрит на меня внимательно, с то ли сочувственным, то ли подозрительным выражением.
Потом улыбается, Ну и хорошо.
Дальше сидим молча, попивая кофе и дымя папиросами.
Вам знакомо имя «Маседонио Фернандес»? наконец спрашивает она.Нет.Уверены? Может , не отчетливое воспоминание, но ассоциации есть?Нет же, говорю, Кто это?Пока не знаю она помолчала, задумчиво померцала зелеными лисьими глазами, Может, это вообще только имя.
Редакция «Еженедельного журнала» располагается в восточном пригороде, где я еще не был. Небольшие двухэтажные домики, герань в окнах, а под окнами густые заросли мокрой сирени. Здесь уютно и пусто как в комнате, где мгновенье назад играли дети. Заходишь и видишь разбросанные игрушки, и занавеска на окне еще качается, но никого нет. Здесь те же приметы: красно-сине-желтый самокат у крыльца, спящий ровно посередине тротуара кот (я аккуратно его обхожу, он даже ухом не шевелит), воробьи, раскачивающиеся и чирикающие на многочисленных кормушках.
До редакции я добираюсь, свернув с улицы на самую настоящую тропинку, виляющую между удаленно стоящих домиков и густых сиреневых зарослей. Дорогу мне указывают привязанные к ветвям дощечки с нарисованными от руки стрелками.
Красный почтовый ящик на двери забит конвертами небось, очередной выпуск похождений лунатиков. Я оглядываю себя в кстати попавшейся луже, немного растрепываю волосы и, довольный результатом, стучу в дверь.
В ответ приглушенно доносится тонкий девичий голос. Решив, что меня пригласили, захожу.
Внутри полутемно: лампа под плотным зеленым абажуром, а окна заполнены мокрой листвой. Прохожу к стойке из темного полированного дерева. Девушка за ней белая блузка с накрахмаленным воротником, юбка в синюю клетку и короткие темные волосы, обрамляющие тонкие черты симпатичного и дерзкого мальчишки встает мне на встречу.
Здравствуйте.
Здравствуйте. Я хотел бы видеть Томаса Луни, уверенно говорю я.
Вы заранее договаривались о встрече?
Нет. Я даже лично с ним незнаком. Но у меня есть эксклюзивная информация для журнала.
Какого рода информация? девушка смотрит бесстрастно и доброжелательно.
Если возможно, я бы сначала поговорил о цене. Хотя бы в самых общих чертах.
Хорошо, она кивает и чиркает что-то в блокноте, Подождите здесь.
И уходит по крошечной винтовой лесенке, спрятавшейся в темном углу между книжными шкафами. Я прислоняюсь к стойке и готовлюсь к ожиданию, но она тут же спускается.
Пойдемте.
Лесенка приводит нас прямо кабинет. На полу ковер, вдоль стен узкие книжные стеллажи, за столом, спином к окну, сидит грузный человек.
Он слегка приподнимается и указывает на стул, Садитесь.
Я сажусь, девушка, как часовой, встает слева от меня, вполоборота к редактору. От того, что она стоит, а мы сидим, мне становится неудобно. Да и вообще странно тут все устроено.
Добрый день, говорю. Вся моя лихость куда-то пропала. Еще и редактора толком не разглядеть, яркое голубое небо из окна светит ему в спину.
Добрый день, благодушно басит он и кивает.
Представьтесь, шипит мне девушка.
Я наконец беру себя в руки и говорю, Меня зовут Артем Луниш. Я журналист и недавно прибыл в Город.
Томас делает легкое вопросительное движение, я останавливаюсь, но продолжения не следует.
У меня есть возможность, вернее, есть один очень интересный контакт информатор. Иными словами, я могу вести расследование недавних пропаж детей. Думаю, читателям это было бы интересно.
Луни не реагирует никак. И я тороплюсь и почти сбиваюсь на просительный тон, Тема волнующая. А полиция представляет свои отчеты крайне редко, да и то в очень скупых и туманных выражениях. «Еженедельный журнал» первым действительно расскажет о преступлениях.
Томас кряхтит, морщится и наконец выдавливает фразу, Боюсь, это не очень соответствует редакционной политике и ожиданиям целевой аудитории «Еженедельного вестника». Мы домашний журнал для домохозяек.
Выдав такую длинную тираду, он с облегчением откидывается на спинку кресла. Я, сраженный мощным канцеляризмом, тоже какое-то время молчу.
Затем осторожно говорю, Редакционная политика это, конечно, ваше дело. Но вам не кажется, что немного остроты, волнующих переживаний это как раз то, что хотели бы видеть домохозяйки?
Луни не реагирует никак. Если бы он только что не говорил, у меня было бы полное впечатление, что передо мной валун, случайно напоминающий силуэт человека.
Можно было бы сделать это в форме детективного романа с продолжением, говорю, Из номера в номер. Только настоящего детектива! А у читателей появилось бы чувство сопричастности большому и сложному делу.
Томас никак не реагирует, зато отвечает мне девушка.
А вам не кажется, что это опасно?
Что? Почему? нервно кошу на неё глазом. Обстановка здесь явно выводит меня из колеи. А за окнами этого логова сиреневые сады, ну надо же.
Похититель или похитители тоже могут читать наш журнал. Они будут предупреждены.
Томас в своем кресле важно кивает на эти слова.
М-даа, говорю. Это мне в голову не приходило, Риск есть. Но можно все это тонко организовать. Так, чтобы одновременно давать читателям остросюжетное чтиво и не открывать действительно важную информацию.
То есть симулировать расследование? спрашивает девушка.
Нет. Просто подавать его в художественной форме.
Наступает пауза, затем Томас неожиданно говорит «Ясно» и несколько раз кивает. Я смотрю, как он махает большой темной головой, окруженной голубым ореолом неба в окне и думаю, что скорее бы все это закончилось и я бы пошёл домой.
Девушка вздыхает, У вас что-то уже готово?
Заканчиваю первый материал, не моргнув глазом, бодро рапортую я, Закончу завтра-послезавтра.
Хорошо. Пришлите нам почтой, пожалуйста. Только с указанием источников, которыми вы пользовались и ссылками на все реальные факты. Т.е. те, которые не являются частью вашей «художественной формы».
Я оглядываюсь на Томаса. Тот снова кивает. Да кто здесь редактор вообще?
А оплата?
Если первый материал понравится Томасу, будете приняты как внештатный корреспондент. Оклад 250 гульденов, плюс оплата документально подтвержденных рабочих расходов.
Она устало вздыхает, я тоже выдыхаю с облегчением.
Хорошо, договорились. Пришлю материал завтра- послезавтра.
Договорились, важно вставляет Томас. Меня вдруг разбирает смех, который я сдерживаю с большим трудом.
Томас тем временем медленно поднимается и протягивает руку. Все еще внутренне хихикая, жму большую и мягкую ладонь, говорю о том, как рад был познакомиться и, подталкиваемый острыми локтями девушки, удаляюсь.
Внизу мы с ней синхронно облегченно вздыхаем. Затем она смеется и говорит, Вот, значит, какой оказалась ваша эксклюзивная информация. Что вы безработный журналист, нуждающийся в деньгах.
Я улыбаюсь в ответ, Но об этом действительно знаем только мы с вами.
Ладно, она махает рукой, Идея интересная, пишите.
Ага, говорю, Скажите, а Томас
Не стоит об этом говорить. Присылайте материалы вовремя и все будет окей.
Окей, я натягиваю шляпу, прощаюсь и выхожу.
За дверьми слепит солнце, в ноздри бьет свежий и густой запах сирени. Усевшись на крыльцо, скручиваю папиросу, и, закурив, неспешно иду назад. Мне кажется, что в спину мне смотрят не враждебно, а, наоборот, дружелюбно и с интересом. Я не оборачиваюсь, но незаметно стараюсь расправить плечи и придать походке лихости и энергичности, подобающей молодому авантюрному журналисту.
Кот на тротуаре лежит на точно том же месте. Я осторожно обхожу его на этот раз с другой стороны.
Уже в трамвае я вспоминаю, что не узнал имени девушки, а потом задумываюсь о том, что странно здесь газетный бизнес устроен. Сначала Отто Грюни, печатающий в брошенной больнице таинственный журнал только для Заречья и желтый листок на весь город. Теперь еще эти двое, устроившие себе тенистую берлогу в пригороде. И спрятанный в темноте Томас Луни! Кажется, он вообще с трудом понимал, о чем мы говорим. Вспомнить только, как он важно говорил «Ясно» и долго кивал большой темной головой!
Интересно, что бы я увидел в «Вестнике Ратуши»? Работа у меня уже есть, даже две, но завтра можно бы туда съездить. Просто поглядеть, какие чудеса там.
Мой район встречает меня дождем. Капли, как тысячи камикадзе, бросаются на стекло, а в свежих лужах я вижу отражение облаков и ярко-голубого мокрого неба.
Трамвай с треском разбрызгивает синие и желтые искры и останавливается. Выбегаю, бодро шлепая по лужам, на ходу машу рукой в окно почты и отправляюсь в ресторан к Клаасу.
В похожем на чалму, каком-то особенном поварском колпаке, в специальной сеточке для бороды, с несколькими маленькими, но очень яркими брызгами крови на белоснежном фартуке, Клаас выглядит необыкновенно представительно. Не повар, а настоящий жрец, только-только с жертвоприношения.
Привет, говорю, Здорово выглядишь. С тобой можно сейчас говорить?
Да, улыбается Клаас, Привет.
В общем, я нашел работу. Даже две. И можно будет писать репортажи с расследованием исчезновений.
Клаас несколько секунд обдумывает мысль, Не знаю. Не уверен, что стоит это печатать.
Мы все продумаем. Когда заканчиваешь?
В одиннадцать.
Зайдешь ко мне после смены, обсудить всё? Или я могу к тебе.
Лучше у тебя. Близнецы.
И мы прощаемся, и я убегаю, напоследок махнув Тиму, с интересом наблюдающему за нами из-за стойки.
По дороге заглядываю на почту и покупаю карту города. Мы с почтовой девушкой дружески улыбаемся друг другу, а еще я замечаю у неё на столе кучу листков с набросками чьего-то лица мужского, всегда одного и того же.
Это тот самый Маседонио Фернандес? вспоминаю я.
Нет, вряд ли, непонятно отвечает девушка, Ты что-то про него узнал?
Ничего. А кто это?
Понятия не имею. Как-то ночью я проснулась, повторяя имя «Маседонио Фернандес». С тех пор я его ищу. Ну, не то чтобы постоянно ищу, но пытаюсь узнать о нем при случае.
Ого, говорю, Дай знать, если что-то разузнаешь. Загадочная история!
Да мне просто делать нечего, рассмеялась она
Глава пятая
Дома я распахиваю окно, и комната наполняется солнечными бликами, запахом соленой воды и криками чаек. Ветер треплет прижатые кружкой революционные памфлеты, а я быстро переделываю все домашние дела: мою посуду, чищу пальто и ботинки, в два счета нарезаю мясо и готовлю маринад из пива и вустерского соуса. Оставляю его напитываться, закрываю окно и мою руки.
Теперь, в наступившей тишине и образцовом порядке, можно приняться за настоящую работу. Список Клааса включал 67 имен и начинался с Эженки Новик, пропавшей три года назад. Значит, почти по два ребенка в месяц. Много это или мало? Статистики не было. Записал в блокноте: численность населения ?, аналогичная статистика пропаж ?.
Все это надо было выяснить, хотя я сомневался, что здесь удастся найти материалы по второму вопросу. Изначально я планировал самостоятельно перепроверить собранные Клаасом материалы и даже сдвинуть время исследования, посмотреть количество пропавших хотя бы за полгода до Эженки. Сейчас, оценив объем, я понял, что это невозможно. Может быть позже, а пока придется основываться на работе Клааса.
Напротив каждого имени в списке стояла дата исчезновения это было очень удобно и в разы облегчало мне работу. Итак, Эженка Новик, пропала 3 октября. Я отобрал все газеты за октябрь месяц и принялся вычитывать.
Эженка Новик семи лет, дочь польских эмигрантов в третьем поколении. В "Еженедельном журнале" была фотография, правда, размытая и плохо напечатанная. Усатый высокий мужчина, женщина в белом с коляской и маленькая девочка, схватившая отца за штанину. Все трое на фоне двухэтажного деревянного дома с маленькими окнами, из-за крыши которого торчали голые черные ветви. Семья жила на Почтамтской улице, дом 7. На карте адрес найти удалось не сразу, это была северная окраина города, к которой сверху подступали стилизованные ледники. Недалеко от Заречья, между прочим.
Я нарисовал на карте единицу, а в блокноте сделал пометку: "1 Эженка Новик, 7 лет, пропала 3 октября. Предположительно, хорошие отношения с отцом".
В октябре про исчезновение писали немного, к тому же в некоторых статьях были неясные намеки неизвестно на что. Картина складывалась следующая:
3 октября в полдень Эженка Новик и её подруга Бланка Ивински ушли гулять. По словам Бланки, они прошли вдоль канала и почти напротив консервного завода нашли «новое интересное место». В чем заключалась интересность, не говорилось.
Дальше описывалось нечто совсем уж странное. Бланка и Эженка выложили из осенних листьев и галечных камней большой круг, в центре которого была Эженка, а снаружи Бланка. Все это описывалось в мельчайших подробностях «Еженедельный журнал» даже счел нужным указать, что камень шел после каждых трех листьев, а светлые и темные камни чередовались случайно.