Вам не больно? уточнила Аня.
Так надо было грудь готовить. Мочалкой тереть, пока беременная была, ответила девушка. Хорошо сосет, молодец мальчишка.
Аня расплакалась.
Да ты чего? Ну подумаешь! Не ревнуй только. Это ж так Он же маленький, ему все равно, чью титьку сосать. Он меня и не вспомнит, забеспокоилась девушка. А чего голодом-то его морить? Почему на смеси не переведешь?
Частный врач сказала, что до года надо грудью, призналась Аня.
Ну а что она должна была сказать за деньги? Ей же надо их отрабатывать, рассмеялась девушка. Меня мама вообще манкой кормила с рождения. Не было у нее молока. Как пришло, так и ушло. А я в бабушку пошла та и своих четверых детей выкормила и чужих не сосчитать. Она всегда говорила зачем выливать, если кому-то надо. Вот твоему надо. И мне хорошо. А если в груди пусто, так зачем ребенка мучить? Это ж нормально. У кого-то хоть залейся, а кто-то по капле выдавливает. Все разные. Дите-то тут при чем? Нету молока, так корми смесью.
Аня видела, как насытившийся Антоша отвалился от груди и уснул. Девушка упаковала грудь в лифчик и легонько покачала Антона. Тот отрыгнул, не просыпаясь.
Все, забирай. Девушка передала Ане ребенка.
Спасибо, сказала Аня и разрыдалась. Девушка ее успокаивала, гладила по голове, говорила, что все наладится, просто не надо нервничать и переживать. Если можешь кормить корми, не можешь так зачем страдать?
Она, так же как и врач из поликлиники Светлана Андреевна, говорила с позиции матери. Мать решает, как будет хорошо ей. А если ей, то и ребенку.
Грудь болит очень, призналась девушке Аня.
Так, может, застой или мастит? Муж-то помогает? спросила та.
Как это? не поняла Аня.
У меня такой мастит был, что криком кричала. Муж помог. Рассосал, ответила девушка.
Это как? все еще не понимала Аня.
Да как ребенок и рассосал, удивилась Аниному вопросу девушка. А что еще оставалось делать? Ты мужа попроси, пусть тебе грудь рассосет. Тогда и полегчает.
Аня попыталась представить, как просит Георгия рассосать грудь. Он бы ее сразу в психушку отправил. Неужели бывают настолько близкие отношения между супругами, когда одно целое, и в здравии, и в печали, и в радости пока смерть не разлучит Ладно, пусть не до смерти, но пока в браке Аня давно поняла, что они с Георгием никогда не станут близкими людьми. Он был закрытым человеком. Никаких воспоминаний, фотографий из прошлого, никаких откровенных разговоров.
Нечего вспоминать, отвечал он, когда она спрашивала.
Она лишь знала, что Георгий рано остался сиротой. Родители погибли в автокатастрофе. Какая-то страшная авария в их машину врезался потерявший управление бензовоз. Загорелись и он, и старая «Волга», на которой ехали родители. Его, на тот момент десятилетнего, отправили в детский дом других родственников, готовых считать его родным и оформить опекунство, не нашлось ни с материнской, ни с отцовской стороны, хотя вроде бы были. Брата отца, родного дядю, Георгий даже помнил на рыбалку однажды ездили. Да и у матери сестра имелась, вроде как двоюродная, но близкая. Так ему мама рассказывала. Говорила, не бойся, она тебя заберет, если со мной что случится. Не забрали. Георгий сначала очень хотел их найти, посмотреть в глаза, спросить, почему не забрали? Как могли жить, зная, что племянник в детском доме? Лишнюю тарелку супа считали или просто было наплевать?
А потом он решил, что у него нет родных. И друзей тоже. Так он Ане и сказал. Она больше не задавала вопросов. Хотя, если бы спросила, он бы рассказал. Хотел рассказать. Хоть кому-то. Близкому человеку. Жене. Но он сразу понял, что с женой у них не будет настоящей близости. Она была слишком молода, не имела его опыта потерь. Он не ждал, что она поймет или пожалеет. Молодость, считал он, эгоистична по своей природе. Если бы Аня только спросила Может, их совместная жизнь сложилась бы по-другому.
Но Аня не желала понимать, в ней никогда не возникало эмпатии. Она не умела сочувствовать, сопереживать. Равнодушие? Скорее, душевная черствость. Такая черта характера, вот и все. Не только по отношению к нему, супругу, вообще к матери, детям, другим людям. Анна могла спокойно пройти мимо ребенка, упавшего с велосипеда и зовущего маму, которая искала его на другой тропинке лесополосы. Не кидалась на помощь. Собственную мать она терпела. Но никакой внутренней привязанности не испытывала.
Георгия это не просто удивляло шокировало. Он, потеряв мать, больше всего на свете хотел бы ее хоть раз увидеть. Пусть во сне. Вспомнить ее запах, голос. Но ничего не осталось. Все стерлось. Он завидовал Ане. Ее мама была жива, здорова. Она могла с ней увидеться в любой момент. Даже если мать что-то недодала дочери, не привила нежность, не стала ей близкой пусть не подругой, а просто родным человеком, которому можно обо всем рассказать, разве это уже не счастье: просто быть рядом. У него такой роскоши не было. Аня не стала для него близким человеком. Но разве он имел право судить ее за это? Нет, конечно. Он не знал, что такое настоящая близость, семья. Аня жена. Посторонний человек, который вдруг стал родным по документам. К жизни это не имело никакого отношения.
Георгий не проявлял нежности, не был ласковым. Аня объясняла это его детством. Его не обнимали, не целовали, не прижимали. Тактильные ощущения он не понимал. Она и не пыталась пробиться к нему, откровенно говоря. Не хочет не надо. Ей своих проблем хватает. Георгий оказался хорошим мужем, состоятельным, пусть и не щедрым, мужчиной, способным хорошо обеспечить семью. Разве этого недостаточно для счастья? Разбираться с его тараканами в голове она не собиралась. Она его не любила никогда. Если он этого не почувствовал, то сам дурак, что согласился на брак. Она его не заставляла. Это было его решение. Но и ее. Она хотела стабильности, достатка. Он молодую жену. Так что сделка была выгодна для обеих сторон. Если Георгий рассчитывал на другое, то она нет. Она выходила замуж с «холодной головой».
Мать Аню тоже никогда в детстве не обнимала и не целовала, но она решила, что никогда так не поступит со своим ребенком. Антона, когда тот был младенцем, Аня тискала и зацеловывала. Каждый пальчик, каждую складочку на теле. Глазки, ушки.
Что ты с ним лижешься? Он же мальчик, строго сказала мать, увидев, как Аня целует сына.
А с девочками можно? огрызнулась она.
Девочки другое дело, ответила мать.
Тогда почему ты меня не целовала? Аня закипала. Понимала, что сейчас сорвется.
Некогда было. Работала я, ответила мать. Тебя надо было чем-то кормить, а не целовать. Ты сейчас на всем готовом с жиру бесишься, а поработала бы с мое так ценила бы, что имеешь.
Мам, надоело, понимаешь? Сколько можно? Почему я у тебя такая плохая не ценю, не дорожу, не понимаю? Может, дело не только во мне? Может, в браке двое участвуют? закричала Аня, не сдержавшись.
Я не знаю, как сейчас. Раньше по-другому было, сказала мать. Георгий тебя одну не оставил, как меня твой отец. И деньги дает. От твоего отца я алиментов сроду не видела. Врачи у тебя какие хочешь. Коляска, вон, сама едет. Не тебе меня судить. Скажи спасибо, что вырастила и на ноги поставила. Замуж тебя выдала, помогаю сейчас. Георгий прав ты неблагодарная.
Неблагодарная? Это он так сказал? задохнулась от возмущения Аня.
Это я так сказала, ответила мать. Да, в браке двое. Только ты хоть себе-то не ври Хоть один шаг навстречу Георгию сделала? Хоть как-то попыталась с ним сблизиться?
Ты ничего не понимаешь! закричала Аня. Он другой, совсем другой.
Конечно, другой, и я даже знаю, с кем ты его сравниваешь, хмыкнула мать.
Там все давно кончено! Или Георгий святой и до меня ни одной женщины не видел? продолжала кричать Аня. От твоей помощи только хуже! Она заплакала. Ты мне что, охранник? О каждом моем шаге Георгию докладываешь. Ты хоть понимаешь, что я дышать здесь не могу! С вами! Не гуляю, не пью, ничего плохого не делаю. Я просто хочу хоть иногда встречаться с подругой, ходить к тому врачу, которому доверяю, делать то, что хочется мне, а не вам с Георгием.
Ты сама себе выбрала судьбу, никто не заставлял, пожала плечами мать. Не нравится так жить разводись. И вот этого всего, мать показала на квартиру, не будет.
Как же я вас ненавижу, ненавижу. Тебя и Георгия прошептала Аня.
Давно вас не было видно, сказала Светлана Андреевна. Как вы себя чувствуете?
Вроде бы хорошо, ответила Аня, но спит беспокойно. Стул нормальный, а вес все равно не набираем. Я пытаюсь сама кормить, только иногда удается бутылочку дать.
Я про ваше самочувствие спрашиваю. Врач посмотрела на Аню.
Они с Антоном были последними в очереди. Время приема давно закончилось, но Светлана Андреевна их приняла.
Мне плохо, очень, призналась ей Аня.
Я вижу, кивнула врач.
Антошу разбудить? Понимаете, он поел и уснул, начала объяснять Аня.
Почему вы не перешли на искусственное вскармливание? спросила врач.
Аня молчала.
Ваши родственники против? Убедили кормить грудью? уточнила врач, заранее зная ответ.
Аня кивнула.
Анна, послушайте меня. У вас типичная послеродовая депрессия. Ваши родные только усугубляют это состояние. Я не могу вам ставить подобный диагноз, это делают психиатры. Так что никакие лекарства прописать не могу, не имею права. Я педиатр. И как педиатр советую перевести Антошу на искусственное вскармливание, начинать прикорм раньше положенных сроков. Давать ему сироп, чтобы высыпался, и лекарства, чтобы захотел есть. Я сейчас объясняю на пальцах, чтобы вы понимали. Но самое главное другое это вы. Вам нужна помощь больше, чем Антону. Вы мать, и от вас зависит, что будете делать со своим сыном. Никакие родственники не вправе решать. Только вы. А для этого должны быть в стабильном психологическом состоянии. Понимаете? Антону нужна сильная, адекватная, уверенная в себе мама. Иначе никак. Если запустите себя, можете выйти в окно вместе с ребенком. Это не вы, а ваша болезнь будет вами управлять. Поэтому исключите из своей жизни факторы, которые вас убивают. Морально, конечно же. Срочно запишитесь на прием к психиатру, я могу порекомендовать хорошего врача, он подберет препарат и дозировку. И принимайте решения и за себя, и за сына. Переводите ребенка на искусственное вскармливание, готовьте сами я распишу график прикорма и диету по дням и часам. Скажите всем родным, что это ваше решение. Вы мать, имеете на это полное право.
Муж нанял частного врача. Она считает, что надо кормить грудью минимум до года призналась Аня. Меня теперь даже в поликлинику не отпускают.
Анна, а вы сами чего хотите? устало спросила Светлана Андреевна.
Я не знаю, ничего не знаю. Хочу, чтобы все это побыстрее закончилось. Аня держалась за голову, которая начала нестерпимо болеть.
Это не закончится, пока вы сами не решите. Нет таблетки, которая вас спасет. Есть, которая поможет. Просто помните, что вы мать, и только вам решать, что делать с ребенком. Его никто не может у вас отнять.
Она во всем виновата. Другая бы на ее месте кричала, вопила, ползала на коленях, делала все возможное и невозможное, чтобы не разлучаться с ребенком. Но она этого не сделала. Испугалась? Нет. Думала, что не получится? Тоже нет. Тогда почему? Каждый вечер Аня задавала себе этот вопрос. Почему не сражалась, не билась за сына? Почему так быстро и просто от него отказалась? Сама предложила Георгию поделить детей. Для себя у нее давно было готово оправдание так будет лучше для Антона. И ей проще с одним ребенком, чем с двумя. Врач твердила, что нужно думать о себе, вот она и подумала. У нее еще может быть личная жизнь. И вообще другая жизнь. С одним ребенком ее устроить легче. Юлька девочка, она поймет. Антон никогда бы не принял отчима. Аня себя в этом убедила. И вот тогда она предала сына. По-настоящему.
После развода Георгий попросил ее поговорить с Антоном. Объяснить все.
Они сидели на лавочке, и Аня не знала, что сказать сыну. Какие подобрать слова.
Мы будем видеться, правда? первым спросил Антон.
Конечно, обещаю! сказала она.
А где? Давай рядом с футбольным полем около школы. Там, где ворота. Они всегда приоткрыты. Рядом гаражи. Никто не узнает, предложил Антон.
Давай. Буду ждать тебя там каждый день после уроков. Если ты не сможешь, ничего страшного, пообещала она.
Аня предала собственного сына, поддавшись другим чувствам, надеждам, уступив собственному эгоизму, и этому нет прощения. Грех, который не замолить никакими молитвами. Боль, не становящаяся слабее с годами. Родитель, предавший собственного ребенка, будет жить в собственном аду. И станет мечтать об аде в загробной жизни, с вечными мучениями, горящими кострами и булькающими котлами. Потому что ад реальный мучает не снаружи, а изнутри. Пожирает и сжигает внутренности. Не медленно, а сразу. Человек живет с дырой внутри. Черной, беспросветной дырой. Чувствовала ли она это тогда? Нет. Ни одного мгновения. Жила мыслями о будущем, которое никак не становилось светлым. Не все женщины способны на материнский подвиг жить, терпеть, все выносить ради детей, ставя их интересы на первый план. Аня хотела жить ради себя.
А как же дети? спросил Георгий, когда речь зашла о разводе.
При чем здесь дети? удивилась Аня. Они привыкнут.
Антон крутил головой, высматривая маму в условленном месте за футбольным полем. Но она не пришла ни в тот день, ни на следующий. Целую неделю Антон каждый день ее ждал. Конечно, он понял, что она не придет, но все еще надеялся. Придумывал объяснения мама могла заболеть, у нее дела. Знал, что сам себя обманывает. Прошла неделя, и Антон стал после уроков бегать к Юльке в младшую школу. Она его всегда ждала.
Я хотел маму увидеть, признался однажды Антон сестре.
Ага. Но она не может. Мама мне сказала, что ей папа запретил. Если с тобой увидится или поговорит по телефону, он перестанет давать нам деньги, ответила Юлька.
Но можно было бы тайно мы же договаривались, заметил Антон. Папа не узнал бы.
Мама говорит, он все равно узнает. Следит за ней. И за нами тоже пожала плечами Юлька.
Антон кивнул. После этого решил проверить, правда ли отец за ним следит? Оставлял на ноутбуке тетрадь или ручку. В ящике стола линейку или ластик. Определенным образом. И они никогда не были сдвинуты. Выходит, мама обманывала и никакой слежки не было? Антон не знал, что думать.
Аня часто возвращалась в прошлое, пытаясь понять, в какой момент ее жизнь пошла под откос. И выходило, что она сама каждый день гнала поезд в пропасть.
Первый год жизни Антона она плохо помнила. В конце концов даже частный врач согласилась на искусственное вскармливание. Клиент то есть Георгий был недоволен работой врача. Антон все еще не набирал вес и плакал по ночам. Но врач настояла никаких банок, только домашняя еда. Анина мать без конца что-то перекручивала в блендере, варила, тушила, снова перекручивала и была счастлива. Но, поскольку все ее время уходило на готовку для внука, Георгий остался без полноценных ужинов. Чем тоже был недоволен.
Я не успеваю, заламывала руки мать, оправдываясь перед зятем, как горничная перед хозяином. Да, не научила Аню готовить. Но она старается. Только не выходит у нее. Не приспособлена она к плите. Соседка наша, Галка, та что ни сготовит, так жрать нельзя. А ей вкусно. Намудрит что-то: то помидоры фаршированные, то рыбу с сыром, ну смотреть страшно, а ей отлично. Моя Анька тоже из таких женщин, видать. Руки вроде на месте, а как к плите подходит так из жопы. Не дано ей.
Это была чистая правда. Есть женщины, которые готовить хотят, но не могут. Не чувствуют. И получается полная гадость. Аня оказалась из таких. Но она хотела научиться.
Георгий оплатил жене кулинарные курсы, заставил всю кухню утварью пароварки, скороварки, любые сковороды. Аня отходила на курсы. Очень старалась, но в результате получалось несъедобное варево. Георгий пробовал и выбрасывал содержимое тарелки в мусорное ведро. На глазах у Ани.