Господа студиозусы над ним посмеивались из-за его забавной манеры держаться за край преподавательского стола или кафедры в течение лекции словно во время жестокого девятибалльного шторма, а также вследствие склонности густо краснеть и смущаться при разговоре с хорошенькими студентками и аспирантками.
Впрочем, краснел и смущался он, как говорят, в бытность еще доцентом. Ведь всем хорошо известно: ничто так не прибавляет уверенности в себе, как профессорское звание, в особенности же в такой стране, как Германия, с ее прочно укоренившимся культом Alte Schule[20] и старейшими университетами, известными всему просвещенному миру начиная с эпохи Средневековья
Думаю, если бы кому-то подобно въедливым кёнигсбержцам, современникам Иммануила Канта, вдруг пришло в голову сверять свои часы согласно тому, как профессор Илльманн прибывал в университет и ровно в 8:00 входил под своды кафедры, казалось, еще хранившей, подобно морской раковине, гул средневековых диспутов по герменевтике, то этот человек бы и на долю секунды не ошибся во времени!..
В философии профессор Илльманн был большим поклонником Adorno[21], а в свободное время так же, как и его великий учитель, автор прославленных философских трудов Minima Moralia и «Негативная диалектика», занимался теорией музыкального анализа и композицией.
Любимым композитором Илльманна был Шенберг, представитель нововенской школы, что также находилось в поле влияния, заданном самим Адорно, бравшим в свое время уроки музыкальной композиции у другого великого нововенца Альбана Берга.
Несомненно, что между консерватором Илльманном, каких, к слову, здесь было абсолютное большинство, и универсалистом Веронези не могло не происходить разного рода противостояний и просто мелких и малоприятных кафедральных стычек.
Илльманн должен был вскоре занять свое место на кафедре, обеспечивающее ему абсолютное большинство голосов поддержки ее постоянных членов и, после многолетних титанических трудов и усилий, открывающее ему дорогу, где на горизонте уже маячила должность главы всего факультета.
И вдруг по стечению странных и не отменяемых уже обстоятельств
Пришел Веронези и своим научным и человеческим авторитетом и обаянием, а также ловкостью и как поговаривали злые языки очень вовремя заключенным «политическим» браком в одночасье смешал все карты!
Еще местные досужие сплетники шептались, что наглый итальянец просто, в обход всех действующих правил, во время одного из научных симпозиумов подсунул свою докторскую диссертацию профессору, от благожелательной рецензии которого зависело его продвижение. Диссертация понравилась, через три дня пришел профессорский отзыв, а уже через неделю простым большинством Веронези был избран на свою должность.
Что же, вы думали, в академическом мире в отличие от мира бизнеса всё по-другому и все белые и пушистые? Нет-нет, друзья мои, это глубокое заблуждение! Когда начинается тихая и незаметная постороннему глазу кафедральная борьба, интеллигентные люди друг другу готовы хребет зубами прокусить, лишь бы вырвать заветную должность, означающую деньги, почет, уважение и стабильность вплоть до смены руководства, вслед за которым, как правило, уходит и вся кафедра.
Словом, Viva Veronezi![22]
И тем не менее Илльманн был как и жена Цезаря вне подозрений, во всяком случае, на мой пристрастный и, допускаю, не вполне объективный взгляд музыканта, хотя извечная и набившая оскомину аналогия Моцарт Сальери напрашивалась сама собой.
Да, он мог завидовать своему более удачливому коллеге, мог даже его ненавидеть, но убийство?..
Пожалуй, это слишком.
Итак, эту версию отметаем сразу, как неправдоподобную абсолютно, поскольку человек, сочиняющий музыковедческие трактаты о Шенберге, не может быть убийцей! Точно так же с обвинениями Сальери в смерти Моцарта в свое время поспешили, приняв легенду, столь опрометчиво рассказанную самим же Сальери в старости, за историческую правду.
Впрочем, я опять отвлеклась!
Итак, Веронези Среди студентов о нем ходили самые фантастические легенды, в частности, одна из них гласила, что Веронези на экзамене первым делом любил задавать один и тот же вопрос вкрадчивым, по-итальянски мягким, просто-таки медовым голосом: «Итак, герр Хатценбёллер, над чем вы работали в течение семестра и какие темы вы знаете лучше всего?»
Кажется, этот великолепный Kunststück[23] он принял по эстафете от своего прославленного учителя и легенды университета, философа Ханса-Георга Гадамера.
На эту удочку обычно попадались еще неискушенные в иезуитских каверзах Веронези студенты-первокурсники, как правило, доверчиво сообщавшие о, святая простота! профессору о подготовленных в течение семестра темах.
Выведав все это, профессор приятнейшим образом улыбался и, в полном соответствии с философией своих коварных итальянских предков-иезуитов, непревзойденных мастеров таких казусов, неожиданно обескураживал несчастного: «Ну, с этим понятно, это вы знаете, я очень рад. Но мне бы хотелось задать вам вопрос из совершенно другой области»
Это означало, что ответить на вопросы по знакомой теме не представлялось возможным. Вы должны были, по велению главного гуру и кесаря факультета в одном лице, отвечать на вопросы некоего волшебного билета numero zero, составленного, а точнее, придуманного на ваших глазах!
Стоит ли говорить, сколько студентов и студенток на экзаменах выпадало в осадок или падало в обморок после такого итальянского коварства! А у скольких из них круто изменились жизненные обстоятельства, ведь после заваленных таким незамысловатым образом экзаменов им пришлось покинуть университет!..
Оставшимся же в живых и с не поврежденной непосильным (лекции семинары конспекты экзамены) высокоинтеллектуальным трудом психикой профессор-итальянец очень любил назидательно цитировать апостольское, из первого послания к коринфянам: «Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить».
Победить, впрочем, можно даже в любительском беге трусцой если бежать очень и очень долго.
Награда же в виде отличных экзаменационных баллов и новеньких свежеотпечатанных дипломов, которые украшал славный герб университета (известного просвещенному миру еще с XIV века), доставалась, увы, далеко не всем, и шиллеровскую «Оду к радости», не говоря уже о Gaudeamus Igitur[24], в конце пройденного учебного курса довелось исполнить немногим.
Пожалуй, что и половине из поступивших
И все это благодаря профессорской принципиальности и преданности идеалам высокой науки профессор терпеть не мог невежд, а также тех, кто занимает чужое место. Воспользоваться чужими знаниями (шпаргалками, конспектами) на его экзамене было нельзя, подсказать или списать тем более.
Каждый студент был открыт перед профессором, словно белоснежная, еще не тронутая пером страница, и Веронези, после подробной беседы, которую и экзаменом-то не назовешь, единолично решал, какой оценки заслуживают знания испытуемого и что в эту страницу следует вписать в графе «Prüfungsergebnis»[25].
Быть может, Веронези считал себя рыцарем, из тех, кто без страха и не ведая усталости уж сколько их на поле полегло! огнем и мечом истребляя скверну невежества и безмыслия, сражается за то, чтобы цивилизация не угасла совсем, согласно теории известного итальянского философа Средневековья Джамбаттисты Вико?
Теперь, после его внезапной и загадочной гибели, спросить об этом не представляется возможным.
Тем не менее повторюсь еще раз с пометкой NB! слишком много студентов, благодаря неуемному преподавательскому энтузиазму герра Веронези, досрочно покинуло университет, хотя это в их долгоиграющие планы никак не входило.
Что же касается прекрасного пола, здесь в жизни профессора все обстояло еще сложней и замысловатей
Гейдельберг: высоких звезд конферансье
Мюнхен, 2023
И толку чуть, что всех обогнала
Не знаете ли, что бегущие на ристалищебегут все, но один получает награду?Так бегите, чтобы получить.1 Кор. 9, 24Моей души неясные следы
Где я наследую несрочную веснуЕ. Баратынский«La mia speranza»Завтрак у Тиффани
Свиток четвертый
Алло, Анна, где ты? Да сколько же тебя еще ждать?
Сейчас, Януш, минуту буквально, и я внизу!
Опять сочиняла свой детектив или стихи писала вместо того, чтобы заниматься диссертацией? обычно терпеливый, Януш заметно нервничал и сердился.
Наверное, столик заказал для нас где-то в хорошем месте, может быть, даже в Cafe&Talk, а я, как всегда, опаздываю. Какие там академические пятнадцать минут![28] Все сорок!
Уже спускаюсь, еще минутку!
Хорошо, жду тебя внизу, терпеливейший Януш, благородный граф и потомок баварских рыцарей, несколько сбавил обороты и, похоже, уже не сердился. Видимо, благозвучность моих аристократических речей вкупе с регулярно устраиваемым чтением новых стихов воздействует на него по-прежнему завораживающе.
Наконец бедный, бедный Януш! я собрала все вещи и покинула Lesesaal[29]; на мое место, за столиком возле компьютера, тут же образовалась небольшая стихийная очередь из других студентов, жаждущих приобщиться к знаниям.
Торопливо спускаясь, я тем не менее притормаживала на высоченных шпильках, осторожно обходя парочки и целые группы студентов, оживленно что-то обсуждающих и вольготно расположившихся на огромной лестнице университетской библиотеки, напомнившей мне Эрмитаж.
Ох, и любят господа-первокурсники эту лестницу, и я разделяю их чувства: здесь всегда сумрачно и прохладно, даже в самый жаркий июньский день.
Heute bist Du so sexy, Anna![30] Януш восхищенно смотрел на меня.
Von Zeit zu zeit sollte Ich sexy sein[31] совершенно невозмутимо ответствовала я. Ну подумаешь, надела с утра новое платье! Это милое, но несколько провокационное лимонно-розовое платьице от Givenchy, с голой спиной, было куплено мной буквально вчера, в любимом бутике у Marion.
Что закажем? Януш был настроен благодушно после своего успешного доклада на семинаре у профессора Кёнига. Мы сели в машину, припаркованную прямо у библиотеки, ох, Януш нарывается на штраф! и поехали к Maurizio, в наш любимый ресторан сицилийской кухни.
Голодна как зверь, честно говоря, после семинара Чичовацки Знаешь, Януш, какая у нас тема сегодня была? Вот только не смейся: «Божественное безумие в Крейцеровой сонате Л. Толстого». «Die Kreutzersonate» Motive of spiritual murder, destroy to illusion this is the theme of Tolstoy, sex is a symptom of civilisation and madness[32], короче говоря, тихий ужас! Практически без пауз перескакивая с немецкого на английский, от Брюсова к Блоку и наблюдая за Янушем, который обалдело таращился на меня, я уже почти смеялась, но декларировать свое игривое настроение было бы явной бестактностью, не соответствующей местным нравам.
Ну, милая Анна, и какой вопрос ты задала несчастному профессору Чичовацки? улыбнувшись, спросил меня Януш.
Отчего же несчастному? не поняла темы вопроса я. Жив и здравствует, ведет семинар.
Знаешь, в таком чудесном розовом платье можно вообще ничего не говорить! усмехнулся Януш, и мне почудилась ревнивая нотка в его голосе.
Ну уж не преувеличивай рассмеялась я. My question is connected with music and different «musical» poetry forms in the early years of the 20h century non-musical aesthetically organized sounds, тарахтела я уже по-английски. Music was a symbol of spirit, symbol of Civilisation for great many composers like Igor Stravinsky, Alexander Skryabin, and poets like Valeri Bryusov and Alexander Blok What is your opinion about this, I would say, independent position of Leo Tolstoj: Music like a madness, demoralisation, destroying?..[33]
Слушай, Анна, я и не знал, что у тебя такое хорошее произношение, просто оксфордское! заметил Януш. Я такого здесь и не слышал никогда.
Тебе предстоит еще немало открытий, дорогой Януш, скромно улыбнулась я, листая Tageskarte[34]. Ладно, Бог с ним, с Чичовацки, он и так полсеминара отвечал на мой вопрос, все устали, и я тоже. Пожалуй, дорада с овощами на гриле и зеленый салат, без десерта.
Анна, не скромничай по-прежнему пытался ухаживать Януш. Твоей фигуре ничто не сможет повредить, поверь старику!
Ну какой же ты старый, Януш! улыбнулась я. Сколько тебе, двадцать восемь? Мы же с тобой, кажется, одного возраста?
Двадцать девять. Уже, с истинно тевтонским достоинством уточнил Януш. Я старше тебя на целый год, практически старик, и ты должна меня слушаться! Он было пробовал приобнять меня за обнаженные плечи, с которых соскользнула шелковая шаль, но я, рассмеявшись, отмахнулась от его неуклюжих и абсолютно неуместных объятий.
Милый Януш, двадцать девять некоторые в твои годы только в Uni заявляются, наконец очнувшись от сладких снов! А у тебя уже, посмотри, почти готовая докторская, тебя публикуют, зовут на конференции У тебя же есть увлечения?
Есть. Женщины! нагло уставившись на меня своими сверкающими, как у кота, и близорукими зелеными очами, безо всякого стеснения заявил Януш и затем откинулся на спинку стула, перекрестив руки на груди.
Ладно, оставим эту волнующую тему, дорогой Януш. Постукивая тонким каблучком, я из последних сил сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Однако, несмотря на всю меру строптивости, полученную в наследство, совсем уж отталкивать и обижать Януша не следовало.
В конце концов, мы действительно были накрепко связаны единой научной темой, связанной с Лоршскими Евангелиями и богатейшим научным наследием покойного Веронези, следовательно, и конфликт исключался в принципе.
Честно говоря, выдерживать второй да что там, третий месяц подряд куртуазную осаду Януша мне было не так-то легко: он ухаживал планомерно и методично, как и положено будущему большому ученому. Всегда готовый помочь, всегда на связи, в любое время к нему можно обратиться за помощью, поплакаться в академическую жилетку, спросить совета Возможно, некоторые читатели, точнее, читательницы моей разборчивости просто не поймут, пожалуй, даже возмутятся и зададутся справедливым вопросом: да что за капризы у этой боярышни такие?
Ответила, если бы знала сама! Но ответа, как всегда, нет.
Иногда же и я сама терялась в осторожных, малодушных и бескрылых сомнениях. Ведь, что ни говори, Януш красивый и спортивный молодой человек, потомственный граф, а о его благородном, почти что рыцарском отношении к девушкам вообще можно слагать легенды. Ботан, конечно же, но это пережить можно! Кроме того, он очень остроумный собеседник, весьма начитанный какая же это редкость в наше время, когда люди мегабайтами заглатывают самую разнообразную информацию, подобно fast-food[35], не читая серьезной литературы, словарей и справочников, не очень вникая в суть и природу явлений и даже не осознавая, насколько же это вредит целостности личности, ее душевному здоровью!
Мне кажется, навык вдумчивого, а не поверхностного сверхскоростного чтения скоро станет таким несомненным раритетом, что его можно будет отдельно указывать в рабочем резюме, наряду со знаниями восточных языков китайского, бирманского или, скажем, языка народов Тибета