Боже мой, скажу я вам, начал Эдди, в Маниле мы узнали эту новость где-то в три утра. К рассвету были в курсе уже все до единого. Передавали даже не по радио, а из уст в уста. Филиппинцы высыпали на улицы Манилы и рыдали.
Полковник сказал:
Наш президент. Президент Соединённых Штатов Америки. Нехорошо вышло. Ай как нехорошо.
Они рыдали как по великому святому.
Он был красавец-мужчина, вздохнул полковник. За это-то мы его и убили.
Мы?
Черта, разделяющая свет и тьму, пролегает через каждое сердце. Меж нами нет такого, кто бы не был виновен в его кончине.
В этом сквозит начал Шкип. В словах полковника сквозил какой-то религиозный пиетет. Он не хотел этого говорить. Но сказал: В этом сквозит религиозный пиетет.
Полковник ответил:
С религиозным пиететом я отношусь к своим сигарам. А что касается всего прочего религия? Нет. Это не просто религия. Это, мать её, истина. Что есть в мире хорошего, что есть красивого, мы на него бросаемся и цап! Видите вон тех несчастных букашек? показал он на провода уничтожителя, в который вреза́лись и коротко вспыхивали насекомые. Буддисты никогда не стали бы тратить электроэнергию на подобное варварство. Знаете, что такое карма?
Вот теперь вы снова впадаете в религиозность.
Ей-богу, я из неё и не выпадал. Я о том, что она у нас внутри, вся эта война. Это и есть религия, разве нет?
О какой войне вы говорите? О Холодной войне?
Это, Шкип, не Холодная война. Это Третья мировая. Полковник прервался, чтобы затоптать подошвой уголёк от сигары. Эдди и Питчфорк уже не участвовали в разговоре, только смотрели куда-то в темноту то ли захмелели, то ли утомились от воодушевления полковника, Шкип не мог догадаться, в чём дело, а дядя между тем предсказуемо вынырнул из облака, в которое погрузился ранее. Но Шкип был частью той же семьи; надо было показать, что он и сам не промах. В плане чего? Да в плане того, что он выдержит штурм этого социального Эвереста: ужина и попойки с полковником Фрэнсисом Ксавьером Сэндсом. Готовясь к восхождению, он отошёл к боковому столику.
Куда это ты?
Да просто собираюсь плеснуть себе бренди. Если уж на дворе Третья мировая война, так к чему отказывать себе в хорошей выпивке?
Мы сейчас на всемирной войне, вот уже почти двадцать лет. Вряд ли Корея продемонстрировала нам это в достаточной степени, или же наш взгляд всё равно оказался не способен разглядеть её признаки. Но со времён Венгерского восстания[16] мы готовы бороться с таким положением дел. Это невидимая Третья мировая. Опосредованный Армагеддон. Это противоборство между добром и злом, и его истинное поле сердце каждого человека. Сейчас я немного переступлю за черту. Хочу сказать тебе, Шкип: иногда я задаюсь вопросом, а не проклятая ли это битва при Аламо[17]. Это пропащий мир. Куда ни обернёшься, ещё кто-нибудь переходит на сторону красных.
Но ведь это не просто противоборство между добром и злом, заметил Шкип. Это борьба между чокнутыми и нормальными. Нам всего-то надо продержаться до того, пока коммунизм не рухнет под грузом собственной экономической несуразности. Под грузом собственного безумия.
Может, коммуняки и не в своём уме, ответил полковник, но они отнюдь не безрассудны. Они верят в свой командный центр и в силу своего немыслимого самопожертвования. Боюсь, сказал полковник и глотнул из бокала; из-за этой заминки показалось, что это и есть конец фразы что он просто боится Но он прочистил горло и продолжил: боюсь, это и делает коммунистов неудержимыми.
От разговоров такого рода Сэндс смутился. Они не вызывали у него доверия. Здесь, в джунглях, он обрёл радость и узрел истину, здесь, где жертвы смыли кровью ложную веру, командный центр прогнил, а коммунизм умер. Они вымели всех хуков отсюда, с Лусона, и рано или поздно выметут вообще всех до последнего коммуниста на планете.
А помните ракеты на Кубе? Кеннеди смог дать им отпор. Соединённые Штаты Америки дали отпор Советам и заставили их отступить.
В заливе Свиней он поджал хвост и бросил кучу славных парней подыхать в грязи нет-нет-нет, пойми меня правильно, Шкип. Я сторонник Кеннеди, я патриот. Я верю в идеалы свободы и всеобщей справедливости. Я недостаточно рафинирован, чтобы этого стыдиться. Но это не значит, будто я смотрю на свою страну через розовые очки. Я служу в разведке. Я ищу правду.
Из темноты подал голос Питчфорк:
Я в Бирме познакомился со многими неплохими ребятами из Китая. Мы костьми друг за друга ложились. Некоторые из этих же самых ребят сейчас правоверные коммунисты. И я жду не дождусь, чтобы увидеть, как их пристрелят.
Андерс, ты трезв?
Слегка.
Боже мой, сказал Шкип, как же жаль, что он умер! Как это случилось? Куда нам теперь идти? И когда же настанет тот день, когда нам не придётся больше повторять это снова и снова?
Не знаю, в курсе ли ты, Шкип, но тут на нашей высоте есть один боец, который считает, что это сделали мы. Наши. Наша контора. В частности, под наше внимание попали добрые друзья Кубы, те парни, что курировали операцию в заливе Свиней. Потом расследование, комиссия, Эрл Уоррен[18], Рассел[19] и все остальные Даллес[20] и тот позаботился, чтобы отвести любое подозрение. Очень над этим потрудился. Заставил нас выглядеть кругом виноватыми.
Эдди резко распрямился. Его лицо находилось в тени, но вид у него был нездоровый.
Не в силах выдумать ни одного хоть бы самого завалящегося палиндрома, объявил он. Так что, пожалуй, откланяюсь.
С тобой всё в порядке?
Чтобы вести автомобиль по дорогам, нужно хоть немного воздуха в лёгких.
Дайте ему воздуха, велел полковник.
Я доведу тебя до машины, сказал Шкип, но почувствовал ладонь полковника на своей руке.
Не беспокойся, ответил Эдди, и вскоре они услышали, как с другой стороны здания заводится его «мерседес».
Тишь. Ночь. Нет, не тишь из джунглей доносился мерный звон, с которым мириады насекомых насмерть боролись за существование.
Что ж, сказал полковник, я и не думал, будто из старины Эдди удастся что-нибудь вытащить. Без понятия, какие там у них планы. И почему он говорит, что плотно работал с Эдом Лансдейлом? Во времена Лансдейла-то он ещё под стол пешком ходил. В пятьдесят втором он, должно быть, был ещё совсем мелким пацанёнком.
Да ладно, ответил Шкип, думая о том, что майор Эдди, когда его сердце волновала страсть, имел обыкновение выражаться даже в некоторой степени поэтично, назвать его слова ложью как-то язык не поворачивается.
Чем ты здесь занимался?
Катался по ночам с Агинальдо. Ну и знакомился с картотекой, согласно инструкции. Инструкцию, кстати, дали в ужасной манере. Резал и клеил.
Замечательно. Очень хорошо, сэр. Какие-нибудь вопросы?
Да: почему в документах никак не упоминается этот регион?
Потому что собирали их не здесь. Очевидно же, что они составлялись в Сайгоне. И его окрестностях. И ещё кучка с Минданао эти достались мне по наследству. Да, я служащий отдела Минданао, у которого нет своего отдела. Тебе что-нибудь нужно?
Я раскладываю дубликаты обратно по коробкам, после того как обрежу их до нужного размера. Мне понадобятся ещё такие боксы.
Полковник обхватил сиденье стула коленями и подъехал поближе к Шкипу.
Да просто распихай их по картонным коробкам, ладно? Скоро ведь переправлять их на новое место. Кажется, полковника опять унесло от алкоголя; взгляд его помутился, и, вероятно, если бы можно было это разглядеть, нос у дяди покраснел такая реакция на крепкие напитки была характерна для всех мужчин по отцовской линии их рода; однако речь его звучала бодро и уверенно. Ещё вопросы?
Кто такой этот немец? Если только он немец.
Немец-то? Это человек Эдди.
Человек Эдди? Мы с ним сегодня обедали, и Эдди как будто его совсем не знал.
Ну, если он не человек Эдди, уж я тогда не знаю, чьим он может быть человеком. Не моим уж точно.
Эдди говорил, ты с ним встречался.
«Эдди Агинальдо», сказал полковник, в переводе с филиппинского значит «лживая скотина». Ещё какие-нибудь вопросы?
Да: Андерс, что это за мелкие пятнышки грязи на стенах?
Прошу прощения?
Ну вот эти вот крохотные грязевые крапинки? Имеют они какое-то отношение к насекомым? Вы же вроде как энтомолог?
Питчфорк, пробуждаясь от дрёмы, задумчиво пригубил бренди.
Я как-то больше по части комаров.
О, это смертоносные вредители, поддержал полковник.
И скорее по части осушения болот, продолжал Питчфорк.
Андерс о тебе очень лестно отзывался. Практически хвастался, сказал полковник.
Так ведь парень-то хороший. У него любопытство правильного свойства, подтвердил Питчфорк.
С тобой связывался кто-нибудь из нашей группы в Маниле?
Нет. Если только вы не считаете формой контакта то, что Питчфорк тут, в сущности, живёт.
Питчфорк не состоит в нашей группе.
Тогда кто же он?
Я отравитель, проговорил Питчфорк.
Андерс действительно почётный сотрудник корпорации «Дель-Монте». Они очень много вкладывают в искоренение малярии.
Я специализируюсь на ДДТ и мелиорации заболоченных местностей. Но понятия не имею, что за организмы оставляют эти мелкие грязевые пятнышки.
Полковник Фрэнсис Сэндс запрокинул голову назад и влил полбокала себе в глотку, моргнул, привыкая к темноте, кашлянул и сказал:
Твой родной папаша мой родной брат погиб во время гнусного налёта япошек на Перл-Харбор. И кто же был в ту войну нашим союзником?
Советы.
А кто нынче наш враг?
Шкип знал сценарий:
Советы. А союзники кто? Гнусные япошки.
А с кем, вставил Питчфорк, сражался я в малайских джунглях в пятьдесят первом и пятьдесят втором? Да с теми же самыми китайскими партизанами, которые помогли нам в Бирме в сороковом и сорок первом!
Полковник сказал:
Мы должны крепко держаться за наши идеалы, пока проносим их через этот лабиринт. Точнее, через эту полосу препятствий. Полосу дьявольски трудных препятствий, которые чинит нам действительность.
Вот-вот! вставил Шкип. Он не любил, когда дядя драматизировал очевидные вещи.
Выживание основа триумфа, изрёк Питчфорк.
Кто придёт первым? спросил полковник.
Но в конце, сказал Питчфорк, нас ждёт или свобода, или смерть.
Полковник поднял пустой бокал, указывая на Питчфорка:
На Сороковом километре Андерс семь месяцев кряду обслуживал детекторную радиостанцию. По сей день так мне и не рассказал, где её прятал. Там, в этом лагере, было ведь по меньшей мере с дюжину сучьих япошек, которые день и ночь только над тем и ломали голову, как бы накрыть местонахождение этой шайтан-машины. «Сороковым километром» называлась железнодорожная станция в Бирме, на которой японцы в 1941 году интернировали их рабочую бригаду. А вместо плошек для риса были у нас кокосовые скорлупки, рассказывал полковник. У каждого своя кокосовая скорлупка. Он протянул руку и сжал племяннику запястье.
Ой-ой-ой, спохватился Шкип, неужели мы вас теряем?
Полковник уставился на него:
А?
Шкип вскочил, чтобы вернуть дядю в реальность:
Господин полковник, я же правильно понял, что картотека в определённый момент отправляется обратно в Сайгон?
Полковник таращился на него из темноты и чуть подёргивался, мельчайшими движениями выправляя осанку, как бы стараясь удержать голову в равновесии на шее. Видимо, в качестве упражнения на координацию изучил с разных расстояний окурок своей сигары, после чего, кажется, овладел собой и сел прямее.
Сэндс сказал:
Я всё это время повышал свой уровень французского. Командируйте меня во Вьетнам.
А как у тебя с вьетнамским?
Надо бы освежить знания.
Ты ж ни словечка не знаешь.
Выучу. Отправьте меня в языковую школу в Калифорнии.
Никто не хочет в Сайгон.
Я хочу. Определите меня там в какую-нибудь контору. Буду приглядывать за вашей картотекой. Назначьте мне куратора.
Пообщайся с моей задницей а то башка что-то разболелась.
Каждый показатель будет у меня доступным для восприятия и восстановимым просто перебери их двумя пальцами, и вжик-вжик, сэр, что искали, то вам и выскочит.
Ты настолько влюблён в документы? Что, попал под приворотные чары резинового клея?
Мы им скоро накостыляем. Хочу быть там, чтобы этому поспособствовать.
Никто не хочет ехать в Сайгон. Ты хочешь на Тайвань.
Господин полковник, при всём глубочайшем уважении, сэр, ваши намёки не имеют под собой никаких оснований. Мы им скоро накостыляем.
Я это не к тому, что мы им не накостыляем, Шкип. Я имел в виду, что мы не победим безусловно, по умолчанию.
Понимаю. Я готов к тому, что они окажутся достойным противником.
А-а-а! Вопреки всем моим усилиям ты всё-таки стал одним из этих новых ребят. У тебя уже иная закваска.
Отправьте меня во Вьетнам.
На Тайвань. Туда, где есть сносные условия для жизни и можно встретить всех, кто едет на фронт. Или в Манилу. Манила это вариант номер два, я бы так сказал.
Моё владение французским становится лучше, читаю я бегло, и всегда читал. Пошлите меня в языковую школу, и в Сайгоне я заговорю на нём так, точно родился французом.
Да брось ты. Сайгон это дверь-вертушка, там никто надолго не задерживается.
Мне нужны канцелярские резинки. Большие, длинные и толстые. Хочу сортировать ваши карточки в стопки по регионам, пока вы не предоставите больше боксов. И больше столиков для карточек. Дайте мне в Сайгоне комнату и двух клерков. Я вам целую энциклопедию тогда накатаю.
Полковник усмехнулся, низко, сипло саркастически, театрально, но Шкип знал, что это добрая примета.
Договорились, Уилл. Отправлю я тебя в школу, уж с этим-то мы разберёмся. Но сперва мне нужно, чтобы ты выполнил для меня одно задание. На Минданао. Есть у меня там один тип, которого мне охота активнее задействовать в работу. Не против пошариться немного по Минданао?
Сэндс подавил приступ страха и решительно промолвил:
К вашим услугам, сэр!
Доберись туда. Пообщайся вплотную со змеями. Попробуй на вкус человечину. Научись всему.
Это довольно размытые требования.
Есть там один человечек по фамилии Кариньян, священник, живёт на Минданао уже многие десятилетия. Отец Томас Кариньян. Найдёшь его в картотеке. Ознакомься с материалами по этому парню по фамилии Кариньян. Гражданин США, заброшенный к чёрту на кулички, католический падре. Он получает оружие или что-то в этом роде.
Что всё это значит?
Ну, что именно это значит, я без понятия. Такая вот формулировка. Получает пушки. По нему у меня ещё ничего не проработано.
А потом что?
А потом проваливай. Встреться с этим человечком. Похоже, так мы вскоре и оформим окончательно его карточку.
Оформим?
Мы создаём задел на будущее. Таковы приказы.
«Оформим» кажется Он не знал, чем закончить.
Что тебе кажется?
Звучит так, будто речь идёт не только о документах.
Прежде чем будут приняты какие-нибудь решения, пройдёт не один месяц. Между тем мы хотим, чтобы всё было наготове. Если кто и даст делу ход, так это не мы. Ты там только для того, чтобы докладывать мне. Будешь передавать донесения через радиостанцию «Голоса Америки» на Минданао.
А потом буду вашим каталогизатором во Вьетнаме?
Тебе всё Вьетнам да Вьетнам! Лучше переправь свой М1 домой к мамочке. Мы такие больше не выпускаем.
Вот дерьмо. Выпить, что ли, ещё бренди?
Полковник подставил стакан, а Шкип наливал.
Тост но не за Вьетнам. За Аляску. Ура!
Андерс и Шкип тоже подняли напитки.
Это счастливая случайность. Потому что я как раз хотел подкинуть тебе заданьице, и, думаю, если твой образ действий в полевых условиях будет столь же образцовым, как я предвижу, у меня появятся все причины, чтобы тебя перекомандировали.