Привели мальчишек, они были в таких же полосатых пижамах, побритые, веселые. Мытье скорее их позабавило, Володя придумывал разные игры, зная по себе, как дети из подземелья не любят мыться. Сегодня они спасались от ядовитых змей и кусачей мушки. Катя вкатила тележку с подносами для каждого. Дети сели и стали аккуратно есть кашу и бутерброды с вареной колбасой из червя. Давать другую пищу было нельзя, ее вводили постепенно, кишечник тут же отторгал неизвестные белки, а кожа покрывалась волдырями и кровоточащими язвами и зудящими красно-фиолетовыми пятнами. С первого дня начиналась долгая, но интересная адаптация ребенка к другой жизни.
Уснули, доложила высокая воспитательница. Как и другие женщины, она была очень худая, с длинными сильными руками и цепкими, как клещи робота, пальцами
Быстро, хорошо поели? Петр Николаевич взглянул на часы.
Съели все, даже удивительно.
Вошли другие воспитательницы и сели на кушетку. Кабинет Петра Николаевича больше напоминал смотровой кабинет, здесь он больше занимался психотерапией у детей и воспитателей, с детьми было гораздо проще. Вошел Володя и встал в дверях, облокотившись о косяк. Он подмигнул воспитательницам, все они были очень похожи, как сестры, худые, с короткими стрижками, с карими глазами. Дети так и называли их три сестры, часто путая имена, и никто на это не обижался, Петр Николаевич, ради шутки, тоже иногда путал их.
Олеся, обратился он к самой высокой. Осмотр сделали, поражений нет?
Не больше, чем обычно. Вылечим, мелкие язвы сами пройдут, как начнут досыта есть.
Точно, мальчишки худые просто ужас, добавил Володя. У Заура много круглых шрамов на ноге, похоже, прикуривали.
Да, похоже. Но надо осмотреть. Не расспрашивайте, ребенок сам все расскажет. Надо привыкнуть, сказал Петр Николаевич и заметил за спиной Володи шпиона, Юлю, остроносую девчонку с улыбкой до ушей, сующую свой нос во все дела. Она была солнечно-рыжая, и лишь в самую холодную зиму веснушки на носу и щеках бледнели от возмущения.
Юля, я тебя вижу.
А я это, просто мимо проходила, не моргнув глазом, сказала Юля и смело вошла в кабинет. Потерялась.
Это ты и потерялась, хмыкнула средняя воспитательница, они и садились всегда по росту, не без удовольствия продолжая эту детскую игру. Кто придумал так их называть и путать имена нарочно, никто уже и не помнил, как и многое другое, что устоялось и жило в этом доме.
Не веришь, Вита? Я ведь никогда не вру! огрызнулась Юля.
Я Поля, Вита вот, улыбнулась женщина, ткнув локтем в бок соседку. Все дружно рассмеялись.
Так, ты ждешь отчета, правильно я понимаю? серьезным тоном спросил Петр Николаевич.
Да, мы все ждем отчета, не менее серьезно, уперев тонкие руки в боки, ответила Юля. Ей было только девять лет, но выглядела она уже сурово, не по-детски, когда вела серьезные разговоры.
Хорошо. Слушай, потом всем расскажешь. Нечего сюда по одному бегать. Катя привела пять новеньких.
Вольных, поправила его Юля.
Да, но это будет позже. Им надо привыкнуть, поэтому не пугайте, поняла? И всем передай, чтобы не приставали.
Мы знаем, как надо. Немаленькие, важно заявила Юля.
Вот и хорошо. Три мальчишки и две девчонки. Тебе поручаю девочек, справишься?
Справлюсь. А мне три сестры мешать не будут?
А мы тебе разве мешаем? удивилась Олеся.
Это я так, заранее определила правила, Юля поправила рукой коротко стриженые волосы, будто бы у нее ослаб пучок на затылке.
Правильно. Надо договариваться сразу. Вы будете работать вместе. Если сможешь, возьми и третьего малыша. Как думаешь? Петр Николаевич хитро посмотрел на нее, Юля сверкнула зелеными глазами, принимая вызов.
Справлюсь! В помощь себе возьму Дашку и Лену, а еще Артема и Лешку.
Вот и банда собралась, засмеялся Володя. А про Тимура забыла?
Тимур козел! с чувством воскликнула Юля.
Юля, ты же знаешь, что мы никого не обзываем, Петр Николаевич строго посмотрел на девочку.
Так он на животное похож, как из того фильма. Вот упрется и все, с места не сдвинешь!
Юля, Петр Николаевич постучал пальцем по столу.
А Катя спит, можно к ней? Юля аж подпрыгнула на месте.
Спит, не буди. Она сама тебя найдет, не переживай, сказала Вита.
Блин, так долго ждать! девочка нетерпеливо задвигала ногами. Ладно, раз надо, так надо.
Иди, готовься, засмеялся Володя.
А чего готовиться? Я все помню, и девчонки помнят, недоуменно пожала плечами Юля. Все громко рассмеялись, и девочка немного обиделась, не понимая этого смеха, даже покраснела, как наливающийся соком помидор.
Пойдем, ты мне поможешь, Поля встала и взяла девочку под руку. У нас много дел, еще откажешься, а?
Не откажусь. Я же дала слово! твердо сказала девочка, посмотрев на всех очень серьезно.
Молодец, и держи его. Но никогда не бойся попросить помощи. В этом нет ничего позорного. Никто из нас не знает и не умеет всего, поэтому мы все делаем вместе, сказал Петр Николаевич. Юля радостно кивнула и одними губами прошептала: «Спасибо!».
7
Роман Евгеньевич склонился над микроскопом с закрытыми глазами. Он знал, что увидит, можно было и не проверять все пробы болезнь вернулась, окрепшая, новая. Со стороны он напоминал статую индустриальной эпохи, не хватало еще лозунга на пьедестале или кумачового плаката над головой: «Верны труду и науке! Будущее медицины за нами!». Белый халат уже давно не был белым, стиранный сотни раз, он стал медного оттенка, как и волосы на голове и теле, окрашенные обеззараживающими реагентами. В короткие секунды забытья, когда сон на секунды овладевает негнущимся телом, мозг отключается, перезагружается, отбрасывая апатичную беспомощность, он видел себя такой скульптурной композицией, сейчас за столом с микроскопом. Прибор был очень старый, новой техники не выдавали, по слухам она копилась на складах у кого надо, но зачем? Считалось, что для работы достаточно дребезжащих центрифуг, матовых пробирок и чашек Петри, сквозь которые с трудом можно было разглядеть содержимое, приходилось светить ярким диодом, выбирая точку, где рассеивание будет минимальным.
В ушах засвистел ветер, главное воспоминание из всего скупого детства, и он проснулся. Все, кто видел его в таком состоянии, думали, что он думает, и не мешали. Роман Евгеньевич посмотрел в окуляр, без эмоций встал и записал в электронный журнал: «Проба 6789 положительно». Журналы вели не все смены, считая, что это мало кому нужно, и их никто не читает. Роман Евгеньевич не спорил и не заставлял, понимая, что это бесполезно. Он точно знал, для чего нужны эти журналы, молча о том, что никому не удастся открыть даже прошлогодние записи все журналы засекречивали, поэтому он всегда вел два журнала, один защищенный, который не смог бы взломать ни один хакер. Заперев процедурную, он достал из потайного ящика в вентшкафу толстую тетрадь и записал. Полистав страницы, он услышал шаги, и поспешно спрятал журнал. Этот тайник для него сделал инженер Тараканов, с такой фамилией он по праву был главным по оборудованию на тараканьей ферме. Тараканов и передал еще молодому врачу Роману Антонову, уже позже его будут называть только по имени отчеству, даже особисты, запас толстых тетрадей из серой клетчатой бумаги, рассказав, как и где надо хранить. Это должно было быть такое место, куда бы никто в здравом уме руки бы не засунул.
Он успел открыть дверь до того, как за ручку дернет особист. Роман Евгеньевич сделал вид, что выходит, механическими движениями натягивая перчатки.
О, а я боялся вас не застать, Роман Евгеньевич, у двери стоял сгорбленный под тяжестью болезни человек с пепельными волосами и живыми зелеными глазами. Болезнь превратила этого красавца в подобие средневекового бурдюка, полного застоявшейся воды, лекарства не давали умереть, но и не лечили, просроченные, поменявшие цвет и форму капсулы отказывались пить другие, а он пил. И жил до сих пор. Мало кто знал, сколько ему лет, знали только то, что первую войну он застал в утробе матери. Большая голова и лицо, похожее на кусок метеорита, огромный зоб, надутые руки и ноги, мешок вместо тела лучше любого удостоверения заставляли людей слушаться, выдавать все, что требовалось и не требовалось. Его боялись так, что в тесных компаниях под перегнанное три раза пиво не упоминали его имени, боясь, что друг и собутыльник донесет, не по злобе или ради выгоды, а потому, что иначе было нельзя. Вы выглядите очень усталым.
Спасибо за заботу, Леонид Петрович, Роман Евгеньевич спокойно выдержал шутливый и требовательный взгляд. Продолжаете пить тот препарат, что я вам прописал? Конечно, доктор! с театральным жаром воскликнул Леонид Петрович. Для меня нашли целую коробку. Мне ее хватит до конца жизни, и, скорее всего, оно меня и добьет.
Добьет, но не сразу. Вы еще нас всех переживете, заметил Роман Евгеньевич, мельком взглянув на улыбающееся лицо особиста.
Они шли из палаты в палату, которые уже перестали делить на зоны везде была только одна, красная зона. Вонь стояла страшная, больные не двигались на узких нарах, под каждой койкой стояло низкое ведро или таз, в которое все и стекало. Санитары и медбратья сбились с ног, вынося, моя, обмывая, вывозя умерших и устраивая еще живых, выглядевших в этом могильнике совершенно здоровыми. Новенькие выли, рыдали, не в силах сопротивляться, не в силах двигаться, умоляя перевести их в палату к выздоравливающим, ведь они же скоро поправятся, совсем скоро. Так думали все, но через неделю тело иссыхало, человек становился похож на живую мумию, капельницы с трудом поддерживали жизнь.
Вы знаете, доктор, шансы кончить вот так есть у каждого из нас, даже у самых-самых, особист благоговейно посмотрел наверх. Они стояли достаточно далеко, чтобы их никто не услышал. Роман Евгеньевич пожал плечами и продолжил готовить уколы. Препаратов оставалось мало, скоро должна была придти новая партия, волонтеры обещали, нашли хороший склад. Надежда, глупая надежда овладевала всеми, подстегнутая и выправленная политруками. Никогда не было неразрешимых проблем, все должно было решаться быстро, и решения находились моментально. А если не работало, то находили виновных, вредителей и шпионов. Просыпаясь, люди чувствовали, что враг рядом, закрывая глаза, старались спать вполглаза, чтобы враг не сумел подкрасться незаметно.
Как вы думаете, Роман Евгеньевич, дети все умрут? Я же понимаю, что эти антибиотики бессильны. Я прав?
Это не лучшее место для подобных разговоров.
Отчего же? Как раз самое лучшее, нас никто не сможет подслушать. Не подумайте, что мне не жалко этих людей, но я видел больше смертей, чем вы. Все же я сильно старше вас. И такое я уже видел и не раз. Они ничего не смогут понять, хоть бы вы им и в ухо кричите.
Роман Евгеньевич кивнул, что согласен. Подошел медбрат, высокий и худой мужчина, с длинными цепкими пальцами, больные называли их клешни. Медбрат молча взял поднос со шприцами и ушел в другую палату.
Все не умрут, кто-нибудь должен выжить, сказал Роман Евгеньевич, механически набирая препарат в шприцы.
Я тоже так думаю, видел такое и не раз. Жаль, что не все выживут. Дети огромная боль, можете мне не верить, но это так.
Почему же, верю, ответил Роман Евгеньевич и машинально хмыкнул.
Так-так, говорите все, не скрывайте.
Ваши коллеги не восприимчивы, поэтому и не болеют.
Интересно, в таком ключе я об этом не думал. Вы меня, вроде как, похвалили. Спасибо, это очень ценная для меня похвала. Помните, как в сказке одного моего тезки: «Ну, а те, кто выживают, те до старости живут». Почему же не могут выжить все?
Не знаю. У нас нет хороших лекарств.
Вы не все договариваете. Не зря же вы сами проверяете каждый анализ. Что вы нашли? особист постучал пальцем по столу, он никогда не кричал, а тем более, не бил во время допроса, а любая беседа становилась допросом, который мог войти в досье, а мог и пропасть.
Это другой вид или другая бактерия. Они похожи, но ненамного.
Мутирующий организм: А где он мог мутировать, у нас?
Вряд ли, должна была быть вспышка, хотя бы малая. Такая болезнь в фоновом режиме протекать не может.
Значит, кто-то принес извне. Думаете, это диверсия или чья-то ошибка? Говорите честно, можно без имен.
Имен я не знаю. Можно мыслить логически: разведчики и волонтеры занести не могли. После выхода они обрабатываются и осматриваются. Болезнь проявилась бы у них сразу после возвращения. Сейчас мы точно знаем, что инкубационного периода практически нет, больной переходит в острую фазу через несколько часов после заражения. Никто из ребят до сих пор не заболел.
Интересно, а почему они не заболели? Мы же все живем в одной пещере, едим одно и то же. Почему же они не заболели? Я думаю, что все заражаются здесь, нет никакого внешнего заноса.
Занос был, иначе бы зараза сама не появилась. Но это точно не ребята. Вы же знаете, у разведчиков и волонтеров свой стол. Искать надо в столовой или в воде, Роман Евгеньевич сложил шприцы на поднос и пошел делать уколы.
Леонид Петрович послушно ждал его у входа в палату. Двери в другие палаты были открыты, и можно было услышать, что там происходит. Он слышал шепот смерти, когда умирающий человек начинает свой бессвязный монолог, природа милосердна, и другие с трудом слышат то, что говорит миру живой еще, но уже труп, вместо человека. Треск и скрежет этих голосов сливались в одну шелестящую волну, забирающуюся под одежду, сжимающую горло и сердце ледяной хваткой, еле слышно хохоча в самое ухо. Других больных, тех, кто сломал ногу или руку, повредил что-то на тараканьей ферме или, не подумав, сунул руку в насос или молотилку, поселили в ближайшем жилом отсеке. Бывшие жильцы без возражений собрали вещи и ушли в самый конец, на глубину цеха.
Я вот подумал о том, почему вы и ваши сотрудники не заболели? У вас же тоже другой стол, не так ли? особист задумчиво смотрел на вернувшегося Романа Евгеньевича.
Стол такой же, как и у всех, ответил Роман Евгеньевич, не понимая, куда он клонит.
И все же другой. Подскажите, в чем разница? Вы же знаете, я слаб в регламентах, мне удобнее и проще спросить вас.
Исходные сублиматы те же. Мы готовим для больных немного иначе, но все в принципе то же самое, Роман Евгеньевич задумался. Воду используем свою. Нам проще брать со своей станции, чем тащить с общей. Трубу нам так и не провели.
Вот и хорошо, что не провели. А вы не думаете, что дело в воде? Ведь ваши из травматологии и гриппозные не заболели.
Я об этом не думал. Не было времени.
Это я понимаю, у вас очень много работы, мы бы не справились.
Мы тоже не справляемся, хмуро ответил Роман Евгеньевич. Подумав, он сказал. Вы правы, странно получается. Труба общая, из одного колодца тянем. Я воду проверял, она вполне чистая, много мехпримесей, но это уже норма.
Вспоминайте, я чувствую, что вы что-то пытаетесь вспомнить, особист доверительно взял его под руку. Если хотите, можете тайком посмотреть в свой журнал. Я знаю о нем, но прячьте лучше.
Роман Евгеньевич побледнел, особист похлопал его по руке, потом неожиданно пожал руку. Это выглядело естественно, и проходящие мимо санитары не могли заметить, как сжал после этого кулак Роман Евгеньевич, ощутив крохотный кусок бумаги, переданный особистом.
Они вернулись в процедурную, особист закрыл дверь и сам вытащил журнал. У Романа Евгеньевича задрожали руки, Леонид Петрович вежливо смотрел в другую сторону.
Вот, нашел! хрипло воскликнул Роман Евгеньевич. Особист подошел ближе, внимательно смотря ему в глаза. В последней партии с большой земли нам передали новый реагент для станции водоочистки.
Да, новый, улучшенный. Его уже должны были начать применять, я сверялся по складу.
Вот, а я пока его не исследовал, и мы работаем на старых запасах.
Это надо проверить. Если вы правы, и дело в этом реагенте, то это катастрофа, одними губами сказал особист.
Но я этого не говорил.
Вы об этом подумали, и не спорьте. Я прошу вас проверить как можно скорее, докладывать только мне, еле слышно говорил Леонид Петрович, зеленые глаза потемнели, став почти черными. Идет серьезная игра. Вам ее не видно, но она идет. Скоро нас всех объединят, все убежища под единым начальством.