Занимались в училище дети крестьян, отставных солдат, купцов и мещан. Учились сыновья почтальона, соляного вахтера, унтер-офицера и барабанщика. В общей сложности каждый год в училище обучалось не более трех, а иногда и двух десятков учеников. Шенкурское училище среди шести уездных училищ было на последнем месте по числу учеников. Учебники в училище имелись в достаточном количестве, но далеко не все ученики, а вернее, их родители могли их приобрести. В 1840 году директор училищ Архангельской губернии И. А. Никольский писал в отчете: «столь малозначительное число учащихся, как уже было упомянуто, единственно зависит от ничтожности самого города Шенкурска, чрезмерной его бедности. Даже нельзя надеяться, чтобы город этот мог когда-либо прийти в лучшее, цветущее состояние, но, напротив, за 20 лет тому общество его было гораздо значительнее, нежели в настоящее время, потому, что торговый класс, лишившись тех выгод, коими пользовался в былые времена, принужден постепенно выписываться в другие города, оставляя прежнее свое жилище по местности и изменившимся обстоятельствам вовсе для него бесполезное. Даже нельзя без особенного горестного чувства смотреть на обветшалые одежды учащихся, из коих некоторые, не имея насущного хлеба, принуждены бывают выпрашивать милостыни, а потом идти в училище».
И девятнадцатый век не стал для Шенкурска золотым веком. Если честно, то и серебряным тоже. Само собой, курили смолу и научились при выкуривании получать отличного качества скипидар с канифолью. На Всероссийской промышленной выставке 1870 года важская смола была удостоена награды. Ее даже в Париж возили на выставку в 1900 году. В середине века в Шенкурском уезде насчитывалось около шести тысяч смолокуров. Мужского населения на тот период в уезде было чуть более двадцати семи тысяч. То есть каждый четвертый или пятый житель уезда был смолокуром. В уезде работали два пековаренных завода, производивших в год около двух тысяч пудов скипидара и двадцать пять пудов пека, которым в те времена гидроизолировали все, что гидроизолируется от обувных подошв до деревянных корабельных корпусов и снастей.
В самом Шенкурске население росло быстро если в середине века в городе проживало семьсот человек, то к концу века это количество удвоилось. Завелась в городе и ежегодная ярмарка, куда жители окрестных сел и деревень привозили продавать свои «избытки» гороха, капусты, репы, лука, редьки, соленой и вяленой рыбы, глиняных горшков и вязаных носков.
Событий экстраординарных, к счастью, не было ни одного, если не считать визита великого князя Владимира Александровича в Шенкурск летом 1899 года. Суматоха была страшная. О визите стало известно еще в феврале. Планировалось, что великий князь приплывет в Шенкурск по Северной Двине и Ваге, а потом уедет из города на станцию Няндома Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги. Тут надобно несколько отступить назад и рассказать о дороге, которая связывала Шенкурск со станцией Няндома. Вернее, должна была связывать. Как уже понятно, сама железная дорога через маленький захолустный Шенкурск не прошла. Провели ее по кратчайшему маршруту из Вологды до Архангельска по малонаселенным болотистым местам почти на двести верст западнее Шенкурска. Все были недовольны и Вельск, и Каргополь, и Пинега, и Онега, и Холмогоры, и Шенкурск. Как только дорога в 1897 году заработала, сразу прекратилась перевозка грузов по Московскому тракту с севера и сам тракт стал приходить в упадок. И вся рыба, пушнина и дичь, которую везли с севера в Москву и Петербург через Шенкурск, поехала по железной дороге мимо него. Умерли придорожные трактиры, кормившие ямщиков-дальнобойщиков, умерли монтаж и балансировка тележных колес, некому было продать носки и пояса, связанные из волчьей шерсти. Стоимость отправки груза из Вологды в Шенкурск увеличилась вдвое, поскольку теперь приходилось оплачивать дорогу в оба конца.
Шенкурские власти погоревали, погоревали и решились прокладывать грунтовую дорогу из Шенкурска до Няндомы. Собственно говоря, дорога уже существовала, но уж очень узкая и извилистая проехать по ней можно было только в узких санях, запряженных в одну лошадь, и только зимой. Летом, не говоря о межсезонье, доехать по ней до Няндомы не представлялось возможным в некоторых топких местах лошадь проваливалась по брюхо. В те времена не только вода была мокрее и трава зеленее, но и грязь на дорогах куда грязнее нынешней. Для начала разработали три варианта постройки дороги. Архангельский губернатор из них выбрал один. После того как составили смету, губернский распорядительный комитет ее урезал, посчитав, что через реку Паденьга можно мост и не строить, а переехать через нее вброд. Поискать как следует подходящий брод и переехать. Архангельский губернатор, рассмотрев урезанную смету на часть дороги от Шенкурска до границы Каргопольского уезда, написал на ней: «Означенная смета, очевидно, рассчитана на такое исправление и устройство данного тракта, какое приближало бы его к типу столичных дорог» и не утвердил. На переписку и переговоры ушло два года. В конце концов губернский распорядительный комитет выдал на строительство тысячу рублей вместо запрашиваемых тринадцати тысяч и предписал уездному исправнику на месте решить, какие работы можно сделать сейчас, а какие оставить на потом. Начальство посоветовало исправнику просто убрать камни, засыпать рытвины и застелить топкие места жердями. Выделенных денег было так мало, что решили сократить количество закупаемого песка, жердей и уменьшить ширину дороги с трех до двух саженей. И тут как снег на голову визит великого князя. Вернее, как камни с неба. Шенкурский исправник срочно выехал осматривать дорогу, чтобы в кратчайшие сроки, с соблюдением строжайшей экономии
Прямо с пристани, выслушав приветствие, Владимир Александрович отправился в городской собор, и на всем пути к собору девочки бросали цветы и даже букеты. В соборе его встретили шесть священников во главе с настоятелем собора. Совершили молебен и по разостланным на земле красным коврам прошли из собора в монастырь, где мать игуменья Рафаила преподнесла его императорскому высочеству икону собственного письма. Потом еще один молебен, потом чай, на следующий день в присутствии великого князя, его свиты, духовенства, местных властей и горожан панихида по новопреставленному наследнику Георгию Александровичу, потом отъезд в Архангельск по воде, а оттуда уже по железной дороге в столицу.
Что же касается дороги до станции Няндома, то три тысячи бревен и сто тысяч жердей, которые все же успели закупить, остались лежать на дороге. Через два года после визита великого князя часть болотистых мест на одном из участков все же застелили и даже смогли два раза по этому участку проехать на колесах. И тут земство Каргопольского уезда, по которому должна была пройти часть дороги, решило отказаться от участия в строительстве, несмотря на то что уже и губернский распорядительный комитет был согласен. Весной 1902 года одни крестьяне отказались строить мост на одном участке дороги, а другие запросили за ремонт другого участка такие деньги В 1912 году только переписка по вопросу строительства дороги в Няндому представляла собой огромный том. Только переписка, а дорога Конечно, это не та Россия, которую мы потеряли, а та Россия, которую, как ни теряй
И еще одно событие ознаменовало конец девятнадцатого века. К этому времени Вага так подмыла крутой берег в том месте, где стояло городище, что он стал обваливаться. В 1897 году местные власти все же удосужились осмотреть берег и увидели, что еще видны земляные валы, переходы между ними и тайные ходы к Ваге. Еще можно было зарисовать и нанести на план два сохранившихся рва, которые когда-то опоясывали крепость и в которых то и дело находили чугунные ядра. Увы, никто этим не озаботился.
Союз смолокуренных артелей
Начиная с 1860-х годов власти стали ссылать в Шенкурск политически неблагонадежных граждан. Побывала в Шенкурске Вера Засулич, побывали члены «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» Меркулов и Романенко, побывал не вылезавший всю жизнь из ссылок социолог, экономист и идеолог народничества Василий Берви-Флеровский, побывал Впрочем, теперь эти фамилии, быть может за исключением Веры Засулич, уже почти никому ни о чем не говорят. Из тех ссыльных, кого усилием воли еще можно вспомнить Впрочем, по имени и фамилии Григория Мачтета тоже не вспомнить только по стихотворению «Замучен тяжелой неволей, ты славною смертью почил», которое он написал на смерть умершего в тюрьме студента Чернышева. Стихотворение это стало революционной песней, которую, как говорят, любил петь в компаниях своих товарищей вождь мирового пролетариата. Именно эта песня в исполнении хора Большого театра звучала на его похоронах. Мачтет написал еще повесть «Блудный сын» об отношениях интеллигенции и народа, но ее уж точно никто не вспомнит. Кто там был блудным сыном народ или интеллигенция Да и к Шенкурску это не имеет никакого отношения.
Уже в 1870-х годах в Шенкурске проживало более ста ссыльных. Сидеть и просто ждать, когда окончится срок ссылки и можно будет уехать, эти люди не умели. Они умели агитировать. Правда, их агитация не всегда нравилась крестьянам. В селе Благовещенском ссыльных грузинских социал-демократов за попытки вести агитацию и разговоры о причинах поражения в русско-японской войне крестьяне хотели избить. Не потому, что их не устраивал разбор причин поражения они его даже слушать не стали, а потому, что крестьяне Шенкурского уезда приняли грузин за японцев и решили, что настал подходящий момент отомстить за поражение в войне.
Ссыльные принадлежали к разным политическим партиям и течениям. Не всегда эти течения мирно текли в одном русле. Случались и завихрения. К примеру, социал-демократы разругались вдрызг с народниками. И все это на глазах у шенкурских обывателей. В мае 1905 года в Шенкурском уезде в Великониколаевской волости возник первый подпольный политический кружок. Члены этого кружка приняли деятельное участие в событиях лета и осени того же года. В августе в Шенкурск приехал губернатор, но его приезд на обстановку никак не повлиял она продолжала накаляться. В октябре некоторые горожане и часть крестьян из окрестных деревень разгуливали по городу с красным флагом22, пели песни и призывали к свержению самодержавия, а в ноябре в Шенкурске состоялся первый крестьянский уездный съезд, на который собрались сто делегатов из разных волостей. Три дня город кипел печатались бесчисленные прокламации, обращения (в Шенкурске к тому времени уже была подпольная типография) и расклеивались по всему городу. Полиция сидела тихо и носа на улицы не показывала. Съезд, понятное дело, постановил, что все земли, включая удельные, монастырские, дарственные и частных владельцев, нужно отобрать и отдать тем, кто их обрабатывает. Требовали созыва Учредительного собрания, призвали прекратить выкупные платежи за землю, не платить земельного налога, а лесом из удельных дач пользоваться безвозмездно, то есть даром.
Делегаты решили создать Союз шенкурских крестьян. Избрали уездное бюро и решили на местах, в волостях, организовать сельские комитеты и дружины самозащиты. Что удивительно в соседнем Вельске или в Каргополе и близко такого не было, а в Шенкурске, как писал местный исправник архангельскому губернатору, «народ пришел в состояние какого-то неистовства Полиция бессильна принять репрессивные меры». В январе 1906 года в городе прошел второй крестьянский съезд, объявивший Союз шенкурских крестьян частью Всероссийского крестьянского союза. К осени 1907 года беспорядки в Шенкурске все же прекратились. Не без помощи губернских властей, по приказу самого Столыпина пославших туда две роты солдат и почти сотню казаков. Солдаты и казаки под командой вице-губернатора полтора месяца наводили порядок в городе и окрестных деревнях. Арестовали около полусотни активистов крестьянского движения, среди которых были крестьяне, учителя, сельские старосты и писари. Правда, некоторым все же удалось скрыться. Самовольные порубки леса, происходившие во время волнений, прекратились, крестьяне повинились, порубленный лес вернули хозяевам, и удельная лесная стража смогла вернуться на места службы.
И все же архангельский губернатор в своем донесении писал: «Наступившее наружное успокоение в Шенкурском уезде, достигнутое исключительно путем репрессивных мер, отнюдь не может еще считаться прочным и продолжительным, ибо все те коренные причины, которые вызвали столь ожесточенную вражду бывших удельных крестьян Шенкурского уезда к уделу, остаются по сие время неустраненными, и, следовательно, есть полное основание предполагать, что крестьянские беспорядки в Шенкурском уезде в ближайшем будущем могут возникнуть вновь и притом, быть может, с еще большей интенсивностью». Как в воду глядел.
Вообще в Шенкурске и уезде были большие мастера по части объединиться и выступить единым фронтом. Уже в 1901 году важские смолокуры стали объединяться в артели, чтобы противостоять произволу скупщиков смолы и других продуктов смолокурения. К 1906 году артели контролировали почти половину архангельского экспорта. И это не замедлило дать свои результаты смолокур-артельщик стал получать за бочку смолы на треть больше. Артельщикам мешали чиновники, мешали крупные компании, державшие в своих руках экспорт смолы, но они сумели объединиться и создать Союз смолокуренных артелей Важской области, куда вошли артели не только Шенкурского, но и Вельского и Сольвычегодского уездов. К 1918 году в Союз входило свыше пятидесяти тысяч человек, ему принадлежало шесть барж, два с половиной десятка различных предприятий, среди которых лесопильный завод в Шенкурске, коммерческое училище и типография. Смолокуры издавали собственный журнал «Важская область», редактором которого был организатор и председатель правления Союза Александр Егорович Малахов. Журнал, спустя недолгое время ставший, как и весь Союз, поперек горла большевикам. Склады с товарами Союза были не только в Архангельске, Котласе, Москве и Нижнем, но и в Лондоне, Ливерпуле и Ньюкасле. Кроме Союза смолокуренных артелей Важской области в уезде действовало более двух сотен самых различных кооперативов и потребительских обществ, которые объединяли более одиннадцати тысяч пайщиков. Это все, конечно, скучные и пыльные цифры, но как подумаешь, что из этого кооперативного движения могло вырасти даже в таком глухом таежном углу, как Шенкурский уезд, даже на такой бедной, каменистой земле и в таком суровом климате, если бы не
«Новое в смолокурении»
Известие об октябрьских событиях в Шенкурске, который и без того лихорадило начиная с февраля, приняли с редким единодушием. Уездный съезд Советов, который прошел буквально через пару недель после переворота в Петрограде, подавляющим большинством голосов большевиков осудил. Уездный комиссар, эсер Яков Леванидов, так и сказал: «Съезд, с негодованием узнав о преступной попытке большевиков захватить власть за три недели до Учредительного собрания, о братоубийственной войне на улицах Петрограда призывает все крестьянство самыми решительными мерами бороться с кадетской и большевистской пропагандой, сомкнуться вокруг советов крестьянских депутатов полное доверие Совету Российской республики и вождю народа Керенскому С нетерпение ждем созыва свободно избранного Учредительного собрания»