На следующий день Тося отправилась к родителям за сыном.
По наказу мужа к Ивану в комнату не заходила. Но сердце болело за него. На третий день после случившегося дождалась, пока Прохор уснёт. Подошла к двери. Прислонила ухо, прислушивалась.
Потом тихонько приоткрыла дверь.
Иван сидел на стуле у окна, спиной к двери.
Уже не боишься? промолвил он не оборачиваясь.
Есть хочешь? тихо произнесла Тося.
Поел уже, пока вы спали. Думаешь, меня можно сломать? Я живучий, и не от такого выживал. А тут старик руками перед носом помахал. Старый дурак возомнил себя героем. Он помрёт, а ты что делать будешь?
Тося вышла.
Её трясло от страха. И вдруг увидела Прохора.
Он смотрел на неё строго.
Просил же тебя, горе ты моё. Добрая ты, моя душа. Иди в комнату.
Тося послушно прошла мимо.
Прохор Леонидович заглянул к Ивану.
Собирайся, сказал он спокойно. Испортишь мне жену. А я такого ангела больше нигде не найду.
В ночь никуда не пойду, вздохнул Иван. Дай до утра дожить.
Ну до утра, так до утра, кивнул Прохор. Ты меня прости, всё-таки жизнь с тобой была интересной. Прости, что попрекнул тебя куском хлеба. Всем было тяжело, и мне тоже. Неизвестно, что было бы со мной. Но держать тебя в своём доме я больше не хочу. У меня семья. Тосю нервировать не хочу. Молоденькая она. Запутается, закрутят её чувства неизвестные. А я без неё умру.
Утром Иван попрощался с Прохором и Тосей.
***
Февраль 1930 года был ветреным. Холод пронизывал, одежда не спасала. Иван уже стал замерзать, когда увидел на дороге обоз.
По пути до родной деревни Ивана подвезли на этом обозе сразу к дому председателя.
Председатель, молодой мужчина с уродливым шрамом на лице, выслушал Ивана. Записал всё, что тот умеет. Заинтересовался тем, что Иван владеет кузнечным искусством.
Я давно хочу восстановить кузницу. Была тут до революции. Умер кузнец, а замены хорошей не нашли. Ты пока составь мне список всего, что нужно, да сходи посмотри, что там осталось от бывшей кузницы.
Иван вышел на улицу. Справа от дома председателя возвышался дом Полянского. И нахлынули на кузнеца воспоминания.
Долго смотрел он на этот дом. Когда шёл по улице, никого уже не узнавал. Да и его все забыли. За столько лет Иван изменился до неузнаваемости.
От кузницы, которую специально для Ивана оборудовал Полянский, почти ничего не осталось.
Навес покосился, вот-вот готов был рухнуть под толстым слоем снега.
Каменные стены были частично разобраны, деревянные ворота тоже.
Внутри в углу была свалена куча металла, ржавые тяпки и грабли. Повсюду валялось какое-то тряпьё.
От внутреннего «убранства» Ивану стало не по себе. Вспомнил вдруг, как обустроено всё у Степана. И появилось огромное желание возродить это место, сделать его нужным ради памяти отца, ради того, чтобы не сойти с ума от одиночества и неразделённой любви.
Вернулся к председателю. Быстро написал ему всё, что нужно для восстановления. Тот, воодушевлённый своей давней мечтой, тут же стал писать письмо в райотдел.
Поселили Ивана в дом, где до ссылки жили Мария и Корней. Окна и двери были забиты досками.
И опять воспоминания надолго отключили Ивана от реальной жизни.
Он вспомнил Джурыка и его мать. С благодарностью помолился за них. Вспомнил и Марию. Решил по возможности узнать о её судьбе.
Когда сошёл снег, Иван принялся за восстановление кузницы. В помощь ему дали одного подростка. Вместе с ним они восстановили каменные стены, починили ворота, исправили навес. Подросток оказался обучен резьбе по дереву.
В апреле 1930 года обновлённая кузница уже выпускала резные деревянные полки с коваными подвесами.
Иван с головой окунулся в работу.
Когда обустраивал дом Марии, нашёл в погребе знакомые документы Полянского.