Семен и Тим попрыгали в каяки и заскользили по стремнине. Катя и Джус шли на дистанции от них в связке, чередуясь по «восьмерке» и страхуя один другого. Замыкал кавалькаду верзила Лысый. Сёма, проскочив первую ступень препятствий, спрятался в суводь, ожидая Кошку, а Тим спустился ниже по течению, но вдруг исчез из поля зрения, вместо того, чтобы, как договаривались, держать с другом визуальный контакт. Сёма чертыхнулся, однако Кошка была сейчас важнее, тем не менее он сообщил по мини-рации нижестоящим страхующим на берегу, что потерял Тима из виду.
Увидев вдалеке красный шлем, Сёма отчалил и скатился дальше, как и планировал, а потом прошелся между валунами, почти скрытыми сейчас большой водой, и вдруг провалился в какую-то яму, откуда его «выплюнуло», как пробку из бутылки. Он понимал, что предупредить Кошку уже не успеет, и, проклиная все, почти на «зубах», несколько оглушенный динамическим ударом, постарался прострелить высокие пенистые гребни, уходя от прижимистой стенки впереди. Сердце его впервые сжималось от страха, он молил бога, чтобы у Кошки хватило сил справиться с такими строгими валами.
Уже в самом конце, там, где и предполагал Сёма, Кошка и Джус залегли в переворотах один за другим. Тим свистнул ему с противоположного берега, и вслед за ним Семен бешено заработал на траверс за Кошкой. Однако ее каяк вынырнул пустым, а красного шлема нигде не было видно. Он обнаружил ее почти под самым прижимом и рванул изо всех сил, понимая, какой опасности она подвергается.
Держись за обвязку каяка! рявкнул он и, заметив, что Кошка смогла ухватиться одной рукой за тросик, что было мочи замолотил веслом прочь, к берегу.
Их сильно сносило, ведь Кошка навалилась грудью на нос каяка, чем пригрузила его, но другого выхода не было. Сим пахал до седьмого пота, чувствуя, как каяк затягивает в носовую «свечку», и все же ушел от прижима. Оставалась шивера на выходе, в которой, как он ни лавировал, Кошку било по камням. Не в силах что либо сделать, он проклинал и Трюсиль, и дожди в горах, и Тима с его азартом, а заодно и Норвегию в придачу.
Катю он выволок из воды полуживую, но первыми ее словами было:
Как там Джус?
Между тем каяк Джуса «выплюнуло» из прижима, а самого хакера нигде не было видно. Впрочем, по рации Тим сообщил, что с ним уже все в порядке. Когда Семен приволок Катерину на плече к базовой импровизированной стоянке, Джуса уже отпаивали горячим чаем.
Ну, как? спросил Сёма дрожащего от холода и стресса приятеля, вокруг которого кружились заботливые девчонки.
Хлебал в прижиме сурово, думал каюк, но Тимоха почти за шкирку меня выудил, сказал Джус.
А Тим сидел злой и усталый. Увидев Семена и Катерину, он обнял их со словами:
Простите меня, други мои, за самонадеянность. Бес попутал, в раж вошел, да еще бундесы подъехавшие меня подначили очень хотелось им нос утереть. За что и поплатился, каюсь. Джуса десять минут выцарапать не мог из прижима, а вода плюс восемь. Он висел вниз башкой, приплюснутый к стенке, и хлебал бедолага от каждой волны. Я думал жмурика вытащу.
Как же ты его достал? изумился Сёма, знавший в этом толк.
Вышел на траверс, завис и каким-то чудом успел закарабинить его обвязку. Ну а потом ребята мне на помощь живца бросили.
Живцом сработал Лысый, как самый сильный после Сёмы.
Тим посмотрел на Кошку, которую уже растирали спиртом, и заметил:
Как бы воспаление легких не схватила.
А Сёма вздохнул полной грудью и оглянулся, впервые оценив красоту грозной Трюсили.
*** 5
После Трюсили Тим казался особенно собранным. Однако все шло своим чередом: за два дня до стартов устроители соревнований открыли трассу на Шоа для обкатки, потом прошли квалификационные заезды. Тим ничуть не сомневался в своих ребятах и все-таки страшно переживал. Впрочем, напрасно. Сёма по классу одиночек достаточно легко взял бронзу. На большее Тим и не замахивался, ведь чтобы обогнать норвежцев и немцев требовался иной уровень тренировок круглогодичный, а он еще только доказывал спонсорам необходимость этого. Но через день Катерина удивила всех, хотя и была лишь четвертой в личном зачете среди женщин, ведь все в команде знали, каких синяков и ссадин стоила ей Трюсиль.
Главным достижением оказалась командная эстафета. Тимоха даже напился, ведь заслуженное серебро, доставшееся ребятам, во-первых, подтверждало наличие у них высокого командного духа, за который так бился Тим, а во-вторых, открывало им возможность получить бюджетное финансирование, и, следовательно, ездить на соревнования за счет Спорткомитета.
Между прочим, немцы, что посетили их тогда на своем джипе, подарили Кошке букет роз, чем привели Сёму в неописуемую ярость.
Какого черта! Я сам буду тебе цветы дарить, заявил он.
Когда? спросила Катя.
Потом, смутился он, припомнив цены в норвежских магазинах.
А тем временем, сообщив спонсорам о своих успехах, Тим распорядился паковать вещи для похода. Лысый, их пожизненный завхоз, алчно потирал ручонки, разбирая фирменные упаковки с продуктами для экстремального туризма, которые где-то раздобыл ушлый Тим. Лысого звали просто Леха, но прозвище прилипло к нему настолько прочно, что некоторые из ребят давно забыли его настоящее имя. А голову он брил ради стильности, ведь оставлять редкие белобрысые волосенки не имело никакого смысла.
Девчонкам было жаль покидать гостеприимную Шоа, они старались еще и еще насладиться красотами реки и фотографировали ее до бесконечности, пока парни готовили груз к отправке. Катерина веселилась наравне с другими членами команды, однако какой-то тайный червячок точил ей сердце, особенно, когда она наблюдала за Соней. Роман подруги с Серегой не вызывал у нее никакого воодушевления, ведь у них всегда на выездах все складывалось лучше некуда, а в обычной жизни они как-то расходились в стороны, о чем Соня втайне очень печалилась. Лишь в походах, как когда-то медсестры на войне, она брала свое, Серега был у нее на привязи, и Катерина очень боялась, что ее отношения с Сёмой пойдут по такому же сценарию.
Более всего смущало ее то, что с ним ей было очень хорошо. А она не желала таких цепей. Да и вообще Кошке почему-то казалось постыдным и глупым предаваться любви в палатке, ведь до этого она никогда и ни с кем шашни в походах не заводила. Правда, на Семена Катерина заглядывалась давно. И тогда, в самолете, споткнулась и упала на него она, разумеется, специально. Уж больно он ее разозлил своим отношением. А вот Тимоха, между прочим, почти целый год к ней клинья подбивал.
Сейчас у нее с Семёном все вроде бы складывалось, однако она очень опасалась его пресыщения, которое все не наступало. Напротив, Сёма становился с ней только нежнее. Он мог теперь часами перебирать ее волосы и легонько касаться губами ее тела. Мог вглядываться в ее глаза, когда она бодрствовала, и наблюдать за ней спящей. Он ревниво следил за ней что бы она ни делала и куда бы ни направлялась, и успокаивался, лишь когда она, наконец-то, появлялась в палатке.
Сёма, ты страшный собственник, частенько говорила Катя и ловила себя на том, что ее радуют его мучения: ведь он болезненно переживал любое отсутствие своей возлюбленной Кошки.
Сёма и сам чувствовал, что все больше впадает в зависимость от ее настроений. Когда она морщилась от боли, он ходил как в воду опущенный. Стоило ей хоть немного расстроиться, как он также расстраивался. Приходилось ли ей поцапаться с кем-то из ребят, Сёма тут же нападал на обидчика.
Ребята давно знали и Семёна, и Катю: порознь. Но вместе эти двое уже составляли совершенно особое существо, незнакомое окружающим. Даже Тим пока никак не мог привыкнуть к их общности. А Соня так и вовсе предупреждала Катерину:
Смотри, не допускай Семена близко к сердцу и не вздумай привыкать к его заботам. Вдруг у него все это несерьезно, знаешь, как больно будет.
Не слушать подругу Кошка не могла, поэтому и ныла ее душа, но Семен на одной из стоянок, видно заметив ее настрой, сказал:
Ты не верь Соньке, у нас с тобой все будет по-другому, не так, как у них с Серым. Потому что я тебя люблю. По-настоящему.
Правда, как это по-другому у них будет, он и сам еще не придумал, но без Кошки жить уже хотел да и не мог.
Выбранная для похода речка оказалась очень серьезной. Когда-то, еще дома, Семён, изучая лоцию, страшно гордился выбранной вместе с Тимом «пятеркой», да еще и с элементами «шестерки». Но теперь, при виде суровой воды, энтузиазм его несколько утих и, конечно, из-за Кошки. Хотя природа здесь была удивительной с частыми туманами, студеными росами и невыразимой красотой скальных выходов, валунов и камней, поросших лишайником и мхом. И все это на фоне бурного потока в узкой теснине.
А вокруг к реке подступали сопки, укутанные северным лесом, к тому же, везде ощущалось присутствие живых существ: чирикающих, попискивающих, шуршащих в кустах. Частенько шмыгали непуганые зайцы, огромные как хорошие свинки, ведь для них европейские крестьяне на своих не менее европейских хуторах устраивали обильные кормушки.
Из-под ног то и дело взмывали куропатки и фазаны, так что ребятам оставалось лишь мечтать о каком-нибудь завалящем ружьишке. А грибы и ягоды здесь отродясь никто не собирал, ибо здешний народ употреблял в пищу только расфасованные из супермаркета.
Пороги были достаточно напряженными, но сроки поджимали, и хотя Тим регулярно бегал на разведку, практически всё шли с «наплыва». Сёме приходилось идти первым, Тим следовал на каяке сразу за ним, а все остальные катились чередой, в связках по двое, как на соревнованиях. Так легче было страховать. Зевать не приходилось, сливы часто завершались мощными бочками, и легкие каяки порой почти полностью скрывались в их пене, но тут же всплывали точно поплавки, правда, уже в нескольких метрах ниже на стремнине. Не зря Тим накатывал их в Лосево. Кое-чему все они научились.
В перерывах Тим для порядка устраивал разборы полетов, как руководитель инструкторского семинара, завершающей практической фазой которого и являлся данный поход, ведь перед поездкой сюда они всю зиму и весну по вечерам слушали курс лекций в клубе и даже сдавали настоящие экзамены.
Каждый день приносил свои трудности. Например, холодный дождь, что зарядил с утра до вечера. Все очень замерзли тогда, и Тим, в конце концов, приказал разбить лагерь, однако Сёма все равно наорал на него, ибо считал, что останавливаться следовало сразу после обеда. Тим понимал, что друг психует из-за Кошки, но заявленные на территории чужой страны сроки следовало соблюдать неукоснительно. Тем не менее Сёма сказал:
Плевать я хотел на сроки, на семинар этот гребаный, на твоих спонсоров и погранцов! Если Кошка застудится или еще чего, не посмотрю, что ты начальник, прибью на месте.
Тим поражался, слушая друга. Ведь сколько маршрутов вместе прошли, деля поровну и холод, и дождь. И та же Кошка не первый свой поход совершала, впрочем, ходила раньше она не с ними, а с питерскими.
Однако теперь Сёму было не узнать: Кошку из байдарки на руках выносит чтобы ноги, не дай бог, не замочила. Это ж надо так парня обработать!
А Семён смотрел вокруг и словно видел все новыми глазами. И странно ему было, ведь так много разных рек он посетил, столько красот природы ему открывалось, но никогда это не трогало его душу как сейчас. Ему только хотелось, чтобы и Кошка все это обязательно вместе с ним видела. Таежные запахи, багульник и шум порогов, лесная тишь все теперь наполнялось для него иным, нежели раньше, смыслом. Он уводил свою Кошку далеко от лагеря и угнаться за ней не мог такой легкой и неугомонной, но смотреть на нее, идти за ней стало любимейшим его занятием. А ведь когда-то он признавал лишь шумные компании у костра. Теперь же хотел в уединении любоваться той, с которой можно было без слов плыть по вересковым зарослям. Он ощущал, что связан с ней неразрывно, и хотя это чувство появилось недавно, оно пронизывало все его существо, как солнечные лучи утром пронизывают летний сад.
Его теперь все беспокоило и тепло ли она оделась, и не устала ли, и интересно ли ей с ним. Каждый вечер он с особым тщанием ставил их временный дом и устраивал в нем лежбище из спальников, лишь бы Кошке было удобно. Но все чаще его посещала мысль, что временный дом он и есть временный, а совсем скоро придется упаковать его в рюкзак до следующего сезона. Конечно, они наверняка еще несколько раз до конца лета сделают всем клубом вылазки на природу, но это будет совсем не то, что сейчас. И он заранее тосковал о том, что ему придется расстаться с Кошкой.
А Катерина между тем упорно помалкивала, ожидая, что он предпримет и что решит. Вдруг, это только походный палаточный роман, а дальше ничего не последует, в страхе думала она. Сёма же прикидывал, где раздобыть денег, чтобы снять для них с Кошкой квартиру. У него была в загашнике пара тысяч долларов заработал перед походом на шабашке. И он решил для себя, что ни дня не будет тянуть, ибо представить себя без Кошки уже не мог.
*** 6
Поход подходил к концу, и Кошкины глаза становились все грустней. Но Сёма о принятом решении собирался сообщить ей только после определенных реальных действий, хотя ему до глубины души было жалко Кошку. Он пытался утешать ее, как мог, однако свою тайну до времени ревностно хранил.
После возвращения в кемпинг, все до единого, ребята ощущали какую-то невосполнимость прошедшего, его недосказанность и незавершенность. Притихшие и потерянные, сидели они у костра и не находили слов. Это раньше, когда каждый из них совершал свой первый сплав, эмоциям не было предела, сейчас печаль главенствовала над ними.
Ну ладно, ладно, чего раскисать, твердил смущенно Тим, хотя и сам, слушая гитару, не мог справиться с комом в горле.
Настал черед укладывать снаряжение в автобус, и Тим как ужаленный бегал из конца в конец, чтобы, не дай бог, чего не забыли, особенно медали и памятные подарки. Он никому не давал продыху, и только Кошку не трогал. Она сидела на парапете, в стороне, с отсутствующим взглядом.
Сёма был занят на погрузке лодок. Но он прекрасно видел и то, как Сонька склоняется к Катерине со своими бабским советами, и то, как Тим мимоходом пытается рассмешить Кошку, и даже то, что настырные бундесы все-таки пришли ее проводить. Ему хотелось накостылять немцам, однако Кошке наверняка было приятно их общество, и он сдерживался. К тому же Тим пару раз уже осадил его:
Мы в чужой стране, не забывай.
Наконец-то распили последнее шампанское, прокричали на прощанье троекратное ура! и поехали. В автобусе Сёма держал Кошку за руку, но в ее глазах блестели непролитые слезы. Впрочем, девчонки тоже плакали, как и обычно после очередного похода. И только Семен не мог скрыть своей радости, ему не сиделось на месте, он готов был зацеловать Кошку до обморока, а приходилось лишь шептать ей на ухо:
Ты помнишь, что у нас все будет хорошо?
Она кивала, но голову к нему все равно не поворачивала.
Тим, восседая на кресле начальника, обозревал команду с высоты и то и дело поглядывал на Сёму с Катериной. Много он видел послепоходных расставаний и пар видел множество, тех, что после бурных палаточных романов в обычной жизни так и не соединялись. Но ситуация с Сёмой и Кошкой особенно задевала его, ведь Сёма был его лучшим другом, а Кошка, она всегда нравилась Тиму.
Он так и не успел переговорить с Семеном об этом. Впрочем, веселый настрой друга почти убедил Тима в том, что ничего серьезного у Сёмы к Катерине быть не может, а потому где-то глубоко в душе Тима разгорался огонек надежды на собственный успех у нее, так что он даже хотел, чтобы сейчас она посильнее обожглась.