Я спасу ее. Я всегда это делаю.
Мои глаза поднимаются выше, читая два слова, которые составляли мне компанию в течение двух долгих десятилетий: «Летопись Лотоса».
* * *
Следующим днем я снова наблюдаю за птицами с бетонного крыльца, наслаждаясь тем, как изящно трепещут их крылья и как быстро и точно хватают еду их клювы. Я очарован.
Как только мои глаза привыкли к солнечному свету, я решил, что солнце самое чудесное, что есть в свободе. Но по мере того, как я продолжаю познавать флору и фауну, звуки и запахи, мое мнение постоянно меняется.
Я ненадолго выхожу на улицу, и тут же на своей лужайке появляется Сидни. Сперва я думаю, что она подойдет ко мне, но вместо того девушка посылает в мою сторону мимолетную улыбку и принимается хлопотать во дворе. Я наблюдаю за ней. Она уходит к боковой части дома с резиновыми перчатками и инструментами, а затем начинает копать маленькие ямки. Перед моими глазами возникает расплывчатое видение о девушке, которая учит меня ухаживать за садом. Добрая, с мягким голосом девушка. Теплая и родная.
Возможно, однажды она приходила ко мне во сне.
Пока я сижу на крыльце в раздумьях, мое внимание мечется между птицами и Сидни. Пернатые существа невероятны, но мой взгляд продолжает тянуться вправо, замирая на девушке, которая кажется мне очень важной. Она вытирает блестящий пот, стекающий по лбу, а после садится на землю, чтобы начать высаживать семена и луковицы.
Почувствовав на себе взгляд, Сидни поворачивается ко мне, от этой внезапности я отвожу глаза. Но проходит совсем немного времени, прежде чем я искоса замечаю, как она неторопливо идет ко мне, вся в пятнах грязи. Я упорно продолжаю смотреть куда-то перед собой.
Доброе утро, тихо здоровается она, останавливаясь всего в нескольких метрах от меня. На улице сегодня очень хорошо. Я решила пораньше заняться своим огородом.
Я прочищаю горло, наклоняя голову. Смысл слов ускользает от меня, как это часто случается.
Послушай, я знаю, ты не хотел меня видеть, но
Я хотел тебя увидеть, я вздрагиваю от звука собственного голоса, а затем поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Я просто не хотел, чтобы видели меня.
Тяжесть моего признания мгновенно смягчает ее, и она воспринимает мои слова как приглашение подойти ближе. Я окидываю ее взглядом, отмечая, что она выглядит совсем не так, как прошлой ночью. Она одета в футболку с изображением неизвестного мужчины, ее льняные волосы собраны наверх, а лицо больше не накрашено. Прошлой же ночью на ней был обтягивающий откровенный наряд, от которого у меня в животе защекотало.
Все это сбивает с толку.
От нее пахло чем-то сладким и приятным, чем-то, что я не мог определить. Сейчас от нее веет таким же ароматом, особенно четко я его ощущаю, когда Сидни преодолевает расстояние между нами и садится рядом со мной на крыльцо. Наши плечи слегка соприкасаются, прежде чем я отодвигаюсь на сантиметр.
Мы долго сидим в тишине, оба загипнотизированные птицами, клюющими семена. Я с любопытством поглядываю в сторону девушки каждые несколько секунд, но не задерживаю взгляд слишком надолго.
Ты очень талантливый художник, говорит Сидни, нарушая тишину. Я видела твои рисунки на стене. Ты сам научился?
Я заставляю себя медленно кивнуть.
Да.
Впечатляюще. Я тоже работаю в сфере изобразительного искусства В основном я рисую. Я ходила на занятия, когда была моложе, но считаю, что в первую очередь мастерство зависит от практики и рвения.
Ее глаза сверлят меня я чувствую их. Горящие и умоляющие. Она хочет, чтобы я ответил, дал ей малейшее представление о моем беспокойном разуме.
Очевидно, что у тебя есть и то, и другое, продолжает она. Могу я спросить, что ты рисовал?
Сначала я хочу воздвигнуть вокруг себя еще больше стен и не пускать ее точно так же, как и остальных. Но в Сидни есть что-то особенное. Странная, манящая аура, которая заставляет меня убирать кирпичик за кирпичиком, приближая стену к разрушению.
Я сжимаю колени ладонями, когда обдумываю ответ.
Это комикс. Я создал его, когда был ребенком, говорю я, делясь с этой девушкой частью себя. Той частью, с которой я ни с кем не делился за пределами своей клетки. Это помогало мне справиться с одиночеством. История почти стала мне другом.
Я набираюсь смелости взглянуть на нее и обнаруживаю на ее лице выражение, которое не могу точно описать. Взгляд, полный изумления и толики грусти.
Когда я думаю, что Сидни скажет что-то еще, она встает, чем удивляет меня.
Подожди здесь. Я сейчас вернусь, говорит она с улыбкой.
Я смотрю, как девушка пробегает трусцой через оба двора, исчезая в своем доме. Проходит несколько минут, прежде чем она возвращается ко мне, сжимая что-то в руках.
Все с той же улыбкой и слегка запыхавшаяся, она протягивает подарок.
Вот. Я подумала, что тебе может пригодиться. Это блокнот для рисования и коробка заточенных карандашей.
Я беру вещи из ее протянутых рук. Мое сердцебиение учащается.
Волнение. Энтузиазм.
Благодарность.
Думаю, лучше использовать их, чем стену, добавляет она, подмигивая.
Я наслаждаюсь мыслью о новых возможностях, когда держу в руках этот увесистый блокнот. И еще я наслаждаюсь ее ослепительными глазами.
Я решаю, что мне гораздо больше нравится этот образ, чем вчерашний.
Спасибо, бормочу я, мой голос низкий и благодарный. Это очень любезно с твоей стороны.
Сидни стоит надо мной, по-видимому, довольная моим ответом. Она поправляет очки, слегка наклоняя голову, и говорит:
Ты умный. Сразу понятно.
Я кладу карандаши и блокнот на колени. Поразмыслив над ее оценкой, я киваю.
Да, я образованный. И много знаю.
И все же большую часть времени я чувствую себя недалеким. Я совершенно не разбираюсь в современных технологиях, особенно в устройствах, используемых для связи. Помнится, когда я сбегал, именно на них меня снимали люди, сидящие в машинах. Записи мне показали уже позже. Да и Гейб всегда развлекается со своим странным аппаратом, как будто это его любимая игрушка.
Как ты учился? удивляется Сидни, складывая руки вместе. Ты ходил в школу?
Стопки книг проносятся у меня в голове. Брэдфорд приносил мне десятки художественной литературы, практических руководств, учебников и методических пособий. Все, что я делал, это учился.
Я собираюсь ответить, когда нас обоих застает врасплох незнакомец, делающий снимки с края лужайки. Я поднимаюсь на ноги, отступая.
О, черта с два! заявляет Сидни, бросаясь к мужчине с камерой. Это частная собственность! Тебе здесь не рады!
Я наблюдаю за сценой с крыльца. Сидни тем временем бросается на мужчину, загораживая меня от его взгляда. Незнакомец пытается увернуться от нее, делая еще больше фотографий.
Ты что, не слышал меня?! Проваливай!
Оливер Линч! кричит мужчина. Мы хотим узнать вашу историю. Вы не сможете прятаться вечно.
Я чувствую, как мое тело коченеет, кирпичная стена быстро собирается заново. Я пячусь назад, пока не сталкиваюсь с дверью. Их голоса кажутся все отдаленнее. Тем временем я мысленно отступаю в свою клетку, берусь за ручку дверцы и поворачиваюсь, чтобы проскользнуть внутрь.
Чтобы спрятаться.
Я не осмеливаюсь взглянуть на Сидни, когда исчезаю за порогом. Я коллекционирую ее образы, как маленькие сокровища. Но уверен, сейчас на ней тот, который я предпочел бы не сохранять.
Глава 6
Сидни
Тем утром Клементина со стыдливым выражением лица и потрепанным внешним видом приходит ко мне.
Я сношалась с твоим соседом.
Я догадалась.
Мой ответ пробивается наружу через набитый глазированным пончиком рот.
Никто больше не говорит «сношаться».
Это серьезно, Сид. Я знаю этого парня с тех пор, как мы сравнивали наши трусы с Супер Марио[13] в его спальне, пока смотрели «Шоу Рена и Стимпи»[14], она раздраженно фыркает. Теперь я знаю, как выглядит его пенис. Это не нормально.
С его пенисом что-то не так?
Клем свирепо смотрит на меня.
Нет. Проблема в ситуации, связанной с его пенисом.
Ладно, давай перестанем говорить о «пенисе» Гейба. Еще слишком рано для подобных образов в голове. Я бросаю недоеденный пончик на кухонный стол и откидываюсь назад, наблюдая, как моя сестра расхаживает передо мной. Так, было хорошо? Ты сожалеешь?
Она замолкает, поджимая губы и избегая моего взгляда.
Не сожалею.
Что ж, будь я проклята.
Я надуваю щеки и медленно выдыхаю.
Это действительно чертовски интересно, не буду врать.
Это странно, я знаю.
Дико странно.
Клем теребит свою мятую блузку, тушь размазана под глазами. Она прислоняется бедром к моему кухонному островку и смотрит на меня.
Говоря о странностях, Оливер снова сидел на крыльце, когда я уходила. Мы разбудили его прошлой ночью.
Господи, Клем. Как будто его надо еще сильнее травмировать. Ему и так досталось.
Я забыла о нем, ясно? И не то чтобы он увидел какие-то обнаженные части тела или что-то в этом роде. Она замолкает, задумчиво наморщив нос. Как думаешь, он когда-нибудь раньше видел обнаженную женщину?
Взволнованная, я поворачиваюсь спиной к сестре и притворяюсь, что занята на кухне.
Не знаю, сестренка. Я об этом не думала.
Вранье. Я не раз об этом думала.
Кстати, что с тобой случилось? спрашивает она, меняя тему. Похоже, вы с Куртом подрались с грязевым монстром, и вам надрали задницы.
Я опускаю взгляд на свою заляпанную землей футболку с Куртом Кобейном[15] и пожимаю плечами.
В саду копалась.
Вот это ты хозяюшка.
Только не проси меня готовить.
Следующие полчаса мы болтаем, потягиваем апельсиновый сок и полностью уничтожаем коробку пончиков.
Клем вздыхает, поднимаясь со стула, берет свою сумочку со стола и направляется к двери.
Ну, мне нужно забрать Поппи от ее невыносимого отца. Надеюсь, он заметит мою прическу под названием «меня только что трахнули», и после этого бормочет про себя: Ублюдок.
Не переживай. От тебя исходит сексуальная энергетика.
Мы толкаем друг друга локтями, и я провожаю ее. Затем поднимаюсь в свой кабинет, чтобы проверить электронную почту. Алексис как верный спутник следует за мной.
День сменяется сумерками, и я успешно справляюсь со всеми делами. Ну, за исключением того, что я не приняла душ и съела целую замороженную пиццу в одиночку. Впрочем, все в порядке осудить меня может только кошка.
В момент, когда я выбираю между книгой и вибратором, снизу доносится грохот. Я качаю головой, гадая, какой беспорядок только что подготовила для меня кошка. На прошлой неделе она опрокинула растение в горшке и оставила крошечные отпечатки лап по всему ковру в моей гостиной. Эх.
Выбрав для начала книгу, потому что после нескольких глав у меня неизбежно появится желание взяться за вибратор, я пролистываю до закладки и откидываюсь на подушки. Я улыбаюсь Алексис, которая свернулась калачиком внизу кровати.
Скоро мне придется тебя согнать. Я буду делать вещи, не предназначенные для невинных кошачьих глаз.
Алексис вздыхает, и я хихикаю про себя.
А потом моя кровь стынет в жилах.
Я сажусь прямо, сердце выпрыгивает из своего уютного заточения.
Черт. Дерьмо. Сука.
Если Алексис на моей кровати, то внизу либо призрак, либо психопат с топором, жаждущий вытащить мои кишки и носить их как шарф.
Балл за драматизм и креативность.
Я ищу любой предмет, похожий на оружие. Что-то между моим вибратором и распятием, которое я храню под кроватью, хотя не являюсь практикующей католичкой с тех пор, как узнала, что Санты не существует. Но я храню крест просто на всякий случай. Ад намного страшнее, чем уголь в чулке[16].
Когда я выскальзываю из спальни, мои липкие пальцы сжимают распятие. Я закрываю за собой дверь, чтобы Алексис оставалась в безопасности. Затем на цыпочках спускаюсь на первый этаж своего трехэтажного дома, пытаясь вспомнить приемы, которым научилась на занятиях тхэквондо в семь лет.
Почему ты держишь крест?
Я разворачиваюсь и почти пронзаю сердце Гейба.
Черт, восклицает он, хватая меня за запястье, прежде чем оно ударяется о его грудь. Господи Иисусе. Полегче, Баффи[17].
Какого черта, Гейб? Моя грудь вздымается, ноги дрожат. Ты напугал меня до чертиков.
Он вырывает распятие из моей руки, с прищуром разглядывая его.
Буквально «Господи Иисусе». Спрошу снова: почему ты держишь крест? Ты собиралась провести еще один сеанс по воскрешению Курта Кобейна из мертвых?
Тьфу. Будь ты проклят, бормочу я, пытаясь привести нервы в порядок. Что ты делаешь в моем доме?
Не выгляди такой удивленной. Я всегда прихожу без предупреждения.
Но не когда ограбление моего дома в самом разгаре!
Одна из его бровей недоуменно выгибается.
О чем ты говоришь?
Забрав крест назад, я бросаю его на диван и встряхиваю руки, как будто пытаюсь избавиться от мурашек. Затем глубоко вдыхаю.
Я услышала шум. Сначала я подумала, что моя кошка что-то опрокинула, но она была со мной в спальне. Значит, не иначе человек в маске прячется за моим фикусом, чтобы надругаться надо мной.
Мы оба бросаем взгляд на фикус и вздыхаем, так как там пусто.
Вероятно, это просто был я, решает Гейб. Ты ведешь себя как параноик.
Попробуй быть женщиной, которая живет в одиночестве после трех месяцев преследования.
Он поднимает руки вверх.
Прости. Ты права. Гейб неторопливо подходит к дивану и плюхается на него, закидывая руки на спинку. Его темно-зеленые глаза поднимаются на меня, когда он наклоняет голову вправо. У нас так и не было этого «Всегда солнечно» марафона.
Пожав плечами, я осторожно подхожу к нему, все еще на взводе.
Твой брат, буквально воскресший из мертвых, немного отвлек нас, говорю я, садясь рядом с ним и прочищая горло. Кроме того, ты сейчас очень занят.
Гейб стонет и поднимает три пальца, а после начинает загибать по одному, будто ведя отсчет до чего-то.
Ну знаешь, трахаешься с моей сестрой и все такое.
И вот оно, заключает он, драматично указывая на меня указательным пальцем.
Улыбка сползает с лица, и я качаю головой, подтягивая колени к груди.
Неважно. Я не возражаю. Хотя бы кто-то действует.
Что случилось с Милтоном?
То и случилось, что его зовут Милтон, отвечаю я. Кажется, родители его сильно ненавидели, раз дали такое имя.
Смех вырывается из моего друга, когда он вытягивает ноги.
Туше.
В любом случае, я не заинтересована в отношениях. Ты знаешь меня я независимая неряха.
Это все те пошлые книжки, которые ты читаешь. Твои стандарты слишком высоки.
Я усмехаюсь, тянусь к пульту и включаю «Нетфликс». Гейб прав. Может быть, я стала безразлична к реальным мужчинам. Может быть, мои желания живут между страницами книг, в которых герои с двадцатипятисантиметровыми шлангами и волшебными языками делают такое, что у их дам глаза на лоб лезут.
А все, что получаю я, это сталкеры и парни по имени Милтон.
Ну что ж. Я совершенно не против того, чтобы жить в своем вымышленном мире и однажды умереть сумасшедшей кошатницей.
* * *
Я подскакиваю в постели, не понимая, что, черт возьми, меня только что разбудило.
Сон? Еще один странный шум?
Гейб, который вломился как псих?
Оглядывая затемненную комнату в поисках моей кошки, я ловлю ее горящие глаза у порога. Она мяукает, когда я замечаю ее. Может, она хочет пить я совсем забыла проверить ее миску перед тем, как поднялась к себе и легла спать.
Алексис снова мурлычет, и я тру глаза, стараясь заставить себя выползти из постели и позаботиться о своей кошке. Должно быть, именно так чувствуют себя родители.
Хорошо, хорошо, я иду. Такая нетерпеливая.
Я чувствую себя зомби, когда спускаюсь по лестнице и иду через гостиную на кухню. Лампочка над раковиной горит, света от нее достаточно, чтобы я понимала, что делаю. Заглядывая в миски Алексис, я понимаю: воды достаточно, и у нее даже осталось немного корма с ужина. Я ругаюсь сквозь зевок и смотрю на часы. Сейчас немного за полночь.