Тебе лишь бы меня подразнить, надулась я.
И это тоже, резко приблизившись, Яблонев растрепал мне волосы на макушке, отчего вся показная обида спешно эвакуировалась до более подходящего момента. Мстительно опустив диванную подушку ему на голову, я показала язык, быстро увернувшись от ответного выпада.
В однокомнатной квартире место для маневров ограничено, так что очень скоро меня перехватили за пояс и плечи. С каждым тяжелым вздохом из-под атмосферы азартного веселья на волю, неуклюже, но упрямо, пробивалось нечто иное. Вместо того, чтобы отпустить и, как всегда, использовать дистанцию в качестве личного огнетушителя наших отношений, Влад сократил ее еще больше. Уткнувшись лбом мне в изгиб шеи, парень глубоко вздохнул. Уверенная хватка превратилась в уютное объятье, и выдохнули мы уже синхронно.
Я кое-что так и не сказал тебе, Герцогиня, тихо произнес Яблонев, и от его тона все внутри замерло в ожидании. Наверное, так пациент, подозревающий у себя смертельную болезнь, ждет оглашения диагноза врачом. Ты очень храбрая и сильная, Агата. Чертовски упрямая и до безумия бесстрашная. Я хочу, чтобы ты знала, что я гордился тобой каждую секунду на крыше и продолжаю гордиться сейчас. Спасибо, что однажды вечером ты решила прогуляться по парку и не прошла мимо той женщины, потерявшей пса.
В горле встал ком. Закрыв глаза, я сосредоточилась на дарящих тепло руках и ровном биении его сердца, стучавшегося мне в лопатку, словно требуя впустить. По всем канонам в такой ситуации следует перевернуться и высказать все касанием, без плоских слов, но для нас это невозможно. Клятва Влада, данная Захаровой в порыве дикого отчаянья и боли, будет действовать еще девять месяцев, прежде чем наступит день для ее отмены. Он обещал на своей крови, что больше никого не полюбит. Нарушение повлечет за собой серьезные последствия, потерю чего-то ценного, от близких людей, до здоровья и дара. Возможно, своим поцелуем на крыше, мы уже пошатнули ее. Возможно, я совершила ошибку, отчаянно ища с его стороны подтверждение тому, что чувствовала сама. Возможно, все следующие девять месяцев мне лучше даже в мыслях держаться подальше от воспоминаний об этом моменте Но как отставить до лучших времен то, что дарит счастье?
Связь практикующего и фамильяра ощущалась сейчас так же всеобъемлюще, как и на крыше. Канат верности, понимания и силы, натянутый между нашими сущностями, нашими душами. Я чувствовала его осторожность и радость как свои собственные. Редкий случай, когда Влад не перекрывал свои эмоции наглухо. Высший уровень его доверия, несомненно.
Спасибо, что поддался на уговоры Насти и Вари и провел ритуал по поиску фамильяра, так же тихо ответила я, боясь спугнуть то, о чем изначально опасалась заговаривать. Там, на крыше, когда я сказала
Я не отказываюсь, пробормотал Яблонев мне на ушко, и это стоило всего.
Значит, мы останемся честны и не будет отговариваться адреналиновой ситуацией, в которой чего только не ляпнешь. Три заветных слова, понятных на любом языке мира, могут вылететь неожиданно, адресованные кому угодно на волне настроения, но это не наш случай. В мире практикующих нет места несерьезности.
Очень хорошо, потому что я тоже, уже куда увереннее заявила я, справившись с собой. Зубы сомкнулись на шее коротким укусом, я дернулась всем телом, жмурясь от вспышки удовольствия. Только Влад может оставить последнее слово за собой, ничего при этом не говоря. Впрочем, такая точка мне нравится, грех жаловаться.
Останешься на ужин? спросила я, когда, отстранившись, ведьмак сообщил о необходимости выйти и покурить.
Только если ты пообещаешь, что мне достанется хотя бы одна отбивная.
Так и быть, манерно взмахнула я рукой. Одна достанется.
Обувшись, парень посмотрел на меня вопросительно:
Я буквально чувствую, как свербит твое любопытство. Что?
Серьезно, как мама утром с тобой поговорила? выпалила я на одном дыхании, уже несколько часов мучимая этим вопросом. Прошлая встреча и попытка вместе поужинать провалилась с треском, и я не хотела повторения даже чего-то отдаленно похожего.
Успокойся, улыбнулся Влад. Она поменяла свое мнение. Вообще-то, она даже обняла меня утром, когда я зашел, и извинилась за свое поведение.
О, здорово, моргнув, я широко улыбнулась, окрыленная этой новостью. Значит, все в порядке, да?
В полном, не переживай, накинув куртку, Яблонев вышел из квартиры, прихватив ключи.
Вид того, как он перешагнул порог, и дверь закрылась, на секунду кольнул странной тревогой. Слишком быстро, чтобы распознать, на что указывала интуиция. Повернувшись к зеркалу, я наткнулась на собственный озадаченный взгляд.
Игнат и его возможное возвращение.
Отец-фамильяр и дядя-практикующий с багажом из семейных тайн и перспективой серьезного разговора.
Девять месяцев до отмены клятвы Яблонева, которые надо как-то пережить, не ставя при этом под угрозу все значимое для темного.
Просевшие отношения с мамой, где неясно, как и к чему подступиться.
Пропуск двух дней в универе с учетом приближающейся зачетной сессии.
Может быть, что-то и было в порядке, но точно не все.
Глава 3
Было что-то неправильное в том, чтобы ощущать среду как понедельник. Все вокруг куда-то спешили, что-то обсуждали, разговаривали о приближающихся выходных, а я, ожидая Ругалову у третьего корпуса, все не могла отойти мыслями от предыдущих. Странное волнение и ощущение ирреальности происходящего не уходили, впившись в меня с удвоенной силой ровно с той секунды, как Влад покинул нашу квартиру в половине десятого вечера.
Ужин с мамой прошел довольно гладко, хотя первый час я сидела, как на иголках, ожидая, когда ее недовольство вырвется наружу. К счастью, я зря так переживала, мама и Яблонев вели непринужденную беседу, изредка разбавляя ее шутками, и потихоньку я влилась в их разговор. К чаю наступил тот момент, когда мама все же попросила рассказать, что именно произошло на крыше, и, дождавшись моего молчаливого согласия, Влад пояснил ей все ключевые моменты со своим особым умением доносить все сложное простыми словами.
Несмотря на сильно облегченную версию нашего «приключения», у мамы все равно задрожали губы и пальцы. Думаю, ее взгляд я запомню на всю жизнь, потому что прежде никогда не видела ее настолько растерянной и напуганной. Понятия не имею, как она представляла практикующих до этого, что знала точно, а что додумывала сама, но Влад, кажется, показал ей новый угол зрения.
По крайней мере, больше никакой антипатии к моему ведьмаку не наблюдалось. Честно говоря, из опасного темного практикующего, вовлекшего единственную дочь в мир мистических проблем, Яблонев в ее глазах внезапно превратился в мифического персонажа идеального «сына маминой подруги». Оставалось только надеяться, что Влад не подсыпал ей в еду какое-нибудь зелье авторства собственной матери, и эффект такой перемены не окажется кратковременным.
Воровато осмотревшись, я погладила большим пальцем агат на кольце-обереге. Прежде чем уйти, Влад проверил его по моей спонтанной просьбе и не обнаружил никаких странностей. Кольцо, по его словам, сейчас было еще сильнее, чем прежде, впитав энергетику нашей связи в момент проявления ее мощи.
Жаль только, что в настройки кольца не входила защита от кошмаров. Проснувшись в пять утра, я несколько минут убеждала себя и зашедшееся ударным битом сердце, что жива и нахожусь в собственной кровати, а не умираю на асфальте, шагнув с крыши. Мне снился Илья: подавленный, несчастный и обреченный, он все спрашивал и спрашивал одно и то же. «Ты же понимаешь, что это начало?». Даже сейчас я все еще слышала в голове эту сочувствующую интонацию и роковую неизбежность. Жутко.
Тряхнув головой, я сделала очередной глубокий вздох. Воздух пах весной и теплом, в ветвях деревьях на территории корпуса вовсю чирикали птицы. Не услышав ни одной вороны, я почему-то приняла это за дурной знак. Скажи мне кто в январе, что вороны будут играть для меня такую большую роль и заслуживать особого внимания, покрутила бы пальцем у виска. Сейчас же существовала вероятность, что сомневаться окружающие могут как раз в моей нормальности.
К очевидным причинам для нервоза из-за мира практикующих добавлялись кратковременные приступы паники и паранойи, знакомые каждому. Пропустив два учебных дня на фоне приближающихся майских праздников и зачетной сессии, я чувствовала себя неуютно, слово первокурсник, впервые прогулявший пару. Какое-либо понимание происходящего в студенческой жизни исчезло, я не помнила, должна ли была что-то отвечать на прошедших семинарах, сдавать какие-то курсовые, и не было ли тестов по профильным предметам.
Вчера я слишком поздно освободилась, чтобы иметь возможность засесть за ноут и написать кому-то из одногруппников. В таких вопросах я доверяла только Ленке Кручиловой, как старосте группы, и Ярославе Самойловой, как человеку с повышенным чувством ответственности и присутствовавшему на всех парах без исключения, какими бы убийственно-скучными они ни были. Да и, если честно, накануне все мое внимание занял подарок Влада, над которым я просидела несколько часов.
Рука сама собой потянулась к внутреннему карману ветровки, буквально прожигаемому айфоном. То и дело казалось, что он не на месте, может куда-нибудь выпасть и разбиться. Несмотря на все великолепие техники и ее возможностей, я предсказывала себе долгое привыкание к ней и не только из-за ее непривычности.
В обществе существовало предубеждение, что дорогие подарки и хорошие домашние девочки понятия несовместимые, и первое даже исключало второе под косые взгляды и завистливые шепотки любителей посплетничать.
Хмыкнув, я почему-то представила себе Прахову и Захарову, строящих из себя домашних девочек. Выходило плохо, фантазия упорно отказывалась менять трость Насти на половник, а Варины черно-красные луки на фартук и бигуди. Если для меня это была не та история, то для них даже не та полка с книгами.
Нос уловил теплую травянистость, и, повернув голову, я увидела только что вышедшую из-за угла Ругалову. Счастливо вскрикнув, подруга раскинула руки и побежала рысью. Из-за фиолетовой ветровки, розовой майки, ярко-голубых узких джинсов и бирюзовых кед с лимонно-желтыми шнурками казалось, что на меня несется радуга.
Агата! взвизгнула подруга, крепко стискивая меня в объятьях. Ты пришла! Я думала, что ты будешь только на следующей неделе Как ты? Прости-прости-прости, я хотела тебе позвонить, но Леша сказал, что не надо тебя тревожить Хорошо себя чувствуешь?
Да я
Уже видела Влада? А что сказала твоя мама?
Ир
Ой, твоя губа, этот урод тебя так?
Тпру! наконец, нашла я верное слово, удивительно оборвавшее весь словопоток Ругаловой.
Переглянувшись, мы рассмеялись и снова обнялись, на этот раз без намека на борцовский захват, каким она едва не повалила меня на лужайку.
Я в порядке, наверное, поделилась я, когда мы направились в корпус. В смысле, чувствую себя неплохо, просто сложно поверить, что все это произошло.
Похоже, как когда узнаешь о практикующих? серьезно спросила Ирка.
Нет, не особо, задумалась я. Там шок, удивление, скепсис, а тут и радость, и страх, и боги знают, чего еще намешано.
«Боги знают», фыркнула Ирка. Совсем как Влад сейчас сказала. Даже с его интонацией.
С кем поведешься многозначительно приподняла я бровь, и мы снова прыснули.
Сверкнув студенческими перед бдительной охраной в лице бабульки в зеленой вязаной кофте с прической-одуванчиком, мы припустили на третий этаж, где в коридоре, перед закрытой аудиторией, уже толпились наши одногруппники.
Привет, поздоровались с нами неразлучная парочка Марина Богатырева и Нинка Алферова. Присоединяйтесь к нашим молитвам, чтобы культурологичка заболела и не пришла.
А следующим у нас что?
ПМК, кисло сообщила Марина. Лекция.
«Психология массовой коммуникации» могла бы быть очень интересным предметом, не веди ее дотошный до занудства Лев Константинович Щебин. Переглянувшись с Иркой, я качнула головой на ее молчаливое предложение свалить и поговорить. Уйти, конечно, хотелось весенний день звал гулять в парке, а не сидеть в аудитории, но с третьим днем отсутствия подряд до деканата и разбирательств рукой подать.
Ого, что это с твоим лицом, Вольская? поинтересовалась Инга Марьянова, отвернувшись от своей «куриной» свиты. Смерив взглядом предводительницу сплетниц нашей группы, я не уловила какого-либо участия или беспокойства. Только жажду очередной косточки-сплетни для обсасывания.
А с твоим? я насмешливо приподняла бровь.
Я про губу, кивнула она на след от столкновения с железной дверью (аплодисменты Игнату).
А я про в целом, парировала я, ловя укоряющий взгляд Ирки.
Я бы сказала, что ты нарвешься, но вижу, что на кого-то ты уже нарвалась, мило улыбнулась Марьянова.
Сучка.
Или кто-то нарвался на меня.
Допускаю, мой взгляд был крайне недобрым, может быть даже враждебным. Десны зачесались, в ментальном, черный дог, до того бежавший трусцой по дороге среди полей, настороженно остановился и раскрыл пасть. Втянув носом, я изогнула губы в хищной улыбке.
От Марьяновой шел душок страха. Внешне главная курица группы хорохорилась, наверное, со стороны казалось, что мы продолжим конфликтовать, но нам обеим уже все было ясно. Что-то в моих глазах напугало ее и вывело из спячки инстинкт самосохранения. Что-то в ее глазах выдавало добычу и звало меня на охоту.
Я чувствовала Яблонева. Не эмоции, а само присутствие. Словно стоит оглянуться, и ведьмак будет где-то в паре шагов рассматривать окружающих, склонив голову на бок, как обычно. Едва ощутимый запах воска, древесины и табака лишь подтверждали и обостряли это ощущение.
Раскрыв рот и наверняка собираясь сказать какую-нибудь пакость, Инга внезапно раскашлялась. Сильно, утробно и сухо, как при запущенном бронхите. Приступ оказался таким мощным, что согнул ее пополам, и в какой-то момент мне, как и всем вокруг, показалось, что ее вот-вот стошнит.
Выпрямившись с бордовым, как настоявшийся свекольник, лицом, Марьянова сморгнула слезы и, все еще покашливая, стремительно покинула коридор. Едва не зацепившись плечом с культурологичкой на лестничной площадке, Инга обернулась, и ее главная подпевала Наташа Запатова тут же поспешила за ней. Наши взгляды снова на мгновение пересеклись, и на этот раз я не смогла понять, что сверкнуло в ее глазах. Понятно было только то, что оно совершенно мне не понравилось. Примерно так же, как может не нравиться наступить на хвост гадюке в темном лесу.
Вот это я понимаю злобство поперек горла встало, пошутила Богатырева, и отовсюду донеслись смешки, разбивая сгустившееся напряжение.
Как ты это сделала? округлила глаза Ирка, когда мы заняли заднюю парту у окна.
Не уверена, что это моих рук дело, еле слышно ответила я, доставая свой новый телефон.
Ого-го, едва сдержала восторг Ругалова. Карыч расщедрился? Можно посмотреть?
«Карыч»! Зажав рот рукой, я изо всех сил пыталась не засмеяться, медленно стекая по стулу. Судя по косым взглядам, получалось не очень. Требовательно кашлянув, преподавательница, чьего имени и отчества я совершенно не помнила, строго обозначила, что зачет светит лишь тем, у кого есть все лекции за семестр.
Интересно, они вообще понимают, что этот метод больше не работает? недостаточно тихо для моего слуха спросила Алферова, сидевшая впереди. Просто берешь, фоткаешь лекции, какие есть, кидаешь в общий чат и ловишь там те, которых нет.