Как? резко спрашивает Фиона. Наладить отношения в школе уже не получится. А скоро все разойдутся навсегда. Ты, возможно, только что изменила траекторию всей их жизни.
Чувство вины холодом погружается в желудок, черной змеей затягивается в узел.
Не преувеличивай. Кроме того, подумаешь, какие у них заботы. Не чета нашим. Подумаем лучше о нас.
Да, говорит она с отвращением. Подумаем о нас.
Я надеялась, что после того, как мы придем ко мне, холод немного растает, но ошибалась. Девочки одалживают у меня обувь, вызывают такси и ждут в тишине. Атмосфера не улучшается, даже когда они садятся за мой кухонный стол, уставившись в свои телефоны.
Холли ослепла, пытаюсь я снять напряжение. Может, поговорим хотя бы об этом?
Они откладывают телефоны нарочито агрессивно, как будто их об этом сердито просят родители за обедом.
Думаю, теперь об этом будут вспоминать еще долгое время, категорично заявляет Лили. Завтра о происшествии точно напечатают в газете.
А все же, есть какие-то предположения? настаиваю я. То же самое случилось той ночью с Ро и Аароном. Только на минуту, и когда я очень разозлилась.
Фиона снова просматривает свой телефон.
Может, твой талант развивается, рассеянно говорит она. Может, он становится лучше с каждым разом, как ты ведешь себя как стерва.
Фиона, я же сказала, что сожалею, и извинилась.
Но не перед ними.
О боже, Фи, успокойся уже! Ладно, извинюсь и перед ними. Давай поговорим о слепоте, ладно?
Раньше я нравилась тем людям, Мэйв, говорит Фиона. Они неплохо ко мне относились.
Я напрягаюсь.
И что это должно значить?
Она смотрит на меня сквозь полуприкрытые веки, словно я сама должна догадаться.
Ты же читаешь мысли, огрызается она.
Мне не нужно читать ее мысли. Подружившись со мной, она закрыла для себя некоторые дороги, отказалась от некоторых преимуществ, и теперь, хотя бы на минуту, хочет вызвать во мне чувство вины.
Что ж, извини, что тебе пришлось променять популярность и обыденность на чудаковатость и необычность, огрызаюсь я.
Это жестко. Слишком жестко. Но ведь, в конце концов, Фиона выиграла. Она будет сниматься в сериале, как раз потому что десять месяцев назад решила подружиться со мной. Предположение слишком нелепое, чтобы произносить его вслух, но Фиона все равно строго смотрит на меня, словно догадывается, о чем я думаю. Потом встает и говорит:
Я ухожу.
Они обе уходят, и я остаюсь одна. Сижу и дрожу в мокрой одежде.
Никаких веских причин идти в школу у меня нет. Мы с Ро не договаривались о встрече; кроме того, этим я ничего никому не докажу. Но меня добивает как раз одиночество; меня охватывает паранойя и чувство нереальности происходящего, как будто вокруг одни ловушки. Я хочу найти что-нибудь реальное, настоящее, что-то принадлежащее и подвластное мне.
В конце концов мне становится так одиноко, что я готова скорее поговорить с призраками, чем вообще ни с кем.
10
Я НИКОГДА НЕ ПОНИМАЛА СМЫСЛА КЛАДБИЩ И ИХ посещения. Даже сейчас, когда почти вся моя жизнь связана с колдовством, меня немного тревожат некоторые пробелы в этой теме. Например, то, что меня совершенно не волнуют знаки Зодиака, или то, что на меня не производят никакого впечатления кладбища. Еще раньше, когда мы с мамой ездили на кладбище навестить бабушку, я ощущала некий холодок. Не потому что мне становилось жутко, а потому что вообще ничего не чувствовала.
Но сейчас, сидя в здании, которое можно было бы назвать склепом сестры Ассумпты, я кое-что понимаю. Кладбище может служить зеркалом, в котором отражается твоя собственная жалость к себе. Да, в каком-то смысле это жестоко, но именно это я и ощущаю: как будто упиваюсь всеми страданиями этого вечера, вспоминая умершую монахиню.
Я представляю, какие чувства испытывала она, когда в школу пришла Хэвен. Новоиспеченный сенситив, ученица на стипендии, девочка, которая должна привести в Килбег Домохозяйку. Наверное, сестра Ассумпта с облегчением подумала, что кто-то возьмет на себя ответственность вместо нее. Волновалась по поводу того, что Колодец сам предложил новую кандидатуру сенситива. Радовалась тому, что Хэвен не только ведьма, но и хороший человек, умная девочка, полная энергии и сочувствия.
Чем дольше я здесь сижу, тем больше меня возмущает гибель Хэвен. Из нее вышел бы отличный сенситив, самый подходящий хранитель Колодца. Сейчас, когда здесь появились «Дети», ей было бы за сорок и она обладала бы большим опытом. И она не испытывала бы такой усталости, как пожилая сестра Ассумпта. И не была бы такой юной, глупой и эгоистичной, как я. Я, которая не способна даже посетить рождественскую вечеринку без слез, воплей, разбалтывания чужих секретов и припадков ярости.
Я сажусь на скамейку перед пианино и прикасаюсь к клавишам, презирая себя за слабость, но не в силах избавиться от этого чувства. Я занимаю чужое место. На моем месте должна была находиться Хэвен. Не моя вина, что на меня взвалили задание, для которого я слишком молода.
Я как будто угодила в глубокую яму с крутыми стенами и никак не могу выбраться из нее. Всякий раз, как я тянусь вверх, в руках у меня остаются только комки грязных рассуждений.
И тут я ощущаю запах дыма.
Я вздрагиваю и принюхиваюсь, словно ищейка. Только бы не очередной пожар. Только не сегодня, когда и без того много всего произошло. Нет, это сигаретный дым, доносящийся откуда-то сверху.
Я поднимаюсь вслед за ним наверх и вижу Аарона в той же позе, в какой мы с Ро застали его несколько ночей назад. Он высунулся из окна и курит, держась за металлические трубы, которые ранее удерживали упавшие доски лесов.
Что, тоже не спится? спрашивает он.
Не спится.
Ро внизу?
Нет.
А, ну тогда я в безопасности.
Да ладно, вы же помирились.
Ну, это как он скажет, пожимает плечами Аарон.
Странно, но слово «он» по отношению к Ро кажется мне каким-то чужим.
Теперь он «они». Ну, там эти дела с местоимениями.
Аарон некоторое время размышляет над этим.
Ну, как они скажет. Или скажут, поправляет он.
А можно мне тоже сигарету? Пожалуйста.
Я не курю, но сейчас мне так плохо, что я готова попробовать что угодно, лишь бы мне стало чуточку лучше.
Он протягивает мне пачку. Я беру сигарету и, прислонившись к оконной раме, неловко закуриваю.
Фу, противно, говорю я, но не перестаю курить.
Ну, и что же тебя беспокоит, раз ты не можешь заснуть?
Мы с девочками ходили сегодня на вечеринку. И это снова произошло. Я разозлилась на одну девочку, и та на время ослепла.
Что? Ты серьезно?
Я благодарна ему за искреннее недоверие. Фиона с Лили отнеслись к этому настолько равнодушно, что у меня возникло ощущение, будто я схожу с ума. Может, они не видели глаз Холли, как видела их я. Может, из-за темноты и суматохи у них не было времени как следует рассмотреть их.
Да, киваю я. Я поругалась с ней, и ее глаза побелели.
Аарон поднимает голову и пристально смотрит на меня. Глаза у него голубые, с мельчайшими ржаво-коричневыми пятнышками возле зрачков. Я чувствую, как его взгляд переходит с одной моей черты на другую: с глаз на нос, с носа на рот. Он смотрит на меня так долго, что сигарета едва не обжигает ему пальцы.
Что? спрашиваю я и внезапно осознаю, что мы здесь одни в столь поздний час. Что все, что произойдет между нами, останется только между нами. И у меня вдруг проскальзывает мысль, что может что-то произойти. И я даже смогу спровоцировать это.
Это как катастрофа, которую ты представляешь только потому, что она возможна. Например, представляешь, как выбрасываешь телефон в окно или прыгаешь с обрыва. Смотришь на край и думаешь: «Было бы ужасно, если я вдруг захотела спрыгнуть и спрыгнула бы», а потом с испугом размышляешь, не служит ли сама мысль толчком к этому.
Что, Аарон?
Он продолжает смотреть на меня. Я вдруг ощущаю некое тепло. И заряд. Мне становится интересно каково это, поцеловать кого-то другого. Не Ро. На долю секунды Аарон кажется просто парнем постарше, обычным блондином.
Я внезапно ужасаюсь самой себе, неявному предательству своих собственных мыслей. На мгновение мне кажется, что он собирается шагнуть ко мне, и я отпрыгиваю от окна, дрожа от переживания и остатков опьянения.
Не надо, выпаливаю я, перемещаясь в центр комнаты.
Что не надо? переспрашивает он в искреннем смущении.
Потом до него доходит.
О, ради бога, Мэйв, повзрослей; я не собирался тебя трогать.
Он произносит слово «трогать», как будто оно ядовитое. Как будто это нечто мерзкое и вульгарное, синоним телесных жидкостей и убожества.
Не делай вид, будто я сумасшедшая и все выдумываю. Ты сам повел себя так, чтобы я решила чтобы подумала, будто ты огрызаюсь я. В общем, это
Я не могу подобрать слово. Слово, обозначающее, что кто-то намеренно делает из тебя сумасшедшую.
Флэшлайнинг
Ты хочешь сказать «газлайтинг»?
Вот, опять ты за свое!
Мэйв, заткнись, ладно? он гасит сигарету. Я просто тут подумал Хотя нет, не хочется лишний раз тревожить тебя, а то ты и так какая-то нервная.
Ну что ж, у тебя это хорошо получается, говорю я с сарказмом.
Мне вдруг приходит в голову, что наша беседа шла бы куда лучше, не будь я до сих пор немного пьяна.
Мне кажется, ты меняешься, говорит он наконец. Как будто с тобой что-то происходит.
Я отступаю назад, ударяясь ногой о стол.
В каком смысле?
Не знаю точно. Вот почему я тебя так рассматривал. Может, потому что я уезжал на некоторое время, и потому я единственный это замечаю. Остальные находились рядом с тобой. Или, может быть, потому что я тоже сенситив. Не знаю. Но что-то изменилось в тебе. Радикальным образом. Что-то внутри тебя.
Я инстинктивно прикрываю руками туловище, будто Аарон обсуждает мое тело.
Нет, не в теле. Я имею в виду твои атомы. Ты та же самая, но как бы молекулярно другая.
Ты меня пугаешь.
Он говорит все это с такой уверенностью, что в животе у меня зарождается паника и поднимается вверх, прожигая внутренности.
Вот почему я не хотел об этом говорить.
И поэтому смотрел на меня как как насильник?
О боже, ты можешь просто
Тут мы оба замолкаем. Слышится шум, похожий на возню какого-то животного, из другой части здания. Снизу.
В отличие от того случая, когда мы с Ро слышали шаги Аарона, эти звуки более резкие и печальные. Навевающие скорбь. Звуки горя.
Кто-то рыдает, говорит Аарон.
Мы выходим на площадку, прислушиваясь.
Это женщина, шепчу я.
У нее странный, тяжелый тенор голос человека, который долго плакал и не знает, как остановиться.
Мы спускаемся по лестнице и оказываемся у двери класса 2А. Рыдания доносятся изнутри, просачиваясь сквозь закрытую дверь, латунная ручка которой заметно дрожит от напряжения. Слышно даже, как шурупы дребезжат в своих гнездах, мучительно вибрируя.
Мы с Аароном обмениваемся взглядами, и я ощущаю странное покалывание, словно напоминание о нашей сенситивности. Ощущение, будто мы испытываем одно и то же. Это не плач настоящего времени. Это некое эхо старых рыданий, которым, пожалуй, уже много лет, воспоминание, запертое в стенах древнего здания.
Ты когда-нибудь имел дело с призраками? тихо спрашиваю я.
Призраками? шепотом переспрашивает он. С демонами да, но с призраками А ты?
В этом здании погибла сестра Ассумпта. Она была мощным сенситивом. Может, она вернулась.
Я с ней никогда не встречался. Как ты думаешь, она дружелюбный призрак?
Я немного размышляю, прежде чем ответить.
Наверное. Она была как бы не от мира сего, если ты понимаешь. Добрая, но немного отстраненная.
Зато теперь она от мира того, говорит Аарон, не сводя глаз с дрожащей ручки двери.
Ну ладно, заходим, говорю я и решительно хватаюсь за ручку, готовая одним махом распахнуть дверь и узреть запертый в этом здании дух сестры Ассумпты.
Когда ожидаешь увидеть призрака, то все, что не призрак, кажется тебе слишком банальным и не впечатляющим. Наверное, поэтому мы с Аароном не реагируем на то место, в которое попали вместо класса 2A. Мы осматриваемся по сторонам. Наши шаги гулким эхом отражаются от стен, будто в музее. Постепенно до нас доходит, что, возможно, мы столкнулись не с призраком человека, а с призраком места.
Вместо небольшого квадратного помещения, каким был класс 2А, мы попали в длинный извилистый коридор. Вдоль стен висят картины, окон нет. Наверное, потому что естественный свет вредит краскам. Или, может, кто-то не хотел, чтобы эти картины рассматривали. Я перевожу взгляд с одной на другую: все это портреты, люди на них с аккуратными прическами или в париках, с непривычным выражением лица, как будто из прошлого.
Где мы? спрашивает наконец Аарон.
Думаю, мы в школе Святой Бернадетты. Но, пожалуй, очень давно.
Речь шла о призраках. Я не подписывался на путешествие во времени, говорит он, обращаясь к стенам.
Я останавливаюсь перед одним из портретов. Девушка с черными волосами, в розовом платье и с зонтиком в тон платью. Аарон разглядывает картину напротив. Это мужчина с мушкетом и собакой у ног.
От реального мира здесь только звуки рыданий. Единственная дверь находится в противоположном конце длинного коридора.
Единственный выход идти вперед.
Мы идем дальше, мимо картин, мимо лакированных кресел и столиков с резными ножками. Все это слишком маленькое и слишком вычурное. Я слышу едва заметное тиканье и подхожу к небольшим позолоченным часам, самодовольно стоящим на каминной полке.
Аарон берет часы в руки.
Настоящее золото, говорит он. Можно забрать и продать.
Глупая идея. Из той же серии, как строить дом на месте древнего кладбища.
Он хмурится, ставя часы на место.
Вообще-то я и не собирался их брать.
Мы доходим до конца коридора, где плач становится громче. Рядом с дверью висит еще один портрет. С единственной знакомой фигурой. Женщина в длинном платье, с немного нечеловеческим выражением лица. У ног ее сидит собака. Домохозяйка.
Ты тоже ее видишь? бормочет Аарон.
Я киваю, и мы оба на какое-то время замолкаем, разглядывая картину.
Ну вот, говорю я наконец. Мы ждали ее все это время и теперь увидели здесь.
Я делаю шаг вперед. Касаюсь масляных мазков.
Наверняка она здесь давно.
Да, говорит Аарон. Может, поэтому до сих пор не пришла за нами. Может, она устала.
А может, и умерла.
Не надейся, Чэмберс. Надеяться опасно.
Я отхожу от картины, и мое зрение немного расплывается, как это бывает, когда медленно отдаляешь от глаз картинку-загадку с цветными пятнами. На мгновение Домохозяйка кажется трехмерной, как будто выходящей из рамы. Я качаю головой и перевожу взгляд на дверь в конце коридора.
Ты готов? спрашиваю я.
К чему?
К тому, что будет по ту сторону двери.
Что-то мне подсказывает, что не важно, готов ли я, говорит он.
Я открываю дверь, готовая к чему угодно, и вижу еще один, более длинный коридор. Такое же вытянутое пространство, соединяющее между собой разные комнаты, но совершенно другого стиля, более современного. По центру проходит протоптанный ковер изумрудно-зеленого цвета, вдоль обеих стен идут длинные ряды дверей.
Мы еще не переступили порог. Мы просто наблюдаем, не решаясь покинуть коридор с портретами.
Смотри, показывает Аарон на двери. На ручках маленькие устройства для считывания ключей-карточек. Это отель.
Это Ложа, отвечаю я.
Мы некоторое время размышляем, стоит ли нам повернуть назад, рассказать об этом другим, разработать план. Но вдруг, если мы уйдем сейчас, то не получим больше никаких новых сведений, а портал больше не откроется. Мы не произносим ни слова, но я чувствую, как Аарон размышляет над этим, будто нас соединяют какие-то провода, потрескивающие от напряжения.