У меня участилось дыхание. Гарри Коршэм поймет, что нужно делать.
Я снял портрет со стены, осмотрел его сзади и понял, что мне нужен нож, поэтому вернулся в гостиную.
В ящиках письменного стола Тэда валялся сургуч, залоговые расписки, пакеты с чернильным порошком и сломанные перья. Что-то металлическое блеснуло среди этого хлама, и я стал искать, что это было. Это оказался не нож, а плоский прямоугольник из чеканного серебра размером с коробочку для нюхательного табака. Я решил, что это входной жетон какого-то модного места отдыха. Он привлек мое внимание, потому что серебряная вещица явно что-то стоила, но Тэд не заложил ее. С одной стороны римскими цифрами было выбито «пятьдесят один» в окружении гравировки из цветов, похожих на лилии. Я опустил жетон в карман, подумав, что Амелия сможет его продать.
Наконец я триумфально извлек старый нож для заточки перьев из задней части одного из ящиков и вернулся с ним в спальню. Я вставил острие ножа в проем между рамой и задней частью картины, и мне не потребовалось много времени, чтобы отделить ее. В старые добрые времена Тэд прятал здесь самые радикальные брошюры и личные документы. Теперь там лежало всего несколько листов бумаги. Я поднес их к свету, и по коже пробежал холодок.
«ХВАТИТ ЗОДОВАТЬ ВАПРОСЫ. ХВАТИТ САВАТЬ НОС В ЧУЖИЕ ДЕЛА. ЕЩЕ РАЗ ПАЯВИШЬСЯ В ДЕПТФОРДЕ И ТЫ МЕРТВЕЦ».
«Я ЗА ТАБОЙ СЛЕЖУ. ВАЛИ ИЗ ГОРОДА ПАКА ТИБЯ НЕ ПРИРЕЗОЛИ УБЛЮДОК».
Третья оказалась самой краткой:
«ВАЛИ ИЗ ДЕПТФОРДА ИЛИ Я ТИБЯ УБЬЮ ЛЮБИТИЛЬ НЕГРОВ».
На улице спорили какие-то мужчины. Кричали что-то про идиота и лошадь. У меня снова гудело в ушах, но я старался думать. «Почему ты не пришел ко мне, Тэд? Если у тебя возникли проблемы, если тебе угрожали почему ты не пришел ко мне?»
Глубже в проеме между рамой и картиной лежала пачка старых листов бумаги. Сначала я принял ее за сверток с письмами. Я осторожно развернул ломкие, заляпанные пятнами страницы на кровати. Похоже, их вырвали из какого-то журнала. Все листы были исписаны столбиками цифр, рядом с каждым числом кто-то нарисовал чернилами человеческий череп. Дюжины черепов. Сотни. У меня по ребрам скатились ледяные струйки пота. Создавалось впечатление, что черепа маршируют по странице, как жирные черные жуки.
Глава восьмая
Добравшись до дома, я поднялся в детскую посмотреть на спящего Габриеля. Я рассматривал изгиб его длинных ресниц, касающихся щечек, темные волосы Каро и мою оливковую кожу. Меня охватил жуткий страх, что с ним что-то случится, пока я езжу в Дептфорд. Это был иррациональный страх, но, спустившись вниз, я сказал няне Габриеля, что один из лакеев всегда должен сопровождать их во время прогулок в парке. Эта мера предосторожности немного успокоила меня, и я попросил Помфрета, чтобы Гастон пожарил мне отбивную на ужин. Несмотря на все случившееся в течение дня, зайдя в гостиную, я задумался о разговоре с Каро.
У Каро на портрете Гейнсборо было такое же овальное лицо, как и в реальности, такие же голубые глаза. Она радостно улыбалась, и выражение лица только подчеркивало ее красоту. Когда-то она так смотрела и на меня, и это вызывало приятное возбуждение. Но почему-то все очень быстро пошло не так. Я провел много часов, пытаясь понять, что именно.
Если я поднимал эту тему, то получал ответы, которые меня не удовлетворяли. Если я настаивал, то в конце концов жалел об этом. Во время нашего последнего разговора Каро спокойно посмотрела на меня и попросила:
Пожалуйста, объясни, какие обязанности жены я выполняю плохо.
Я сказал что-то про любовь, она отвернулась, но мне показалось, что я успел заметить вспышку боли в ее взгляде. Впрочем, когда она снова повернулась ко мне, ее глаза были ясными.
Мы не любовники из романа, Гарри. Я родила тебе наследника и дала богатое приданое. Твои интересы это мои интересы. Разве этого недостаточно?
Молодой виконт, который появился в нашем доме на прошлой неделе, не был ни первым, ни последним. Мне это не нравилось, но я не собирался запирать ее дома. Я не мог представить ничего хуже, чем превратиться в тирана, как мой отец, которого презирали жена и сын.
И таким образом росло наше недовольство друг другом, Каро была несчастна, и от этого несчастным становился я. Иногда я замечал, что она очень странно смотрит на меня, и боялся, что она может читать мои мысли. Иногда я задумывался, не надеется ли она на мою смерть.
Я не знал, как исправить наши отношения. Я не знал, хочу ли пробовать. Я знал только, что для меня может быть только одна Каро.
* * *
Чуть позже я отправился в библиотеку, где взял чернильницу и перо и по памяти нарисовал рабовладельческое клеймо. Полумесяц, повернутый так, что рога смотрят на юг, а сверху полоса с небольшими штрихами наподобие венчающей его короны.
Разве это не гротеск? заметил однажды Тэд. Человек с клеймом его владельца, словно пальто с пришитой к нему биркой?
Чье это клеймо? Я неотрывно смотрел на собственный рисунок.
Я выложил на письменном столе то, что нашел сегодня: аболиционистскую брошюру, опиум, письма с угрозами, пачку старых бумаг с черепами, серебряный жетон. Затем я вспомнил человека, которого видел в квартире Тэда, его размытое белое лицо. Как я ни старался, больше ничего не смог про него вспомнить.
«ХВАТИТ ЗОДОВАТЬ ВАПРОСЫ. ХВАТИТ САВАТЬ НОС В ЧУЖИЕ ДЕЛА. ЕЩЕ РАЗ ПАЯВИШЬСЯ В ДЕПТФОРДЕ И ТЫ МЕРТВЕЦ».
Неграмотно и грубо. Это явно писал необразованный человек. Или образованный человек, притворявшийся необразованным. Автор явно жил в Дептфорде, и, судя по письмам, Тэд проводил там какое-то расследование. Может, пачка старых бумаг тоже как-то связана с этим расследованием? Я достал из письменного стола лупу, чтобы рассмотреть их внимательнее.
В списке стояли числа от одного до трехсот шестнадцати. Сейчас я понимал не больше, чем когда впервые увидел их в квартире Тэда. Рядом с некоторыми числами вместо черепов были нарисованы христианские кресты. Я насчитал десять крестов. Это поставило меня в тупик.
На одном листе мне удалось разобрать дату: «12 декабря 1778 года» чуть больше двух с половиной лет назад. Я изучил остальные листы и нашел еще несколько дат на полях, перемежающихся черепами: 14, 16, 17, 19 декабря. Пять дат, всего семь дней между первой и последней. Были еще какие-то числа, которые сначала казались бессмысленными. Наконец я разобрал одну выцветшую фразу: «Во второй половине дня очень жарко и штиль» Остальную часть предложения прочитать не удалось из-за того, что на страницу попала вода.
Во время Войны за австрийское наследство Помфрет служил интендантом во флоте, и когда он принес мне ужин, я попросил его взглянуть на бумаги.
Как вы думаете, это могут быть географические координаты?
Помфрет изучил цифры, взявшись рукой за длинный подбородок так, что стал похож на задумчивую марионетку.
Могут, сэр. Похоже на корабельный журнал.
А вы знаете, что означают эти кресты и черепа?
Капитан ставит крест, когда член экипажа умирает в море. Черепа я раньше никогда не видел. И почему их так много? Может, перевозили животных?
Я смотрел на длинные ряды черепов, и у меня по коже побежали мурашки.
Я скорее думаю, что это были рабы.
Не повезло, покачал головой Помфрет. Неприбыльный рейс. Что же у них случилось, черт побери?
Не знаю, ответил я. Что-то плохое.
Глава девятая
Через два дня мы похоронили Таддеуса Арчера.
В церкви в Бетнал-Грине пахло воском, увядающими цветами и гниющей кожей. Викарий долго читал молитвы, и у меня судорогой свело больную ногу. Я сидел рядом с Амелией. На фоне ее черного батистового платья лицо было белым, как мрамор. Ее серые глаза блестели, хотя никто из нас не плакал. Я узнал кое-кого из людей, пришедших проститься с Тэдом: юристы из Линкольнс-Инна, наши сокурсники из Оксфорда с женами. Вероятно, они прочитали объявление, которое Амелия дала во вчерашних газетах. На одном из рядов сидело несколько пожилых женщин. Я решил, что это просто местные прихожанки.
Среди всех выделялась женщина, сидевшая одна, даже без слуги. Ее лицо полностью скрывала плотная черная кружевная вуаль. Ее черные волосы были стянуты в узел и заколоты шпильками из слоновой кости. Когда викарий закончил последнюю молитву, она встала со скамьи, и я увидел, что она необычно маленького роста. По рукам, сжимавшим Библию, я догадался, что это молодая женщина. Позднее, уже на улице, я попытался ее найти, но не смог.
Я проводил Амелию до могилы. Первыми шли наемные участники церемонии возглавлявший ее распорядитель с жезлом, за ним мужчины с гробом и с полдюжины профессиональных плакальщиц. Когда мы завернули за угол церкви, Амелия внезапно крепко сжала мою руку:
Взгляните туда, капитан Коршэм.
Вокруг ямы, выкопанной заранее, чтобы принять земные останки Тэда, собралось около двух десятков африканцев. Цвет их кожи варьировался от темно-бежевого до самого черного. Они выбрали цветные одежды ярких оттенков желтого, алого и бирюзового. На женщинах были киракры [25], на мужчинах шляпы с перьями. Некоторые пришли с трубами и кларнетами. Очень полный африканец в одежде джентльмена взмахнул рукой, и музыканты заиграли похоронный гимн. Остальные африканцы запели:
Викарий что-то очень эмоционально говорил распорядителю, потом они вместе подошли к Амелии.
Мне очень жаль, миссис Брэдстрит, сказал викарий. Я попрошу церковного служителя разогнать их. Через минуту их здесь не будет.
Нет, покачала головой Амелия. Я думаю, они были знакомы с моим братом. Пожалуйста, пусть продолжают.
Мы стояли и наблюдали за происходящим. Оксфордцы и другие прощающиеся неловко переминались с ноги на ногу вокруг нас. Африканцы пели, и слезы катились у них по щекам. Через некоторое время я понял, что полный джентльмен прекратил петь. Он неотрывно смотрел на чернокожего мужчину, который стоял в стороне от всех, за низкой стеной, ограждающей кладбище. Он тоже наблюдал за похоронами, прижимая к груди красную шляпу. На этот раз я очень хорошо рассмотрел шрамы на его лице. Это был тот же африканец, с которым я столкнулся две ночи назад в Линкольнс-Инне.
Вероятно, они с Тэдом были знакомы, и я задумался, не связан ли он с «Детьми Свободы». Я то и дело посматривал на него, пока гроб опускали в могилу, а викарий читал молитвы. К яме подошли могильщики с лопатами и стали закидывать гроб землей. Когда первые комья земли упали на крышку, африканцы снова запели. Я стоял и смотрел, как останки Тэда исчезали его забирала себе жесткая сухая земля. Амелия покачнулась, крепче ухватилась за мою руку, а когда все закончилось, вздохнула.
Потом я поблагодарил викария и распорядителя. Они стояли с каменными лицами, недовольные появлением африканцев, и быстро ушли. Одна из плакальщиц подошла поговорить с Амелией, я тут же извинился и оставил их, потому что сам хотел поговорить с молодым чернокожим мужчиной со шрамами. Я направился к нему через кладбище, он заметил это, развернулся и поспешил прочь. Когда я добрался до стены, окружающей кладбище, он уже находился на середине улицы, явно направляясь к лужайке, где торговали фермеры. Я перелез через стену и бросился за ним. Он взглянул через плечо и пошел быстрее. Я тоже ускорился, но меня сдерживала больная нога. Он завернул на лужайку, и когда я добрался дотуда, он уже исчез в водовороте покупателей и фермеров, предлагающих свой товар. Я оглядел толпу, но не увидел его. Разочарованный, я направился назад к церкви.
Когда я вернулся, Амелия разговаривала с полным африканцем.
Позвольте мне представить вам мистера Моисея Грэма, обратилась она ко мне. Капитан Коршэм был одним из старейших друзей моего брата. Мистер Грэм художник, пишет акварели. А когда позволяет работа, он участвует в кампаниях за отмену рабства. Так он и познакомился с Тэдом.
Мы поклонились друг другу. Круглое лицо Моисея Грэма с пухлыми щеками, плоским носом и густыми седыми бровями было вытянуто в районе рта. Камзол и жилетка были из ярко-красного бархата, отделанного золотой тесьмой, на голове у него красовался огромный тяжелый старомодный парик.
Рядом с ним стоял высокий худой африканец в синем военном мундире.
Эфраим Прудлок, представил его Грэм. Мой помощник в вопросах искусства и аболиционизма.
Грэм говорил грудным голосом на хорошем английском, только немного шепелявил. Прудлок поклонился. Его волосы были заплетены во множество тонких косичек, завязанных сзади желтой лентой.
Мистер Грэм только что рассказал мне, что написал книгу о своей жизни, сообщила мне Амелия. Он надеется, что его история изменит отношение людей к рабству.
Я буду рад прочитать ее, сказал я. Вы сами были рабом, сэр?
Был, кивнул Грэм и взмахом своей светлой ладони указал на других африканцев. Многие из этих мужчин и женщин обязаны своей свободой мистеру Арчеру. Они пришли помянуть его и воздать хвалу Господу за то, что позволил им с ним встретиться.
Я знал, что Тэд часто представлял чернокожих клиентов. Девять лет назад раб по имени Джеймс Сомерсет подал в лондонский суд на своего владельца, и Лорд главный судья неохотно постановил, что рабство несовместимо с Великой хартией вольностей. Эта история создала прецедент, и некоторые уже заявляли, что рабство теперь незаконно на английской земле. На самом деле все было не так просто в законах царила путаница, но рабы могли обратиться в суд, чтобы их не отправили принудительно на острова Карибского моря. В результате большинство чернокожих в Англии стали наемными слугами. Только в портах, через которые шла работорговля Бристоле, Ливерпуле, Дептфорде, англичане все еще оставались владельцами большого количества рабов. Говорили, что африканцы в таких местах не понимают, что закон может помочь им, и не знают, что такие адвокаты, как Тэд, будут оказывать им юридические услуги бесплатно. Неудивительно, что люди пребывали в замешательстве. Может, английские свободы и правда господствовали на английских берегах, но Великая хартия вольностей не запрещала лицемерия. Решение суда не распространялось на наши карибские колонии, где плантации зависели от труда рабов.
Мистер Грэм, вы слышали про аболиционистское общество под названием «Дети Свободы»? спросил я.
Я слышал о них, хотя предпочел бы не слышать. Они приносят больше вреда, чем пользы делу аболиционизма.
Его ответ поставил меня в тупик.
Разве они не помогают беглым рабам? спросил я.
Помогают, но часто используют дерзкие методы, иногда применяют насилие. В прошлом году они помогли рабу сбежать из дома в Блэкхите и сильно избили лакея, который пытался их остановить. Мистер Арчер был одним из адвокатов, представлявших рабов, которым они помогали.
Вы знаете, где их найти?
Мне очень жаль, но я не могу вам помочь. Видите ли, они действуют тайно. Своими действиями они нажили себе много врагов среди работорговцев и опасаются мести. По этим причинам я советовал бы вам не искать их.
Несмотря на предупреждения Моисея Грэма, я решил, что после возвращения в Лондон попытаюсь найти их.
Сюда приходил мужчина со шрамами в красной шляпе. Я видел, как вы на него смотрели. Кто он?
Грэм колебался:
Его зовут Сизар Джон. Еще один африканец, из-за которого у нашей расы плохая репутация.
Он аболиционист?
Он негодяй, вмешался в разговор Прудлок, его акцент был гораздо сильнее, чем у Грэма. Несомненно, вы читали в газетах, что Лондон кишит свободными неграми, которые только и ждут, как бы залезть в ваш дом и перерезать вам горло? Эти рассказы основаны на предрассудках, но у нас есть свои мошенники и злодеи, точно так же, как и среди представителей вашей расы. Сизар Джон как раз из таких.