Где-то вдалеке выбил длинную дробь дятел.
А вон и освещенная солнцем поляна, испещренная фиолетовыми пятнами. Не сговариваясь, мы с Черным сворачиваем к ней.
Здесь? останавливаюсь я.
Давай здесь, соглашается он. Цветов навалом.
Сон-трава любит пригорки с солнечной стороны. Наша поляна точно такая. На ней редкие сосенки, березки, кусты краснотала. Ярко-фиолетовые цветки на мохнатых ножках куртинами густятся на голой земле. В одном цветке шесть крупных лепестков, в глубине чаши шар из желтых тычинок, мажущихся пыльцой.
Я знаю, что сорванная сон-трава быстро вянет, и все же не удерживаюсь, отрываю ножку от корневища и прижимаю ее к щеке. На ножке множество ворсинок, и от их прикосновения щека горит.
Дай мне, слышу голос Любы.
Я открываю глаза, вижу тонкие пальцы и вкладываю в них цветок.
Красивый, говорит Люба. Почему его называют сон-травой?
Положишь вечером под подушку, и будешь всю ночь спать, как убитая, смеется Шиман.
Они с Гирлой запыхались, но виду не подают. А Люба, между прочим, не худенькая. Я опять натыкаюсь взглядом на ее колени.
Моя баба Хадоска называет ее прострел-травой, говорю я. Черт спрятался под цветком, и архангел Михаил прибил его перуном. Молнией, по-нашему.
И что? смотрит на меня ясными серыми глазами Люба.
Ничего, пожимаю я плечами. Их же нельзя убить.
Значит, это цветок черта?
Забабоны, оттесняет меня плечом от Любы Шиман. Собирай хворост, будем костер раскладывать. А вы цветы собирайте.
Он любит командовать. И умеет. Гирла на полголовы его выше, но слушается беспрекословно.
3
Я, Черный и Гирла идем в лес за хворостом. Шиман распаковывает сумки с едой. Девочки, сидя на корточках, собирают цветы.
Я думаю, что вот-вот войдет в берега Днепр и начнется настоящая жизнь. Сначала буду ловить рыбу в устье Ведричи, которая впадает в Днепр за льнозаводом, потом переберусь на глизы, так называются кручи из темно-сизого глея. Там рыба хорошая: красноперка, лещ, подуст. На стремнине стоят на якоре челны рыбаков-язятников. Совсем потеплеет будем оставаться на ночь с донками-закидушками. На них чаще всего берутся ерши-носари, но иногда и окуни попадаются, и налимы. Ночью мы тоже зажигаем костры, но они больше для удовольствия. Смотришь в мерцающие угли, думаешь о неземной жизни. Угли похожи на звезды, мигающие в черном небе над головой
Гирла разжигает костер. Он мало говорит, но может починить велосипед, запрячь лошадь, смастерить из сетки топтуху. Топтухами мы ловим мелочь в озерцах, оставшихся после паводка. Там и щучки попадаются, но в основном густерки, плотвички и подлещики.
Хворост сначала чадит, затем вспыхивает веселым пламенем. Шиман нарезал из краснотала прутьев и насадил на них кусочки сала. Это та самая еда, которую любят пацаны, но воротят нос девочки.
Мы берем по куску хлеба, поджариваем на огне сало и откусываем, подставляя под капающий тук хлеб. Вкуснота!
Одна капля попала мне на запястье. Я взвыл и стал торопливо зализывать обожженное место языком.
Кожа сошла? спросил Шиман.
Сошла.
Все по очереди осмотрели ожог.
Будет долго болеть, сказал Черный. Отметина на всю жизнь останется.
До женитьбы заживет, похлопал меня по плечу Шиман.
Девочки захихикали.
И здесь я отличился. Отчего-то подобные истории со мной часто случаются. Когда мы жили в Ганцевичах, я провалился одной ногой в горящий под землей на приречном лугу торф. Вылечила старая Шабаниха, торгующая на вокзале семечками. Отварила картошку, истолкла в чугуне, облепила этим месивом ногу, и через неделю я уже скакал на двух ногах. Ребята об этом не знают, иначе засмеяли бы.
А уже в Речице я чуть не утонул в Полученке. Озеро мелкое, но и в нем есть места с головой. Я еще плавал не очень хорошо, побрел через озеро за ребятами, и вдруг почувствовал, что не достаю дна. Здорово нахлебался, пока не выбрался на мель.
Ты чего? спросил Гирла, увидев, как я отплевываюсь.
В нос попало, пробормотал я.
А ты бы крикнул.
Как раз крикнуть я не мог. У тонущего человека меркнет в глазах свет и пропадает голос.
Девочки надрали большие букеты сон-травы.
Что вы с ними будете делать? спросил я Любу.
Засушим, пожала та плечами.
У меня в гербарии сон-травы не хватает, поддакнула Танька.
Я с сомнением посмотрел на мясистые ножки цветов. Это сейчас они красивые, бархатистые на ощупь, а в засушенном виде? Кроме того, перезревшие цветки сон-травы, как и медуница, блекнут, будто выгорают на солнце.
У тебя есть гербарий? спросила Люба.
У меня бабочки, сказал я.
Все прошлое лето я ловил сачком на лугу бабочек. В засушенном виде они, кстати, тоже поблекли и обтрепались.
Покажешь?
Приходи.
Я посмотрел на Гирлу. Тот расшвыривал в костре чадящие головешки, чтобы не устроить в лесу пожар. Бабочки, как и сон-трава, его не интересовали.
Цветов нарвем? спросил я Шимана.
Зачем? удивился тот. Мы же не девки.
Это правда. У каждого из нас своя забота. У Гирлы с Любой все взаправду или понарошку?
Любка показала мне язык. Я засмеялся и подпрыгнул козлом. Шиман, Черный и Гирла в изумлении уставились на меня.
Скоро лето, объяснил я им. На речку хочется.
Шиман собрал остатки еды. Черный забросал землей угли в костре. Гирла подкачал насосом спустившую шину колеса на велике. У меня тоже одно колесо приспустило, но мне ведь не надо никого везти. Как-нибудь доберусь до города.
Я вдруг увидел, что обе девочки похожи на сон-траву: яркие, свежие, теплые. Мне захотелось прикоснуться к их волосам, как к цветкам, щекой.
На, с улыбкой протянула мне букетик сон-травы Танька. Самые крупные выбрала.
Три столицы
К вечеру разыгралась метель, но Алексей своих планов менять не стал. Раз уж решил вырваться в Минск, никто его не остановит, даже директор школы Станкевич.
А тот, подобно матерому сторожевому псу, уже подходил, позвякивая цепью.
Не забыли, Алексей Константинович?
О чем?
Родителей Кабака навестить. Вы ведь и к Курачу еще не сходили?
Алексей почесал затылок. К родителям двоечников Кабака и Курача он действительно не ходил. Вернее, попытка была. В минувшее воскресенье съездил на велосипеде в Первомайское, которое когда-то называлось Кобылье.
Куда идешь?
В Кобылье.
Зачем?
За кобылой.
Уже лет двадцать, как поменяли название, а каждый первоклассник в школе знает, что Кабак из Кобылья.
Между прочим, баба Зося, у которой квартировал Алексей, считала, что девки из Кобылья отнюдь не худшие.
Про них так и говорят: пилоткой стукнешь, не повалится можно брать, сказала она. У меня там племянница живет.
Алексей Константинович пожал плечами. Ему нравился солдатский юмор бабы Зоси, но жениться он не собирался ни на кобыльских, ни на крайских девицах.
Алексей въехал в деревню и увидел мужика, стоявшего посреди улицы. На шее у него висел баян. Время от времени мужик широко разводил меха, но нащупать при этом пальцами нужные кнопки не мог. Баян всхлипывал и умолкал.
Это кто? спросил Алексей тетку, выглянувшую из-за забора.
Кабак.
А почему пьяный?
Получка сегодня.
Алексей понял, что поговорить с отцом своего двоечника не удастся. Развернулся и поехал назад.
Говорят, вы вчера у нас были? подошел к нему на следующий день Коля Кабак.
Был.
А почему в хату не зашли?
Твой батька был пьяный.
Он каждый день пьяный, пожал плечами Коля. Мати дома была.
Ты тоже сидел дома?
Я вместо батьки на тракторе в поле пахал.
Алексей Константинович хмыкнул. Коля Кабак, конечно, двоечник, но вот ведь пашет. Невзирая на тридцать ошибок во вчерашнем диктанте, надо в четверти вывести тройку. И из восьмого класса выпустить. Все равно ему дальше пахать, а не в институте учиться.
Но Станкевича подобные тонкости не волновали. Для него важно, чтобы классный руководитель провел беседу с родителями двоечника.
И, тем не менее, Алексей Константинович вместо Кобылья отправился в Минск.
На автобусной остановке он увидел тетку, обвязанную пуховым платком до самых глаз, на ногах сапоги, похожие на бахилы.
При ближайшем рассмотрении тетка оказалась школьной библиотекаршей Галиной Петровной.
И вы в Минск? изумился учитель.
Галина Петровна в его представлении была глубокой старухой, которой уже нет смысла куда-либо ездить. Ей было лет тридцать, не меньше. При этом она была незамужней.
Бу-бу-бу, сказала из-под платка Петровна.
Автобус отменили? снова удивился Алексей. Не может быть. Его еще ни разу не отменяли.
И действительно, в снеговой кутерьме показались два желтых глаза.
Вот! показал на глаза Алексей. А вы говорите метель.
Он помог Петровне взобраться на ступеньки, подал сумку и вскочил в автобус. В салоне народу было немного. В такую погоду только на печи сидеть, а не мчаться на свидание с однокурсницей.
Алексей устроился у окна. Петровна впереди него раскутала платок и оказалась вполне миловидной особой.
«Это потому, что освещение слабое, подумал Алексей. При дневном свете морщинки у глаз видны».
Он стал размышлять о жизни. Место на кафедре русской литературы, к которой был прикреплен, ему не светило. «Вы, жадною толпой стоящие у трона» Его даже и в толпе нет. Прозябать в Крайске за сто километров от Минска? «На свете есть три столицы: Минск, Логойск и Плещеницы». Этот стишок в Крайске знали все, от первоклассника до выпускника.
Он тяжело вздохнул. Изящная шея Петровны, в которую упирался его взгляд, мешала сосредоточиться. Откуда у них берутся такие шеи?
Петровна пошевелилась, и Алексей понял, что и ей неуютно.
«Интересно, куда она намылилась? подумал он. Уж ей точно на печке надо сидеть».
К девушке? повернула голову Петровна.
Профиль у нее тоже выточен не хуже шеи. На щеке румянец.
Куда хочу, туда и еду, буркнул Алексей.
Грубить в университете выучились? усмехнулась библиотекарша.
Девушкой он не назвал бы ее даже в мыслях. При этом не мог не отметить выразительный изгиб улыбающихся губ. Пожалуй, они не хуже Зойкиных. А может, и слаще.
Алексей уставился в темное окно. Ни зги не видно, даже огни в деревнях погасли.
Женился бы на Зойке, не пропадал бы в заснеженных полях. Папаша военком давно бы вызволил зятька из полона. А вот не хочется. Между прочим, десятиклассницы в Крайске очень даже ничего. Одна Тома, дочка Станкевича, чего стоит.
Ему вдруг стало зябко.
Говорят, вас директор обхаживает? снова повернула к нему голову Петровна. Домой к себе еще не приглашал?
Темно-серые в крапинку глаза откровенно смеялись. Все старые девы читают чужие мысли или только эта?
Да у вас на лбу все написано, хмыкнула Петровна. Вы лучше к Нине Шкель приглядитесь. Симпатичная.
Теперь Алексея бросило в жар. Нина действительно ему нравилась. Что, и это на лбу написано?
А то! фыркнула библиотекарша.
«Ведьма!» покрутил он головой.
Я еще и сглазить могу, сказала Петровна. Ваше счастье, что мы уже в Плещеницы приехали.
Она потащила тяжелую сумку по проходу.
«Ну и не стану ей помогать, подумал Алексей. Теперь понятно, почему некоторые в девках засиживаются».
Несмотря на поздний час, на автостанции было полно народу.
Автобусы не ходят, сказал мужчина в кожухе. Дороги занесло во все стороны. Как бы ночевать здесь не пришлось.
Алексей оглянулся по сторонам. Ночевать в этом полутемном холодном зале ему не хотелось.
Здесь неподалеку гостиница, подмигнул ему мужчина. Айда, пока все места не заняли.
И я с вами! метнулась за ними Петровна. Мне тоже деваться некуда!
Алексей неохотно взял из ее рук сумку.
В гости к подруге собралась, виновато сказала Галина, всего одну банку варенья положила, и все равно сумку не поднять.
Впервые ее тон Алексею понравился. Ведь может, когда захочет.
А что в комплекте к варенью? строго посмотрел на библиотекаршу мужчина.
Пирожков напекла, сальца кусочек
Петровна вроде бы каялась, и это располагало к ней. Она взяла Алексея под руку и прильнула к нему, словно ища защиты. Несмотря на сапоги, была легка на ногу. Он ощутил мягкое прикосновение бедра, и сердце екнуло. Точь-в-точь как с Зойкой.
Снежные заряды едва не валили с ног. Снег так хлестал по лицу, что было больно глазам. Алексей отворачивался от ветра, завидуя Петровне в ее платке.
Гостиница, к счастью, была рядом со станцией. Сильно топая ногами, они ввалились в уютное тепло, залитое ярким светом.
С автобуса? с улыбкой встретила их пожилая дежурная. Как раз одна комната осталась. И для девушки место найдется.
Оказывается, для счастья не так много надо. Кровать с чистым бельем, горячая батарея, а за окном вьюга.
Жалко, магазин закрыт, сказал сосед.
Он работал агрономом в Завишине, звался Константином.
Зачем нам магазин? спросил Алексей, складывая покрывало.
Ему хотелось как можно скорее нырнуть в постель и укрыться одеялом с головой.
Сходи к своей крале, сказал агроном. По-моему, у нее есть.
Что есть? замер Алексей, чувствуя, что в тепле у него загорелось лицо.
Бутылка! удивился Константин. Раз в гости едет, значит, с бутылкой. Я бы такую ни за что не упустил.
«Так в чем дело?» насупился учитель.
У меня уже двое на лавке сидят, одному три, второму четыре, вздохнул агроном. Но вот встречу такую, как твоя, и обо всем забываю. Небось, сладкая?
Он подмигнул Алексею. Тот нашарил рукой дверь и выкатился в коридор. Попал в нерет, ни взад, ни вперед
Так и знала, что не уберегу, уперлась кулачками в бока Петровна. Не надо было давать вам сумку, ни за что не догадались бы, что там бутылка вина.
Это агроном, пробормотал Алексей.
В коротком халатике Петровна была ослепительно хороша. Морщинки возле глаз в ярком свете тоже куда-то пропали.
Заходите через пятнадцать минут, распорядилась библиотекарша. И захватите стаканы.
Я же говорил! подскочил с кровати Константин. У таких барышень всегда есть. Повезло тебе, парень.
Он достал из чемодана чистую рубашку, переоделся, обтер лицо и шею одеколоном.
Хочешь? протянул бутылочку Алексею.
Не надо.
Отчего-то Алексею было неприятно наблюдать за возней агронома. Собирается, как поляк на войну. Похоже, он не только по картошке специалист.
Ты, главное, не дрейфь, сказал, придирчиво оглядывая себя в зеркале, Константин. Лучше, конечно, чтоб она с подругой была, но и так сойдет. Никогда не знаешь, где повезет, а где нет. Закон жизни!
«О чем он? тоже посмотрел на себя в зеркало учитель. Мне и не надо ничего. К Зойке на свидание еду».
У Петровны к их приходу все было готово. На столе стояла бутылка «Варны», на салфетке горкой лежали пирожки, в тарелке нарезанное сало.
Нож у дежурной есть, а штопора нет, сказала, показывая на бутылку, Петровна. Придется закусывать без выпивки.
Никогда! направился к столу агроном.
Он взял бутылку, поставил на пол, большим пальцем правой руки надавил на пробку и протолкнул ее внутрь.
Пропали двенадцать копеек, вздохнула Петровна. С пробкой внутри бутылки не принимают.
Я умею выбивать пробку ладонью, но так быстрее, смутился Константин.
«Где это она научилась мужиками вертеть? подумал Алексей. Неужели в Крайске?»
Этому не учатся, хмыкнула Петровна. Талант надобен.
Алексей крякнул. Так и будут по очереди с агрономом краснеть.
И правильно, кивнула Петровна. От меня надо держаться подальше.
Ну, за хозяйку! поднял стакан Константин. Я еще в автобусе понял, что с этой парочкой не пропадешь.
«Какая парочка? отхлебнул из стакана Алексей. Я ее вообще в первый раз вижу».
Он действительно впервые разглядел серые глаза Петровны, тяжелую волну русых волос, полную грудь и гибкую спину. Прям Марья-царевна, а не библиотекарша.
Хмель ударил в голову. Краем глаза он заметил круглую коленку в разрезе халатика.