А вот это не про вас, запахнула халатик Петровна. Сначала говорить научитесь.
О чем говорить? проглотил комок в горле Алексей.
Взялся за грудь говори что-нибудь! хохотнул агроном.
«Дубина!» зыркнул на него учитель.
Ну, хотя бы тост скажите! погладила его по спине Петровна.
Предлагаю выпить за то, чтобы кончилась метель, и мы все смогли отправиться по своим делам!
Алексей чокнулся сначала с Петровной, затем с агрономом.
Неправильный тост, взял со стола пирожок Константин. Тут лучше, чем в автобусе.
Это вам лучше, сделала глоток Петровна, а молодым надо в Минск. Зачем я покупала такое крепкое вино? Голова кружится.
Вино в самый раз, снова разлил по стаканам Константин. В нашем магазине такого нет.
Посмотрите в окно, улыбнулась Петровна. Кое-кто наворожил.
Метель за окном утихла. Из кромешной темноты изредка выплывали на свет большие снежинки и пропадали.
Пойдем на небо посмотрим? предложила Петровна. Вдруг там звезды?
Вы идите, а я спать, допил вино агроном. Завтра на первый автобус надо успеть.
Я за пальто, подскочил Алексей.
Он вдруг понял, что самое приятное это выполнять приказы Петровны, пусть они и нелепые.
На улице была настоящая зимняя сказка. Под заборами лежали пухлые сугробы, в небе четко рисовались ветки деревьев в густой бахроме, под тяжестью налипшего снега прогибались провода между столбами.
А где звезды? запрокинула голову Петровна, споткнулась и ухватилась за руку Алексея.
Он, словно ждал этого, притянул ее к себе и впился долгим поцелуем в сладкие от вина губы.
Это был настоящий поцелуй, хмельной и жадный. Земля уходила из-под ног и уносила парочку в черную воронку космоса.
Петровна что-то промычала. Алексей, не отрываясь от губ, просунул руки в прореху между пуговицами на пальто и крепко обнял ее за талию. Петровна все-таки оттолкнула его и коротко рассмеялась. Их глаза находились на одном уровне, но Алексей не мог поймать ускользающий взгляд Галины.
Заявление подала, сказала Петровна.
Какое заявление?
Он снова потянулся к сладким губам.
На увольнение, уперлась руками ему в грудь Петровна. Уезжаю из Крайска.
Алексей почувствовал, как за шиворот пополз холод. Вселенская стужа снова сковала землю. Алексей не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. В тот самый миг, когда он был готов остаться с Петровной в третьей из столиц навсегда, его отшвырнули в сторону, словно тряпку.
«Шутишь?» взмолился он про себя.
Не шучу, твердо сказала Петровна.
Она отступила на шаг и стала отряхивать снег с мехового воротника.
И вы здесь не останетесь, продолжила Петровна. Директор это тоже понимает, так что не бойтесь.
«Чего я должен бояться?» мелькнуло в голове.
Томы Станкевич, фыркнула Петровна. Она первая невеста в Крайске, как раз для вас. Но Нина лучше. Правда, вам и она не достанется. На следующий год вы уже будете в Минске.
«Откуда она все знает?» поразился Алексей.
Тут и знать нечего, махнула рукой Петровна. Идем в гостиницу, холодно.
А я к вам девочку подселила, сказала Петровне дежурная, внимательно глядя на Алексея. Тоже со станции.
Вот и хорошо, кивнула Галина. Вдвоем спать веселее.
Она уходила по коридору гораздо более чужая, чем до сегодняшнего вечера. И Алексей понимал, что это безвозвратно.
«На свете есть три столицы Минск, Логойск и Плещеницы», вертелся в голове стишок.
Стишок был глуп, но в нем скрывалась вся правда о жизни Алексея.
Соло в яме
На третьем курсе в нашу комнату в общежитии подселили Яна Чернякевича. Польские студенты иногда появлялись на филфаке университета, и мы Яна встретили если не с распростертыми объятиями, то вполне приветливо.
Водку пьешь? спросил Вадик Хващевский. Он всех об этом спрашивал, не только Яна.
Почки! схватился тот за бок. Как только вылечусь, обязательно!
Как всем полякам, ему трудно было не ставить в русских словах ударение на предпоследнем слоге и не употреблять разделительный мягкий знак. «Обязательно» у него получилось «обьязательно». Но мы на подобные мелочи не обращали внимания.
Откуда сам? спросил я Яна.
З Познаню.
Все-таки его русский язык отличался от нашего. Мы бы сказали «из Познани».
В карты играешь? поинтересовался Саня Лисин.
Он тоже об этом всех спрашивал.
В карты? удивился Ян.
Ну, да, кивнул Саня. Очко, пулька, кинг, рамс, сека
Саня был родом из Сочи и играл во все карточные игры, правда, без особого успеха.
Научусь! торжественно пообещал Ян. На коляцьи сыграем.
Новогодние коляды он назвал «коляцьями», что для поляка вполне нормально.
Ян оказался типичным польским студентом. В отличие от нас, он ходил на все лекции, беспрерывно читал книги и старательно овладевал тонкостями русского языка. Несколько отличало его от других польских студентов лишь отсутствие подружки.
Камни в почках! горестно вздыхал Ян. Очень плохая болезнь.
Мы сочувственно вздыхали. Ян не мешал нам ни пить вино, ни играть в карты. Изредка по утрам он пытался растолкать Саню, чтобы тот шел на лекцию, но безрезультатно. Разбудить Саню не могла и Рая, его подруга-старшекурсница. Хотя Саня ей нужен был не для того, чтобы идти на лекцию. По утрам у нее ломался фен или что-то в этом роде, и она хотела заставить Саню починить его. Тоже безрезультатно.
Итак, каждый из нас жил своим умом, стараясь все-таки далеко не выходить за общепринятые рамки. Хлопцы из соседней комнаты развели ночью костер, чтобы спеть под гитару «Солнышко лесное», их выгнали.
Подобная участь ждала и нас. Вино и карты редко доводили студента до диплома. Я намекал на это своим товарищам, но меня не слушали.
Ты играешь или нет? спрашивал Саня. Вино можешь не пить, его и так мало.
Я махал рукой и садился за стол. Преферанс мне нравился.
В любом случае, все шло к тому, что называют «фиаско» или другим русским словом из пяти букв, но нас спасло чудо. Во время ректорской проверки, которые случаются в общежитиях не чаще одного раза в пять лет, Ян пошел в туалет, который был в другом конце коридора. Мы расписывали пульку, на столе стояло, естественно, вино, Саня с Вадиком курили. Ян увидел ректора университета уже возле нашей двери. Возможно, тот даже взялся за ручку.
Замкненто естэм! закричал Ян, устремляясь к ректору. Тутай поляци живемы, як Бога кохам!..
Ректор остановился. Бегущий поляк в коридоре показался ему забавным.
Много у нас иностранцев? спросил он кого-то из сопровождающих лиц.
Не очень много, но есть. Недавно на француженку бумага из милиции пришла.
Что такое?
Да негр ее укусил за одно место Разбираемся.
А Ян уже встал у двери и загородил ее своей отнюдь не богатырской грудью.
Ладно, сказал ректор. К иностранцам у нас должно быть повышенное внимание. Пойдем дальше.
И комиссия проследовала к следующей комнате, а Ян ворвался в нашу, аки разъяренный лев.
Вы тутай водку пьете, а там ректор с проверкой, вашу мать! гремел он, мешая польские слова с русскими. Иле раз говорил вам: выгонят к дъяблу, и правильно сделают!
Саня сходил на разведку в коридор и быстро вернулся.
Правда, проверка, сказал он, почесывая затылок. Ян, мы тебе бутылку должны.
Две! вмешался Вадик.
Хоть три! продолжал бушевать Ян. Русский раздолбай хуже пьяного поляка! Кто посреди белого дня играет в карты?
Он любил выражения вроде «посреди белого дня». В них ему виделась та недоступная обычному иностранцу тонкость русского языка, до которой он, Ян, смог добраться.
Именно Ян познакомил меня со своим земляком. Влодек учился на пятом курсе нашего университета, и у него на носу был диплом.
Надо написать, сказал Ян, с тревогой глядя на меня.
Он произнес написать, но я не стал его поправлять.
Пусть пишет, пожал я плечами.
Я в Ленинграде был, но Ольгу Берггольц плохо знаю, вмешался Влодек.
Он тоже с тревогой смотрел на меня.
При чем здесь Ленинград? не понял я.
У него диплом по творчеству Ольги Берггольц, сказал Ян. Поэтесса такая. Живет в Ленинграде, и Влодек туда ездил.
Узнал? повернулся я к Влодеку.
Нет, вздохнул тот.
А зачем ездил?
Чтоб посмотреть.
Влодек, кстати, по-русски говорил лучше Яна.
У меня девушка русская, признался Влодек. Хорошо учит.
И не одна! с осуждением посмотрел на него Ян. Так ты будешь писать?
«Опять это писать, подумал я. Что они от меня хотят?»
Чтобы ты написал для Влодека диплом! За деньги
Последние слова Ян произнес шепотом.
В принципе, деньги у меня были, я регулярно ссужал их Сане, когда тому нечем было расплатиться за карточный долг. Кроме повышенной стипендии, я получал тридцать рублей в месяц как инструктор в обществе «Трудовые резервы». В нем я тренировался в секции вольной борьбы. Плюс талоны на питание, легко конвертируемые в живые деньги, а это еще тридцать рублей.
Сколько? спросил я.
Пятьдесят рублей! шепотом сказал Влодек.
Ян сделал большие глаза.
Шестьдесят, поправился Влодек, плюс подарок из Польши, какой захочешь!
Я знал, что некоторые девушки из моей группы привозили себе и подругам джинсы из Польши. Другой вопрос, как они туда попадали? Но я не утруждал себя поисками ответа на него. У меня было много других дел.
Ладно, сказал я. Почитаю стихи, и скажу, берусь за диплом или нет. У вас ведь не повышенные требования?
Нет! хором сказала Ян и Влодек.
Главное, жебы написал, добавил Ян.
Из всех нас он был самый здравомыслящий.
На следующий день я отправился в Ленинскую библиотеку и заказал книги Ольги Берггольц.
Как я и предполагал, это была хорошая советская поэтесса. Может быть выдающаяся. Она пережила блокаду Ленинграда, что говорило о многом даже тому, кто родился после войны. А ее слова «никто не забыт и ничто не забыто» в нашей стране знали все.
«Настоящий поэт! подумал я, глядя на фотографию Ольги Берггольц. Лицо красивое».
Причем лицо стареющей поэтессы мне нравилось гораздо больше, чем молодой. «Наверное, это от фотографа зависит», подумал я.
Я сказал Влодеку, что согласен написать диплом, и принялся строчить. Студенту, умеющему работать с литературоведческим статьями, это не составляло большого труда. Тем более когда знаешь, что к иностранцу никто особо придираться не будет.
Машинистка поймет? спросил Влодек, когда я передал ему тридцать страниц написанного от руки текста.
Поймет, сказал я.
Хотя до сих пор с машинистками встречаться мне не доводилось.
Добавить бы надо, сказал Влодек, взвесив в руке рукопись. Все же это диплом, а не курсовая.
Еще список литературы будет, успокоил его я. Страниц десять.
Цитаты есть?
Полно.
Все творчество охватил?
Почти. О прозаической книге «Дневные звезды» не писал.
Прозу не надо, согласился Влодек, только стихи.
Мне автобиографическая проза нравилась гораздо больше стихов. И если уж становиться писателем, то прозаиком. Но Влодеку об этих своих соображениях я говорить не стал. Тот бережно уложил рукопись в портфель. Было видно, что он умеет ценить свое имущество.
Она немка? спросил Влодек, пожимая мне руку на прощанье.
С чего ты взял? удивился я.
По фамилии.
Отец из Риги, сказал я. Мать русская.
Тогда ладно, успокоился Влодек. Ну, я пошел. Деньги отдам на следующей неделе.
Хорошо.
Отчего-то я не сомневался, что Влодек со мной расплатится.
Хорошая поэтесса? спросил Ян, когда я сказал ему, что написал диплом.
Очень, кивнул я. Первого мужа, правда, расстреляли.
Кто муж?
Поэт Борис Корнилов, тоже хороший.
Когда расстреляли?
В тридцать восьмом.
Я не стал говорить, что саму Ольгу Берггольц дважды арестовывали, и здоровье она потеряла в застенках НКВД. Полякам все эти перипетии могли быть непонятны.
Вшыстко розумем, сказал Ян. У нас тоже расстреливали. Политика.
Иногда он начинал говорить по-польски, но я все понимал. Недаром польский язык изучаю. Правда, Кира Михайловна, моя преподавательница, заявляла, что по-настоящему выучить этот язык мне не удастся.
Почему? недоумевал я.
Акцент не тот. И ударения неправильно ставите.
Сама она говорила с сильным польским акцентом, однако это не мешало ей смотреть свысока и на русских, и на белорусов. Не знаю, какие отношения у нее с литовцами, их в нашей группе не было.
Что будешь заказывать для подарка? спросил Ян.
Не знаю, пожал я плечами.
Хотя на самом деле я знал, что закажу. Я мечтал о полном собрании сочинений Константина Паустовского в восьми томах. Недавно оно вышло, но в книжных магазинах, естественно, его никто не видел. Дефицит в нашей стране отчего-то наиболее был распространен среди книг.
Больше других у Паустовского мне нравились его ранние вещи «Романтики» и «Блистающие облака», я даже курсовую по ним написал. Но прочитать их можно было только в собрании сочинений, отдельными книгами они не выходили. Во всяком случае, сейчас.
Джинсы можно заказать, сказал Ян, и оглянулся по сторонам. Или отрез на костюм.
Отрез? не понял я.
Да, штуку матерьялу Я правильно говорю?
Правильно, кивнул я. Подумаю. Мы с Влодеком завтра встречаемся.
Ян уткнулся в книгу, а я отправился на тренировку. На третьем курсе у меня каждый день был расписан по минутам, как говорил в таких случаях Вадик даже выпить некогда. Я, правда, и не пил, борьба плохо сочеталась с выпивкой.
Пересчитай, сказал Влодек, передавая мне конверт с деньгами.
Верю, хмыкнул я, и засунул конверт во внутренний карман пиджака.
Деньги обязательно надо пересчитывать, строго сказал Влодек. Доверяй, но проверяй.
Несмотря на хороший русский язык, «обязательно» у него тоже было с мягким знаком.
Я достал конверт и пересчитал купюры ровно шесть червонцев.
В расчете? спросил Влодек.
Конечно, сказал я, вот только подарок
Да, подарок! обрадовался Влодек. Мы договаривались. Ян сказал, что ты хочешь отрез на костюм.
Отрез? Нет, я хочу собрание сочинений Паустовского. В ваших книжных магазинах оно обязательно будет.
Я чуть было не вставил мягкий знак в слово «обязательно».
Здесь не можно купить?
От удивления Влодек стал плохо говорить по-русски.
Не можно, кивнул я. Восемь томов везти будет тяжело.
Влодек долго смотрел на меня. Видимо, русский человек открылся ему с какой-то другой стороны. Хотя на самом деле я был белорусом.
Белорусы раньше были поляками, а теперь русские, сказал Влодек. По-белорусски даже ты редко говоришь.
У него опять стал хороший русский язык.
Не с кем, сказал я. На русском отделении учусь.
Мы помолчали.
Ладно, вздохнул Влодек. Привезу. Напиши на бумажке фамилию.
Я написал.
Хороший писатель? посмотрел на бумажку Влодек. Как Достоевский?
Лучше, сказал я.
Мне и правда Паустовский нравился больше, чем Достоевский, но говорить кому-либо об этом я не собирался. Поляки в данном случае в расчет не принимались.
Да, мы иностранцы, согласился Влодек. Но жениться я хочу на русской. Как ты к этому относишься?
Женись, пожал я плечами. Хотя и польки ничего.
Очень капризные! И деньги любят больше, чем меня.
Мы засмеялись.
Да, я показывал свой диплом на курсе. Сказали очень хороший.
Я почувствовал, что краснею. Бороться на ковре проще, чем писать поляку диплом. Кстати, как быстро он мой диплом стал считать своим Учись, студент.
Ладно, привезу я тебе этого Влодек заглянул в бумажку, Паустовского. А у Берггольц действительно латышская фамилия, я посмотрел в энциклопедии. Хорошо, что не немка.
Я не стал выяснять у него, чем немцы хуже латышей.
Через день на лекции по русскому языку наш преподаватель Антон Антонович Балабан вдруг заговорил о роли омонимов.
Посмотрите, как одни и те же слова могут иметь разный смысл, сказал он. Вот одна фраза: «Когда пришел Наполеон, поляки пели соло в яме». И вторая: «Когда пришел на поле он, поля кипели соловьями». Как разделишь слова, так и будет: в одном случае поляки пели, в другом поля кипели, что кому больше нравится.