Большая белая лань изнемогала под деревом, и в её синих очах стояли слёзы.
Не бойся, девушка с волосами золотого света склонилась над ланью, накрыла тёплым пледом. Важный срок пришёл, но ты справишься, а я тебе помогу. Всё завершится хорошо, как и всякий прежний раз, хоть ты об этом и не помнишь
Издав гортанный вопль, Царевна-лань забилась в судорогах. Поток талой воды хлынул из её промежности, обдав юбки Бригитты. Та, ничуть не смутившись, ловко выловила из потока первую Весну, укутала нежное тельце в серый кулёк:
Здравствуй, Марта!
Разглядывать Марту было некогда, ибо в мир спешила Аврил. Ей, как и в прошлые рождения, достался кулёк цвета ясного неба. Третья Весна, Майя, явилась следом и была поймана в одеяло оттенка юной зелени. Бригитта погладила измученную Царевну по холке, и та, шумно выдохнув облачко пара, обмякла меж древесных корней.
Дорога от Имболка до Остары короче, чем от искры до любви2
Приглядевшись, наконец, к Вёснам, Бригитта хихикнула. Помимо разноцветных, как и положено, глаз, девочки могли похвастаться острыми шерстяными ушками.
Ох, я же обещала Эрику фото! спохватилась Бригитта, ища телефон.
Увлёкшись съёмками стремительно растущих тройняшек, Бригитта едва не упустила миг прощания с Зимней царевной. По щиколотку в талой воде, с тремя кульками на руках, богиня плодородия и творческого огня всё-таки успела подарить Царевне тепло объятий её дочерей прежде, чем та обратилась в ослепительно-белый сугроб.
Взявшись за руки, Марта, Аврил и Майя отправились в мир. Бригитта глядела, как талые прогалины и робкие первоцветы отмечают их путь, и устало улыбалась вслед.
Почти не слышится шёпот смерти за гомоном птичьих стай.
О самом главном напомнит ветер: весна это ты. Настань!3
Оттаявшая тайна
Март пролетел мимо Персефоны на крыльях последних снегов и сильных ливней, что будто бы стремились отмыть землю дочиста, а если не выйдет утопить. Погода, однако, перестала волновать Персефону: то ли Эрик поговорил в магическом департаменте с кем надо, то ли тамошних служителей озарило и без его помощи но никто больше не смел упрекать Осеннюю княгиню в пагубном влиянии на климат. Более того, нашлись и благодарные за то, что Княгиня якобы не дала морозам покусать жителей Европы, вынужденных экономить на отоплении.
Подготовка концерта-мистерии увлекла Персефону сильнее, чем она рассчитывала: магия театра и музыки творилась силами участников, но они нуждались не в указке Княгини, а в её вдохновляющем присутствии.
Вот оно, делегирование полномочий, подмигнув Персефоне, отметила баньши Йордран. В княжеской свите полно профессионалов по части жуткого. Неужто этот хмырь из департамента хотел, чтоб Княгиня лично из тёмных углов выпрыгивала?
Марк, сидящий в обнимку с виолончелью, согнулся ещё сильнее от хохота, и даже призрачный органист усмехнулся из своей свистульки. Персефона вообразила, как посреди глухой ночи выскакивает из шкафа в хоромах Мирослава, превращая строгого начальника в заику. «А если не понравится ему наша мистерия, так и поступлю», с этой мыслью на лицо Персефоны, наконец, вернулась улыбка.
***
Человеческое бытие одарило Эрика дальнозоркостью, а письмо, доставленное почтовым вороном поутру, было написано столь микроскопическим почерком, что отставной Владыка вынужден был нацепить очки.
А тебе идёт, Агнешка бросила на Эрика озорной взгляд.
Льстишь, чаровница, одарив Агнешку воздушным поцелуем, Эрик заставил себя вернуться к письму.
Микроскопический почерк оказался арабской вязью, в которой бывший Князь был не слишком силён; пришлось искать по шкафам линзу-перевёртыш. Вооружившись всей возможной оптикой, он, наконец, прочёл:
«Глубокоуважаемые шейхи Самайна, премногосумрачные властелины Дикой Охоты, да будет ваша сила тверда, а магия совершенна! Благодарим вас нижайше за книгу о волшебных существах европейских стран, что издали вы минувшей осенью, и просим дозволения перевести сей труд на арабские наречия, дабы знакомить юных кудесников наших земель с обычаями и современным бытом обитателей земель ваших»
Письмо легло на угол стола, прикрыв собой пёструю открытку с иероглифами.
Вот и японцы о том же просят. А Княгиня мне всю плешь проела: давай сни-имем артбук с публикации в Сети, ли-ишнего мы натворили, весьма похоже изобразив интонации Персефоны, хмыкнул Эрик. Эк её этот Мирослав смутил. Будто указами да протоколами истинное волшебство стреножить можно
***
Премьера мистерии, которую Персефона торжественно окрестила «Лабиринты отражений», была назначена на день весеннего равноденствия. Княгиня радовалась буйству пробуждённой природы, но смутно ощущала, что её собственные силы более не находят опоры в грядущем отрезке календаря.
Зал берлинского кафедрального собора был наполовину пуст, хотя Марк предпочитал видеть его наполовину полным. И это ещё с бесплатным входом!.. Но, быть может, оно и к лучшему, ведь сколько ни репетируй, а на премьере обязательно что-нибудь
Свет погас, заставив смолкнуть шуршания и шепотки. Острый синий луч пролился с высоких сводов на пустующий орган. Минуты шли; ожидание зрителей грозило вот-вот перебродить в растерянное недоумение, но за миг до резких движений и громких вопросов Гюнтер скользнул в инструмент и штурмом взял первый аккорд.
Под потолком, отзываясь на музыку, зажглись алые лампы, и в отсветах адского пламени Марк разглядел явление левитирующих зеркал. Их плавный полёт завораживал настолько, что музыкант едва не забыл про соло на виолончели. Поспешно отдавшись своей виртуозной партии, Марк не сразу обратил внимание на вскрики и сдавленные вопли, что долетели из зала подобно аккомпанементу.
Зеркала замерли в разных местах партера и галереи. Плотный туман сочился с их краёв, обретая очертания чужих мрачных фантазий и сокровенных кошмаров. Кто-то натужно смеялся, кто-то горько рыдал, а кто-то пытался разбить зеркала, но они ловко уворачивались. Болотные огоньки сновали меж рядов, но до них никому не было дела.
Гюнтер переключился на особо тяжкий регистр, и в памяти Марка всплыли немецкие слова «angst» и «sehnsucht». Страх и тоска. А ведь это ещё баньши не вступили
«Если станет невмоготу, вспоминайте что-нибудь милое или смешное», советовала Персефона на первой репетиции. Похоже, пора закрыть глаза и думать о Дине. И котиках. Дине и котиках
Запели баньши.
Сидящий в почётном первом ряду Мирослав стойко терпел пытку зеркальным призраком, но кельтские певуньи его добили. Заткнуть уши не помогло: голоса резонировали в висках и позвоночнике. Глаза высокого начальника переполнились слезами, из горла прорвался жалобный стон.
Хватит!.. Пожалуйста, хватит
Призрак ещё немного побаловался картинами альтернативной реальности, в которой одна крупная, но успешно замятая магическая ошибка Мирослава таки приводит к чудовищным жертвам и разрушениям. Затем зеркало просветлело, и туманные щупальца развеялись по обе стороны безмятежной амальгамы.
Тёплый свет излился с хрустальных люстр, озарив бледную, заплаканную и потрясённую часть человечества. Нестройные аплодисменты звучали слабыми не потому, что зрители отвергли мистерию, а потому, что у них не было сил хлопать громче.
Мало-помалу зал опустел. Невзрачные девушки на выходе раздавали желающим минералку с витаминами такова была сдержанная милость Осенней княгини.
Как вы узнали? отыскав Персефону позади алтаря, прошептал Мирослав.
О чём? воздела бровь Княгиня.
Быстрота и связность мышления не вполне вернулись к Мирославу, но он уже осознал нелепость своего вопроса. Безымянный зеркальный призрак лишь настроился на волну жертвы, смодулированную жуткой музыкой, и выдал проекцию её страхов вовне. Оставалось верить, что участники этой дерзкой мистерии чтят чужие тайны.
Всё, что вы увидели, останется при вас, догадавшись о сомнениях Мирослава, заверила Персефона. А теперь прошу простить: мне пора. Послезавтра концерт в Риге, далее Таллин и Хельсинки. Сценарий один, а сюжеты будут зависеть от публики
Начальник магического департамента отступил на шаг, безмолвно мотая головой.
«Может, не стоит?» вопрошал его отчаянный взгляд.
Поздно, улыбка Персефоны была очаровательна и ядовита, как аконитов цвет.
***
Сьена линяла. Такое случалось с ней всякую весну, и линять девушка предпочитала в птичьем облике, ибо с выпавших волос проку нет, а перья сгодятся хотя б на рукоделие.
Повезло мне от батюшки сбежать, приговаривала Сьена, теряя оперение. Он-то думал, что вокруг меня бесы ночами скачут да за косу тягают. Молиться заставлял. Если б я случайно при нём перекинулась в купели со святой водой утопил бы, наверно. Да только от молитв у меня вера в собственные крылья ослабла
Историю побега Сьены Персефона уже знала. Во время зимнего истребления злоснеговиков Артемис малость перестарался и подпалил из огнемёта сельскую церковь благо, ночью там никого не было. Решив, что Йоль отличное время жечь мосты как буквально, так и метафорически, Сьена бросила к церковному порогу свою шапку с нелепым помпоном и сказала Артемису вести её куда угодно, только не домой.
Так и двинули мы автостопом в Ярославль. Там я и документы с новым именем получила, и школу экстерном закончила: Артемис велел доучиться по-обычному, а не только волшебные знания у него добывать, на обходах заповедника сопровождая.
Помимо «волшебных» знаний хорватский оборотень передал птицедевочке навыки одинокого выживания в лесу. «Чтоб не привязывалась к нему слишком сильно», рассудила Сьена.
Персефона не удержалась от грустной улыбки. О, как это в духе Артемиса: спасти, а потом дать от спасённого дёру, опасаясь не выдержать нежной признательности и горячей любви. За какую же провинность он назначил себе наказание длиною в жизнь? И как похожа история Сьены на историю самого Артемиса неприкаянного балканского юноши, некогда присягнувшего владыке Самайна
Кем тебе был Артемис? сорвалось с губ Княгини.
Не было в её вопросе ни зависти, ни ревности, лишь желание сложить витраж, взглянув на острые грани чужими глазами. Сьена почуяла это кончиками оставшихся перьев, потому её ответ был честен:
Мимолётным воплощением отца, которого у меня не было.
***
Старшая Весна Марта готовилась передать эстафету Аврил. Её собственный месяц прошёл в этот раз без потерь, но память о прошлогодней стычке с наследником Йоулупукки придала нынешнему воплощению Марты тревожную торопливость. Как ни осаживала она себя, но страх вновь исчезнуть, не растратив своих сил до дна, гнал ярые соки по древесным волокнам, не давал бабочкам доспать в коконах и выжимал свадебные трели из птичьих глоток.
Успокойся, сестра, Аврил погладила Марту по смешным оленьим ушкам. Если ты продолжишь в том же духе, мне придётся бездельничать, а Майе собирать урожай вместо Летнего королевича.
Будто отзываясь на её слова, солнце прикрылось облачной дымкой, и вольный ветер над лугами шумно выдохнул, избавляясь от лишнего жара. Зазвенели колокольчики в растрёпанных косах Вёсен. А где-то в горах за многие километры от них, не вынеся собственного веса, отдал якоря подтаявший снежный пласт. Лавина накрыла турбазу, обитатели которой едва успели спрятаться по домам, и обнажила вход в безымянную пещеру. По тёмному камню её сводов стекала талая вода, и рисунки, нанесённые неведомо кем и когда, были под ней едва различимы.
Игры на нервах
Концерты в Таллине и Риге успешно прошли в высочайшем присутствии Персефоны. «Успешно» означало «зал рыдал, ругался, молился и прозревал болезненными откровениями, ведущими сквозь бездну отчаяния к новым надеждам». Раздача минералки, слегка приправленной волшебством, помогала в достижении эффекта, задуманного Осенней княгиней.
Что толку плодить страх, подобный бесконечной липкой паутине? вопрошала она. Страх, что лишает сил и парализует разум? Нет уж. Мне потребен тот страх, что заставляет зверей и птиц сорваться с места при звуке выстрела и потягаться с мраком небытия. Узреть пропасть, но пройти над ней по самому краю, по мостику без перил
Пальцы Персефоны непроизвольно сжались, вспоминая прохладную тяжесть Артемисова ружья. Туманное октябрьское утро, ожидание в засаде на опушке леса, и вот меж тонких сосен одинокая юная лань.
Почувствуй её, шепчет Артемис.
Персефоне сложно не отвлекаться на силу и нежность его рук, направляющих ружьё вместе с её дрожащими руками, но усилием мысли Княгиня всё-таки переносится к лани и настраивается на её волну.
Стреляй
Стальная запятая спуска оказывается неожиданно податливой, отдача бьёт в плечо Персефоны. Пуля, как и было задумано, пролетает в полуметре от лани; короткий грохот выстрела множится лесным эхом, которому вторят незримые волны ланьего страха. «Бежать! Выжить! ощущает Персефона. Бороться! Успеть!».
Летят быстрые копыта по тонкой грани меж отчаянием и надеждой, меж смертью и жизнью, высекая искры из мира явленного и потустороннего, а более всего из добычи и её охотника.
Дикий гон, финал которого извечно сокрыт в туманном сумраке и есть Самайн.
***
Недаром говорят старики: если глаза разного цвета, дурной это взгляд
Когда очередь Мирьям коз пасти, они потом меньше молока дают! Да и то кислое
Это из-за неё мой Гоги заболел!..
Мирьям столпом застыла перед селянами. Под грузом их обвинений тяжко стало даже дышать не то, что оправдываться. Да, пастушка из неё и впрямь так себе, но внешность разве дано выбирать человеку? А непослушный племянник Гоги сам виноват, что ел немытые ягоды наперекор её остережению
Агызмал!
Кто выкрикнул обвинение в оборотничестве, Мирьям не заметила: её взгляд был прикован к собственному мужу, который безмолвно мучился, не смея вознести свой одинокий голос против крика толпы, и сам терял веру в её, Мирьям, невиновность.
Прочь иди, в горы, там тебе место!
Под ноги упал кулёк с чёрствыми лепёшками и сыром последняя милость от тех, кто раньше не замечал или молчаливо косился издали, сплёвывая через плечо. Мирьям больно закусила губу, но не смогла сдержать горячих обидных слёз. Перед глазами затуманилось, и сквозь пелену на миг проступили лица соседей едва узнаваемые, искажённые, звериномордые.
Мирьям схватила кулёк и побежала, не разбирая пути. Закатное солнце не спешило за край горного хребта, стремясь продлить своё свидание с восходящей луной, но несчастной изгнаннице стали безразличны красоты родных мест. В какой-то момент Мирьям осознала себя бегущей на четырёх лапах с поклажей в зубах, и это напугало женщину настолько, что она с жалобным воем забилась в первую попавшуюся пещеру и потеряла там сознание.
Первым, что увидела Мирьям, придя в себя рисунки, что покрывали свод пещеры, словно татуировки спину престарелого неформала. В ярком свете нового утра вчерашние события казались дурным сном, который сбылся по глупой ошибке. Собравшись с духом, Мирьям взглянула на свои руки. Те вновь были тонкими, смуглыми и обветренными, даже обручальное кольцо осталось на месте, лишь грязь под длинными загнутыми когтями напоминала о ночном бегстве.
Вскрикнув, Мирьям крепко зажмурилась, но перед её внутренним взором будто бы включили проектор, в свете которого проявились бледные слайды детства и юности. Редкие, но тяжёлые припадки мучили Мирьям с малых лет; врачи не могли найти ни причин, ни эффективного лекарства, а доступные «противосудорожные» альтернативы помогали с переменным успехом. И что, если на самом деле