Весь секрет прошептал князь, А про печь правильную, что знаешь?
Знаю, княже, главное.
Ну?
В обжиге четыре важных дела: правильная укладка сырца на телеги, подогрев, нагрев, и охлаждение. Если всё делать в одной печи поочерёдно, много времени надо. И трудно жар контролировать. А если сделать печь, как длинную лежачую трубу, туннель по-немецки, и медленно протаскивать через эти три каморы телеги железные с кирпичным сырцом, то можно по десять тысяч штук в день кирпича делать. Я нарисовал такую печь. Жаль, Князь-батюшка, что ты не можешь увидеть.
Я передал рисунок Ивану.
Чудно, сказал Иван, глядя на рисунок.
И у кого ж ты этот секрет выведал? С усмешкой спросил Василий. Али во сне привиделось?
Слышал как-то давно спор двух немецких мастеров на Тверском путике, а печь недавно привиделась, как думать стал про завод-то.
Ты и немецкий язык знаш? Удивился Князь.
Знаю немного.
Отписываю тебе это село, Князь. Там всего-то пять домов осталось с жильцами после чумы. И кладбище там чумное. Туда из Москвы моровых свозили. Надо тебе это?
Надо не мне. Строить Москву надо.
Если будет получаться, и большой завод будешь ставить, помогу.
Начну с малого, а там поглядим. Мошна моя деньгой Шемякинской полна, да и ты, Великий Князь, не обидел. Спаси тебя Бог.
А за что Шемяка тебе мзду дал? Удивленно спросил Иван.
Купить он его хотел, чтобы нас потравой извести, сказал за меня Василий. Михаил эту деньгу мне хотел сдать, да я не принял. Ему сгодится. Планов у него громадьё. Дело молодое Ты, когда жениться надумаешь, Михал Федорович? Кто суженная?
Я, Великий Князь, удумал, что у тебя совета спросить надобно. Не обессудь, коль дерзок кажусь тебе. Приму гнев твой и милость.
Я склонился перед ним на колени.
Ты снова на колени, бухнулся? Вот, неймётся тебе! В чём тут дерзость твоя? Что под волю мою свой выбор отдаёшь? Нет тут дерзости. Есть разум мужа государственного. Сосватаем ему невесту, да, Иван? Довольно произнёс Князь Василий.
Сосватаем.
Я скажу у кого невесту брать, а Ванятка дружком твоим будет. Невест рассматривать. И сватом. Он посмеялся, а потом сказал серьёзно.
Смотри, Михаил, если гордыня в тебе проснётся, гони её. Погубит, глазом не моргнёшь.
Не возгоржусь, Батюшка Государь. Знаю, что на кону.
Я почему тебе потакаю? Потому, что ни от кого таких желаний не услышал. А кирпич это для Руси жизнь. Скокма гореть городам можно? Пора ставить каменные стены. Орда рассыпалась считай, пала. На Рязань завтрева выезжаешь? Осведомился Василий.
Так. С утра познакомлю своего приказчика с воеводиным, и в дорогу.
Ишь ты! Уже и приказчиком обзавёлся. Шустёр.
И людишек сорок восемь душ в довесок с ним. Ско-о-оро мне двор поставят в Кремле, людишки наёмные. Приказчик со своими сынами с них живых не слезет. Думаю, ден через десять уже и хоромы стоять будут, и лекарня с аптекой. Я засмеялся.
Любо, Михаил. Лекарня с аптекой это добре. Так и дале иди. Скоро и сильно. Но бойся татарвы и тамошних князей. Не верь никому. Бояться не грех. Грех сгинуть по дури. Трудно будет, но держись. Во мне опору чуй.
Мы помолчали. Иван с жалостью посмотрел на меня, и взял меня за руку. Я подмигнул ему, и улыбнулся.
Ну, с Богом, Михаил Фёдорович. Я им всем там грамотки отписал, сказал Князь грозно. Ноги повыдергаю, если кочевряжится учнут.
* * *
Поутру, с третьими петухами, мой приказчик прибыл к воеводиному двору со всеми своими сынами. Я, выйдя за ворота, увидел их всех мирно сидящих прямо на земле у частокольной стены подворья.
Ты что не шумнул меня?
Боязно, сказал ведун.
Егор Фомич, крикнул я ключника воеводы. Тут они все. К забору мнутся.
Ключник, важный и толстый, вышел за ворота, посмотрел на мою дворню.
Вот, Егор Фомич, это мои дворовые люди, это приказчик мой Я понял, что до сих пор не удосужился узнать имя «ведуна», но он помог мне.
Феофан Игнатич, мы.
Вот. Помогай им во всём, Фомич, пока я на Рязани княжить буду.
Егор с уважением поклонился мне и сказал:
Рассчитывай на меня, Михал Фёдорович. И ты, Феофан, заходи, если что Может работные людишки понадобятся Подсоблю.
Спаси Бог, Егор Фомич. И ты обращайся, коль лихоманка какая приключится.
Так ты знахарь из-под Новгородского моста? Я ж был у тебя надысь. Не признал, звиняй.
Нешто, быват.
Вот и ладненько, я потёр руки, и крикнул, Запрягайте хлопци коней!
Тут у меня было пятеро бойцов, живших со мной в одном срубе, в подклети. Остальные должны уже ждать в Каменщицкой слободе за Яузскими воротами.
* * *
В Калитниках мы были через час. Всего в деревне сохранившихся дворов стояло пятнадцать, но жилыми были только пять. На лай собак из-за ворот одного из них крикнули:
Кого Бог послал?
Князь Рязанский Михаил. Где староста?
Я староста.
Отворяй ворота, хозяину, староста.
У нас, навроде, Князь Московский Хозяин
Уже нет. Грамота у меня на земли эти, одарил меня Великий Князь.
Свят, свят, послышалось из-за ворот тихо.
Не боись, диду, сказал я, открывшему ворота старику. Не обижу. Разговор есть. Народ где?
Та-а-ак Хто где. Хто в огороде роблить, а хто кожи шьёт. Мы в основном сумами кожаными подорожными промышлям.
Ну и как промысел, кормит?
Да где там Раньше получше было.
Наверное, слишком крепкие сумки шьете, не рвутся, пошутил я, похлопывая по своей.
И то так, надо ба хужей шить поддержал шутку дед.
Подсоблю я вам. Работу денежную хочу предложить.
Прям так и денежную? Хитро ухмыльнулся дед.
Точно. И денежную, и надолго. Века на три хватит.
Ну? Изумился он. Не уж то, и нас услышал Боже Правый.
Услышал. Буду здесь ставить завод по обжигу камня строительного из глины.
Кирпича, штоль?
Не только, удивился я грамотности дедка. Кровельного камня, труб печных, и много ещё чего. А ты, что про кирпич знаешь?
Да много чего. Тут глины, как раз для кирпича и черепицы пригодные. Я когда малой был, батянька мой со товарищи ставили такую печь. И даже товар возили на Москву. Но не нать он никому. Орда запрет наложила. Да и муторно из него дом ставить. Это ж, и известь, и перекрытия к нему. Зачем, если лес вон он. Положил бревно, вот тебе и пол хаты. Не продавался кирпич. Вон, батька крышу черепицей выложил, сказал он и показал наверх.
Посмотрев в ту сторону, я улыбнулся, и мысленно себе зааплодировал. Как я по косвенным признакам в исторических справках нашёл оптимальное место для кирпичного завода. Я пошёл на блеф.
Знаю я, отче, эту сказку. Потому и пришёл к тебе. Великий Князь Московский Василий Васильевич поручил мне наладить обжиг кирпича на Руси Матушке. И зело благодарен тебе будет, ежели ты пособишь мне в том деле. А уж я Точно деньгой не обижу. От той печи осталось что?
Осталось, кое что, но мы мигом всё поставим взад. И кирпич есть, и глины копаной и тертой там на много лет.
Согласен управлять хозяйством моим? Я усадьбу ставить буду здесь.
Спрашиваешь!
Тогда завтра поедешь в Москву. В кремле найдёшь ключника мово, Феофана. Там мой двор у восточных ворот строится. Если в Кремле не будет, под Новгородским мостом его сыщешь, ведуна спросишь.
Так Знаю я его. Да и кто его не знает, Фофана то? Ещё батянька мой лечил у него стыдную болячку.
Я удивился. По виду Феофану годков семьдесят всего.
А давно папаня твой преставился?
Так лет сорок как.
Понятно, задумчиво протянул я. Есть о чём попытать «ведуна» Ох есть Плачет по нему костёр инквизиции.
* * *
До Переяславля Рязанского, который сейчас назывался Рязанью, добрались без приключений за двое суток. Ехали быстро. Дорога была хоть и похуже, чем на Тверь, но по нынешним меркам бриллиант. Правда, ближе к Оке дорога становилась жиже.
Лето заканчивалось. Убирали хлеба. Рязань завиднелась издалека. На правом высоком берегу Оки стояла деревянная городская стена с белеными въездными воротами. Подъехав ближе, я увидел толпу встречающих.
По простоте душевной я не придал значения, что для столицы княжества приезд нового Великого Князя, это событие историческое. Об этом напишут в учебниках и летописях. Я представил абзац из учебника истории за пятый класс, где будет написано: «Лета ****, такого-то дня, в столицу Рязанского Княжества со стороны деревни Шмаровки вошел молодой человек в жёлтых штиблетах. Носков под штиблетами не было».
Эта картинка так чётко встала перед глазами, что я, натянув поводья, чуть не перелетел через голову лошади.
Гриня, крикнул я, спешиваемся и приводим себя в порядок. Морды, руки умойте, но сначала пыль всю выбейте из одежды, и с сапог, а то, только грязь развезёте
Не впервой, крикнул Гриня, который сейчас у меня был сотником личной княжеской дружины. Дружинников передал мне мой отец.
Прибирались около получаса. На одежде и сапогах пыли было не меньше, чем с палец. Вот бы я такой нарисовался под радостные крики встречающих.
Тронулись не спеша, не поднимая пыли. Уже на подъезде к воротам я услышал звуки гуделок, сопелок и каких-то иных духовых музыкальных инструментов. Проехав ворота, мы попали на площадь, где стояла толпа голосящего здравницы народа, впереди которой стояла знать с хлебом-солью. Из толпы вышел крупный мужик, в котором я узнал Рязанского Воеводу.
Добро пожаловать в стольный град Переяславль Рязанский, Князь Михаил Фёдорович.
Спаси Бог, Федор Иванович, поблагодарил я, и обратился к народу, Спаси Бог и Вас, жители славного города Рязани. Благодарствую за приём и слова добрые. Беру на стол Удел Рязанский по договоренности с Великим Князем Иваном Фёдоровичем, и обязуюсь, не жалея живота своего, беречь Рязань и Русь от ворога лютого.
Я поклонился в пояс, принял хлеб соль, и передал его Гриньке.
Пройди, Михаил Фёдорович, в палаты княжеские, сказал первый воевода и показал рукой направление.
В толпе слышались пересуды баб: «Дявись, маладый який», «Лепый», «Сурьёзнай». Мужская часть населения молчала, и с суровыми лицами теребила бороды. Не по нраву я им пришёлся, надо полагать.
Шли недолго. Каменный княжий терем стоял слева на взгорке, окружённый своей стеной из высокого частокола и рвом.
Вот я и дома, сказал я себе, поднимаясь по широкой каменной лестнице, через коридор склонившейся в пояс челяди.
Умываться! Крикнул я, скидывая сапоги, и проходя в покои, ступая по чистому полу босыми, грязными ногами.
Баня готова, Михаил Фёдорович услышал я голос сзади.
Кто ты? Доложись.
Ключник я, Федот Кузьмич, на меня смотрел мужик, лет пятидесяти, широколицый, с крепкими скулами, окладистой бородой и густыми бровями. Взгляд у него был колючий.
Федот Кузьмич, не обессудь, не ко времени париться да размываться. Солнце ещё на горе. Мне бы лицо, ноги да пот смыть с дороги. Да одёжку переодеть. И пойду с городом знакомиться. Лошадку мою вторую не распрягайте. Сумки внесите.
Уже. Всё сейчас будет. Настя! Крикнул он громко, воду князю два раза и рушники для верха и низа.
Из левой двери выскочили девки с полотном, застелили пол и поставили две деревянных шайки с водой. Одну на пол, другую на скамью, туда же бадейку с жидким мылом. На скамью положили и рушники.
Помыть? Спросил Федот. Девки расторопные.
В другой раз, Федот.
Девки захихикали, стрельнув из-под лобья хитрыми глазами.
Все вышли, а я разделся, и, не боясь намочить половицы, славно вымылся. Достав из кожаных дорожных сумок чистую одежду, я переоделся в почти белый шёлковый наряд. Только шапка и сапоги были у меня красными. Расчесав, заботливо положенным на скамью гребнем, свои песочные кудри, и расправив плечи, я вышел на крыльцо.
Гриня! Бери свой десяток, и со мной. Остальным в баню, пока протоплена.
Взяв повод своей лошадки из рук Федота, и запрыгнув в седло, я выехал за ворота.
* * *
Воевода сидел по правую от меня руку на полатях в сильно прогретой бане, а боярин Пронский Иван Фёдорович по левую. Париться в одиночку я не стал. К чему искушать знать рязанскую.
Бани на Руси очень часто становились местом убийства неугодных. Что может быть проще подпёртой двери разогретой с лишком парилки. Прикрыл дверь и отдушины, через пару часов выноси тело. Или прикопай там же. И никто не узнает
В мыльне сидели ещё три боярина: Василий и Семён Вердеревы и Иван Измайлов. Все, кроме воеводы, были парнями, возрастом чуть за двадцать лет.
Предварительно осмотрев баню, я пришёл к выводу, что здесь и проведу ознакомительное совещание с первыми людьми Рязани.
Баня состояла из нескольких помещений. Предбанник, который на первом этаже имел большой стол со скамьями возле него, и имел выход на второй этаж. Второй этаж простирался по всему подволоку первого этажа бани, и был заставлен лежаками.
В мыльне стояли шайки и бочки с водой, скамьи вдоль стен. На полках лежали: тёрки, скребки, мочала и мыло. В парилке, с очагом в центре и широкими полатями по трём сторонам, по обе стороны от двери стояли бочки с водой и ковшами, а на стенах висели разные распаренные веники, от которых шёл берёзовый, дубовый и еловый дух. Над очагом в потолке было отверстие для вытяжки дыма, которое сейчас было прикрыто, и контролировалось моим сотником Гринькой. Вытяжка на втором этаже была закрыта в деревянную коробку трубы.
Почти вся сотня моих бойцов, за исключением стражников, была задействована в обеспечени «нашей» безопасности. Княжеская усадьба была огромной, и сотни бойцов едва хватило, чтобы перекрыть территорию. Людишки в усадьбе мне были неизвестные, ситуация в Рязани тоже. Чем чёрт не шутит? Или меня захотят укокошить, или кого из бояр, чтобы на меня повесить жертву. Оно мне надо? Так начинать «столовать».
Что Касим? Махмуд Казанский? Не озоруют? Спросил я воеводу.
С нами пока. От Казани нам сейчас толку мало. Их ногаи подпирают. Итильское левобережье совсем извели. Нам Казань сейчас не помощница. А вот Касим За Большим Ителем сидит и брату своему Казанскому Махмуду не помогает.
Понятно. Расскажи, Фёдор Иванович, чем живёт сейчас Рязань? Как и чем ворога встречать собирается? Ведь придет же ворог.
Придёт, Михаил Фёдорович, вздохнул воевода. Засечную черту строим. От Оби уже почитай сто вёрст проложили. Годим пока. Туляки к нам тянут.
Тулякам в оба конца тянуть, а вам в один. Чем приписные работные занимаются?
Стену чинят. Руду болотную варют. Московский заказ. Зима скоро, новую скоро наберут, а эта ещё лежит.
Дело нужное, но чем дольше она лежит, тем лутче для неё. Стену чините, засеку ставьте далее. Железо бросьте. Туляков не ждите.
Великий Князь просил железа боле слать.
Я посмотрел на него. Помолчал.
Великий Князь Василий Васильевич теперь меня просит, и спрашивает с меня. Потому, перечить не надо, тихо сказал я. Если есть резон, говорите, обсудим. С кондачка, я тут менять ничего не буду, но новое ждите обязательно. Я в Москве завод кирпичный ставлю. И здесь обязательно поставим.
Воевода молча качнул головой. Боярин сказал:
Людишек мало.
По последней сказке семь тыщ?
Сёдни и того мене.
А дружины ваши большие?
Да куды там, воев по двести у кажного боярина. Не боле.
Упарился я уже, сказал я. К столу пора.
Мы посидим малеха Да Федор Иваныч? Спросил боярин воеводу.
Сидите. Пойду ополоснусь, сказал я и, вышел из парилки.
В мыльне никого не было. Быстро обмывшись, я накинул халат, и вышел в предбанник. За столом сидели бояре, и пили квас.
С лёгким паром, Михал Фёдорович. Как баенка7?
Баенка? Хороша Баенка. И пар лёгкий, спаси Бог.
Рубцы у тебя по телу Вроде молод ещё, чтобы столько получить Не бережёшь себя? Спросил хитро Семён Вердерев.
Берегусь Не без этого. Но, как без ран в бою? Ежели, токма, в шатре прозебаться Ты тоже не обделён рубцами, Семён, а скокма тебе годков, двадцать три?
Так, сказал он. А тебе, Князь?
Шестнадцать завтра будет.
Я и говорю Силёнок ещё не набрал. Поберечься надо. Не встревать в сечи. А то ненароком Как бы не сложил головушку.
Я посмотрел на него и сказал:
Кому положено сгореть, тот не утонет. А на счёт возраста и силёнок В кулачном бою померимся.
Из мыльни вышли, напарившиеся и, видимо, наговорившиеся, воевода и боярин Пронский, и сели за стол.