Потом Энасс стал разведчиком. Для нормального существования Обители в ней должно было жить не меньше ста человек. Но люди смертны. Да и не все выдерживали тяжёлое служение, уходили. Их не удерживали, отпускали, подчистив память. А на их место приводили новых адептов.
Но невозможно годами набирать их в одних и тех же сёлах. Требовались новые поселения. А Зачарованные горы большие, наугад за новичками не пойдёшь. И разведчики искали иные пути, да такие, по которым можно было провести неопытных неофитов. Работа была опасная: нежить, разбойники, дикие звери, землетрясения какие только препятствия не поджидали их по дороге. Но Энасс всегда с честью выходил из любых передряг.
Сейчас ему исполнилось тридцать семь. Но, хоть всего два года назад достиг он совершеннолетия, уже давно считался он лучшим адептом Обители. И все знали, что Солнцеликий готовит его себе на смену, хоть и старался тот не выделять молодого монаха среди других служителей. А Энасс платил Старейшине искренней и преданной любовью и считал его своим отцом.
Вот и сейчас он пришёл за советом к человеку, чьим мнением дорожил и чьи слова воспринимал, как божественное откровение.
Впрочем, как недавно выяснилось, он был недалёк от истины, воспринимая Солнцеликого как наместника бога на Сэлларии. И это оказалось очень неприятным открытием. Но Энасс и с этим справился.
Так что тебя тревожит, Энасс? повторил вопрос Солнцеликий, видя, что молчание затянулось.
Не знаю, отец. Может, ерунда это всё. Но
Монах замолчал, думая, что, пожалуй, зря отнимает время у занятого делами главы Обители. За день ощущения успели притупиться, и теперь он сам не понимал, чем напугал его обычный сон, пусть и неприятный.
Говори, Энасс, подбодрил его Старейшина.
Сон мне приснился странный, нехотя проговорил тот. Синий дракон чуть не съел меня. А ещё я с неизвестной нежитью воевал и в пропасть сорвался. Не знаю, спасся или нет. Проснулся вовремя.
В пропасть? встревоженно переспросил старец, и его волнение неприятно царапнуло и без того встревоженного монаха. Но Солнцеликий тут же взял себя в руки и спокойно продолжил: Энасс, ты же знаешь, что подобные сны далеко не всегда являются пророческими. Да и чем тебе может угрожать пропасть, если ты умеешь превращаться в дракона? И дракон, думаю, тебе не страшен по этой же причине. Ты просто устал, мальчик мой. Слишком много на тебя навалилось в последние луны. Может, дать тебе несколько дней на отдых? Слетаешь в Лэнмар, с Элем повидаешься, узнаешь, как у него дела.
С Элем повидаться? Хорошо бы. Да и полетать на просторе тоже неплохо. После превращения в дракона он и летал-то по-настоящему всего один раз, когда злого мага из его замка в Лэнмар переправляли. А в Обители ему и полетать как следует некогда. Так, по ночам пару кругов по округе сделает и назад, спать. Устаёт за день, не до полётов. А летать хочется. Дракон он или кто?
Вижу, понравилось тебе моё предложение? улыбнулся глава Обители, но глаза его оставались серьёзными и даже печальными. И это насторожило молодого монаха. Тогда сегодня отдохни, а завтра после утренней молитвы можешь отправляться. Строительством пока я сам поруковожу, за это не беспокойся.
Энасс снова взглянул на грустно улыбавшегося Старейшину, сел на пятки и упрямо сжал губы.
Неужели Солнцеликий опять лжёт? Он ещё от прошлой лжи названного отца до конца не оправился, хоть и понял, почему глава Обители его обманул, но теперь, когда он всё знает Зачем новая ложь?
Энасс! окликнул его старец. Если у тебя всё можешь идти. Время позднее.
Отец голос почему-то прозвучал хрипло и Энасс откашлялся, прежде чем продолжить. Взглянул в глаза Солнцеликому и спросил: Отец, что должно произойти, когда я улечу?
Солнцеликий нахмурился. Хотел спросить, почему тот задал такой странный вопрос, сказать, что ничего не произойдёт, что он просто отпускает сына своего в небольшой отпуск. И тут же понял, что новой лжи Энасс ему уже не простит. Сгорбился от непосильной тяжести, камнем лёгшей на плечи, отошёл к окну, чтобы не видеть требовательно глядящих глаз любимого своего сына. Помолчал, собираясь с силами, и тихо проговорил:
Я не могу этого сказать, Энасс. Не могу.
Но что-то произойдёт, да? Вы меня не просто так отпускаете?
Солнцеликий не ответил.
Великий Свет запретил говорить? понимающе спросил молодой монах. И сон этот не просто сон, а предупреждение?
Старейшина молчал.
Спасибо, отец, что не солгали, серьёзно проговорил Энасс. Снова поклонился, коснувшись лбом пола, встал: Я пойду?
Энасс
Солнцеликий так и не повернулся. Стоял, напряжённо выпрямив спину, глядя в окно на молельную гору.
Энасс, прости, но я
Не надо извиняться, отец, впервые со дня основания Обители монах перебил Старейшину, но тот не обратил на это внимания. Не до правил было, такая боль раздирала душу Солнцеликого. Я всё понимаю. С богами не спорят. После молитвы я улечу. А пока разрешите мне уйти. Я хочу ещё помолиться в холодильне.
Солнцеликий, наконец, оторвался от созерцания молельной горы, едва видимой в сгустившейся темноте ночи, подошёл к молодому монаху и молча обнял его. Но тут же отшатнулся, отошёл к столу и глухо проговорил:
Иди.
И, посмотрев на закрывшуюся за любимым сыном дверь, тихо сказал:
Да помогут тебе боги, Энасс.
А Энасс торопливо шёл к холодильне, чтобы помолиться перед иконой Великого Светила и попросить у него помощи в деле, о котором он ничего не знал.
Холодильней назывался погреб для продуктов. А ещё маленькая комнатка-молельня в его дальнем углу, такая же холодная и тёмная, освещаемая только тусклым светом лампады. Туда посылали молодых адептов отмаливать свои прегрешения, дабы царящий там холод выморозил глупые мысли и придал молитвам больше жара. Трижды в день после общих молитв наказанные спускались под землю и в тишине и темноте по полчаса закаляли свои душу и тело, вознося покаянные молитвы возле установленного напротив входа иконостаса, с которого смотрел на кающихся грешников Отец мира широкоплечий блондин с густыми, раскинувшимися по плечам длинными волосами, добрыми, глядящими с лёгкой укоризной, глазами небесного цвета и сияющим огненным нимбом над головой.
В Обители это было единственное изображение Великого Светила в человеческой ипостаси, и Энасс и раньше частенько заходил туда, чтобы помолиться перед иконой, таким теплом веяло от неё, так по-доброму, сочувственно, смотрел Отец небесный на Солнечного монаха.
А когда он вживую увидел Пресветлого и понял, что Великое Светило, которому он с таким жаром поклонялся фикция, придуманная Солнцеликим для спасения мира, а на иконе изображён людской бог Эйдэйлер, долго не мог простить отцу вынужденную ложь, но под конец понял, почему этот обман был необходим. И после этого в холодильне стал молиться не Солнцу, а Эйдэйлеру.
Вот и сейчас, отправляясь на неведомое задание, пришёл он попросить помощи у того, кому доверял безоговорочно.
Опустившись на колени перед иконой, едва освещаемой мерцающей лампадой, сел на пятки и долго молча смотрел на изображённый на иконе лик.
Наконец, выпрямился и тихо проговорил:
Прошу Тебя, Пресветлый, направь меня на путь истинный, подскажи, что сделать я должен во славу Твою и для процветания Сэлларии. Помоги понять, где ложь, а где правда, кто друг, а кто враг. А я сделаю всё, что должно, клянусь Тебе в этом. И, если Тебе нужна моя жизнь, отдам её, не задумываясь. Благослови меня на служение, Пресветлый.
И увидел, как разгорается на иконе нимб, как светом озаряется лицо внимательно смотрящего на него бога. Почувствовал нежное прикосновение, словно кто-то ласково провёл по его растрепавшимся волосам, дотронулся до щеки, коснулся плеча. И услышал тихий голос:
Благословляю, сын мой.
И тут же свечение погасло. Энасс постоял ещё немного, глядя на ставшее уже родным лицо, и вдруг понял, что очень хочет спать. Так хочет, что, если немедленно не уйдёт, заснёт тут же, в холодильне.
Усмехнулся: Эйдэйлер намекает, что нужно выспаться перед дальней дорогой. Неизвестно, когда ещё потом на мягком матрасе поспать придётся.
Встал, поклонился низко, и, пошатываясь от накатившей внезапно усталости, пошёл в келью.
Сэллария, Драконьи горы
Можешь называть меня бабушкой, с ходу заявила дерри Кэнтаррия, едва сели они в карету. Ты согласен?
Вадим пожал плечами:
Наверное.
Я понимаю, вздохнула Кэнтаррия. Всё это очень неожиданно. Ты о нас и знать не знал. И мы о тебе тоже. Иначе бы давно тебя нашли. Ты сердишься на нас?
За что? удивился Вадим.
За то, что не знаю. За всё сразу. За то, что по нашей вине тебе столько пережить пришлось.
Бабушка сидела рядом и держала его за руку, и от её прикосновения Вадиму было и приятно, и неловко одновременно.
Бабушка оказалась совсем не такой пожилой, как он представлял. Вполне себе симпатичная женщина. Будь он чуть постарше, мог бы за ней и поухаживать. И мысль, что ей в действительности уже больше трёхсот лет, казалась странной и нелепой.
Дверца кареты открылась и внутрь заглянул дер Энвэридан.
Заходи скорее, поторопила его Кэнтаррия, но тот взглянул остро на внука и спросил:
Ты летать умеешь?
Умею, кивнул Вадим.
Так, может, полетим? Быстрее доберёмся, чем в карете.
Что тебе неймётся? заворчала бабушка. Мальчик устал, пусть отдохнёт.
А ты за него не решай! оборвал её муж. Пусть сам скажет, что для него лучше: полчаса лететь, или четыре часа в карете трястись.
От мысли, что ему придётся четыре часа сидеть с незнакомыми родственниками в таком тесном помещении, Вадиму поплохело, и он торопливо ответил:
Лучше лететь!
И тут же виновато взглянул на бабушку:
Если вы не против, конечно.
Лететь так лететь, спокойно согласилась та. Я тоже летать больше люблю.
И, подав мужу руку, вышла из кареты. Вадим выбрался следом.
Трогай, скомандовал кучеру Энвэридан. Мы сами доберёмся.
И проворчал, сердито посмотрев на жену:
Говорил же тебе: давай так прилетим. А ты: карета, карета
А вдруг бы внучок не захотел лететь? отмахнулась бабушка. На себе бы его понёс?
И, подхватив Вадима под руку, повела в сторону огромного поля, истоптанного так, что на нём и трава не росла. С него уже взлетал большой Чёрный дракон, а с другой стороны площадки шёл на посадку Зелёный.
«Аэродром прямо», мысленно усмехнулся юноша. Волнение улеглось, родственники оказались не страшными, и ему с каждой минутой становилось всё интереснее, куда же он попал. Радовался, что сейчас полетят они над страной, и он сможет увидеть всё намного лучше, чем из маленького окошка кареты.
Обращаемся! скомандовал дед, и превратился в крупного дракона с ярко-красной чешуёй и высоким гребнем, тянущимся через всю спину.
Бабушка оказалась немного поменьше, да и чешуя была не столько яркой, преобладал в ней бордовый оттенок.
Вадим засмотрелся на них и не сразу понял, почему они не взлетают.
Они же его ждут, думают, поди, что он обернуться не может!
Вот позор-то!
Он зажмурился и представил, как превращается в большого и могучего дракона. И услышал восторженный возглас бабушки:
Смотри, какой красавец! Совсем как Тэннери!
Хорош, согласился дед. Маловат только, но какие его годы.
И Вадим, открыв глаза, понял, что до Энвэридана ему ещё расти и расти.
Не смущай мальчика! укоризненно попеняла мужу драконица, тоже оказавшаяся крупнее молодого дракона. Он же ещё очень юн. В силу не вошёл.
Лет через пятьдесят меня догонит, кивнул дед. В нашу породу пошёл, это видно.
Может, хватит меня обсуждать? возмутился Вадим. Я, вообще-то, всё слышу.
Так мы же тебя хвалим, не поняла его возмущения бабушка. Ты красивый и сильный дракон. Весь в отца.
А Энвэридан, одобрительно хмыкнув, отчего из его ноздрей вырвался горячий пар, скомандовал:
Полетели!
И первым покинул посадочную площадку.
Вадим летел между дедом и бабушкой, и с интересом разглядывал родину своего отца. Страна оказалась гористой, скалистые пики возвышались до самого горизонта. Густые сумерки окутывали их подножья, небо быстро темнело, заставляя торопиться, чтобы не оказаться в полной темноте. А на обширном плато, оставшемся справа по курсу, виднелся сияющий огнями фонарей большой город.
Это наша столица, пояснил дракон. Мы тебя туда обязательно свозим, но позже. Сегодня мы летим в поместье, на острова.
И Вадим сразу вспомнил Красную драконицу.
Помнит ли она его? Обиделась, наверное, оттого что не сдержал он своё обещание, не прилетел, чтобы сразиться с её женихом.
Подавил тяжёлый вздох: может, и хорошо, если обиделась. Всё равно они бы не смогли быть вместе. Вряд ли знатная барышня вышла бы замуж за полукровку. Уж это-то он понял, прочитав сборник правил и обычаев драконов, принесённый Эйхисом.
Но тут между горами появился просвет, и Вадим восхищённо выдохнул, а печальные мысли сразу вылетели из головы. Перед ним раскинулся океан: огромный, величественный. Окунавшееся в воду закатное солнце окрашивало волны в бордовые цвета, а на потемневшем небе уже виднелись первые звёзды и плыла величавая полная луна. Километрах в двадцати от берега виднелся большой скалистый остров. И летели они как раз по направлению к нему.
Вот и прилетели, подтвердила его мысли бабушка. Это наше поместье. У нас там и пастбище для коз есть. Если хочешь, можешь сразу подкрепиться.
Съесть козу? Прямо с пастбища, сырой, с шерстью и с рогами?
Вадима передёрнуло.
Нет, спасибо. Я не голоден.
И услышал смех Красного дракона:
Вот уж ты его порадовала. Не забывай: он человек! И ужинать он будет по-человечески.
Я как-то не подумала, смутилась бабушка. Прости, внучок.
Вадим промолчал и снова начал разглядывать приближающийся остров.
Неприступные скалы вырастали прямо из воды и тянулись высоко в небо. Ни один человек не выжил бы в таких условиях, не сумел бы попасть на остров. Но метрах в пятидесяти над океаном в нескольких скалах виднелись пещеры. И дед, увидев, куда смотрит внук, пояснил:
В этих пещерах мы отдыхаем в драконьем обличии. А дом у нас с другой стороны.
И, обогнув остров, с гордостью сказал:
Правда, красиво получилось?
Вадим кивнул, не сводя глаз с открывшегося вида.
Широкий пляж с белоснежным песком заканчивался у порога врезанного прямо в скалу замка массивного, мощного. Ни тайфун, ни цунами не смогли бы повредить его толстые стены. Узкие окна-бойницы надменно смотрели на океан, бросая ему вызов, но бушующие волны не могли преодолеть прибрежные рифы, и только лизали песок на пляже, с лёгким шуршанием набегая на пологий берег.
Здесь мы отдыхаем и загораем в человеческом облике, снова пояснил дед. Хотя на островах мы предпочитаем быть в своём естественном виде.
Они опустились возле широкой лестницы, обернулись, и Кэнтаррия торопливо пошла к дверям, чтобы приказать слугам накрывать на стол, а Вадим замешкался, разглядывая фамильный замок.
Если тебе понравится, ты можешь прилетать сюда, когда захочешь, и жить здесь, сколько захочешь, даже если мы будем в это время в городе, вполголоса сказал Энвэридан. Твой отец любил здесь бывать. Думаю, и тебе понравится.
Мне уже нравится, слабо улыбнулся Вадим. Ему казалось, что он попал в сказку. Или снова уснул и никак не может проснуться. Знатные родственники-драконы, замок всё это не могло быть правдой. Никак не могло.
Прости нас, внезапно тихо сказал дед. Мы очень виноваты перед тобой.
Вы? не понял юноша. В чём?
Наш сын убил твоего отца
Он убил не только моего отца, но и своего брата, резко ответил Вадим. Я рад, что он больше никого не сможет убить. И давайте не будем говорить об этом.