Начало нового XX века ознаменовалось ростом крестьянских выступлений и целой серией террористических акций против видных представителей царской администрации. В 1901 г. был смертельно ранен министр народного просвещения И. П. Боголепов, ужесточивший преследования студентов за участие в массовых волнениях, вплоть до отправки их в солдаты. В 1902 г. убит министр внутренних дел Д. С. Сипягин, являющийся инициатором карательных мер против рабочего, крестьянского и студенческого движения, и др. Несмотря на то, что по оценке иностранных экспертов, российская экономика шла потрясающими темпами, с 5%-м приростом среднегодового дохода, вышла на первое место в мире по производству и экспорту зерна, вдвое с 1890 г. увеличила производство металла и добычи нефти, всё равно, отставание в развитии промышленности в производстве товаров в расчёте на душу населения составляло: 13 раз по сравнению с Германией, 14 раз с Англией и 21,4 раза с США. На долю сельскохозяйственного производства приходилось
2
3
1
19 октября [1904 г.] Вчера вечер провела у Штюрмер. Он мрачен, расстроен всем, что у нас творится, говорит, что мы прямо идем к революции, что теперь, если даже одумаются, если Мирский уйдёт и снова вернутся к прежнему порядку, все-таки его водворить будет уже невозможно, что дело уж так испорчено. Чаплин говорит про злое bon mot, которое ходит по Петербургу. Спрашивают: почему весь этот шум? чего все эти люди хотят? Ответ на это: хотят конституцию, ограничить монархию. Почему это вдруг понадобилось, ведь уже 10 лет мы имеем «ограниченного» царя
2
Экономические условия жизни у большинства рабочих были достаточно тяжёлыми, что делало рабочую массу очень восприимчивой к разговорам о «правде» и «справедливости». В нелегальных листовках и брошюрах немало о том писалось. «Почему вы живете бедно, ютитесь в каморках и казармах, в то время как хозяин вашей фабрики живет во дворце, одевает свою жену в шелка и бархат, а для вас купить жене ситцевый платок большая трата? Почему ваш хозяин штрафует вас за всякий проступок? Разве это справедливо?» «Потому, восклицали революционеры, что капиталисты ничего не боятся, потому что их охраняет полиция, армия, министры! Вы, рабочие, должны объединиться, только тогда станете настоящей силой, способной заставить с собой считаться! Защищайте свои права! Требуйте правды, и знайте, что хозяева и власти государства ваши враги! Только когда объединитесь, добьетесь свержения царской власти, только тогда наступит настоящее улучшение вашей жизни!»22
Правительство не бездействовало. В ответ на рост экстремистских проявлений следует ужесточение репрессий. В арсенале нового (с 1902 г.) министра внутренних дел В. К. Плеве (убит эсером в 1904 г.) не только аресты и высылки антиправительственных элементов, но и засылка провокаторов в революционное движение для подрыва его изнутри.
Впервые по-настоящему была разыграна и «еврейская карта». Правительство обратило внимание на тот факт, что активными революционерами выступали, прежде всего, евреи. Командующий Сибирским военным округом генерал Н. Н. Сухотин составил любопытную статистику политических поднадзорных по национальностям на 1 января 1905 г.: на 4526 человек русских было 1898, евреев 1678, поляков 624, представителей кавказских народностей 14723. Поэтому правительство решило нанести по еврейской прослойке ощутимый удар, одновременно сваливая на них все беды русского народа, представляя революционное движение происками «инородцев», пытающихся ввергнуть страну в смуту. Следствием провоцируемого полицией антисемитизма стали еврейские погромы в отдельных городах западных и юго-западных губерний России.
Появление в природе и опубликование (в сокращенном виде в 1903 г. и полный текст в 1905 г.) «Протоколов собраний Сионских мудрецов» стало на руку царскому правительству, искавшее способ усмирить активных революционеров, оттолкнуть от них основную массу благорасположенных. Своим общим фоном «Протоколы» выделялись надменностью еврейской нации по отношениям к другим, содержали инструкции установления мирового господства евреями, посредству различных способов обмана «наций-гоев», ибо, как сказано в тексте, «Бог даровал нам, своему избранному народу, разсеяние и в этой, кажущейся для всех слабости нашей и сказалась вся наша сила, которая привела теперь нас к порогу всемирнаго владычества»24. Следует привести ряд некоторых выдержек из текста для более полного представления о документе: «Политическая свобода есть идея, а не факт» (59). «Идея свободы неосуществима, потому что ею не умеет пользоваться в меру. Стоит только на некоторое время предоставить самоуправление народу, как оно превратиться в распущенность» (60). «Всякое решение толпы зависит от случайнаго или подстроеннаго большинства, которое, по неведению политических тайн, произносит абсурдное решение, кладущее зародыш анархии в управление» (61). «Надо понять, что мощь толпы слепая, неразумная, не разсуждающая, прислушивающаяся направо и налево» (62). «Только у самодержавнаго лица планы могут выработаться обширно ясными, в порядке, распределяющем все в механизме государственной машины Без абсолютнаго деспотизма не может существовать цивилизация, проводимая не массами, а руководителями их, кто бы он не был. Толпа варвар Как только толпа захватывает в свои руки свободу, она вскоре превращает ее в анархию, которая сама по себе есть высшая степень варварства» (62). «Наш пароль сила и лицемерие» (63). «Еще в древние времена мы, среди народов, крикнули слова: свобода, равенство и братство, слова, столь много раз повторенные с тех пор безсознательными попугаями, отовсюду налетевшими на эти приманки, с которыми они унесли благосостояние мира, истинную свободу личности» (64). «Абстракция свободы дала возможность убедить толпы, что правительство ничто иное, как управляющий собственника страны народа, и что его можно сменять, как изношенные перчатки» (65). «Народы прикованы к тяжелому труду бедностью больше, чем их приковывало рабство и крепостное право. От тех так или иначе могли освободиться, могли с ними считаться, а от нужды они не оторвутся. Мы включили в конституции такие права, которыя для масс являются фиктивными, а не действительными правами Республиканские права для бедняка горькая ирония» (6768). «Мы убедили, что прогресс приведет всех к царству разума» (70). «Слово свобода выставляет людские общества на борьбу против всякой власти, даже Божеской и природной. Вот почему при нашем воцарении мы должны будем это слово исключить из человеческого лексикона» (71). «Главная задача нашего правления состоит в том, чтобы ослабить общественный ум критикой, отучить от размышления, вызывающаго отпор, отвлечь силы ума на перестрелку пустым красноречием» (75). «Чтобы взять общественное мнение в руки, надо его поставить в недоумение, высказывая с разных сторон столько противоречивых мнений и до тех пор, пока гои не затеряются в лабиринте их и не поймут, что лучше всего не иметь никакого мнения в вопросах политики» (75). Автор пишет, что Марксизм это удачно подстроенная уловка: «Чтобы истинная подкладка вещей не стала известна гоям раньше времени, мы ее прикроем якобы, стремлением послужить рабочим классам и великим экономическим принципам, о которых ведут деятельную пропаганду наши экономические теории» (77). «Ныне, же если какия либо государства поднимают протест против нас, то это для формы и по нашему усмотрению и распоряжению, ибо их антисемитизм нам нужен для управления нашими меньшими братьями» (80) то есть в этой фразе евреи считают себя вовсе не обделенным народом, а достаточно сильным и уверенным в себе, но уже в другой месте, наоборот, они находят себя незаслуженно приниженной нацией, и потому «в наших руках неудержимыя честолюбия, жгучия жадности, безпощадныя мести, злобныя ненависти» (80). Еще раз о марксизме: «Мы одурачили, одурманили и развратили гоевскую молодежь посредством воспитания, в заведомо для нас ложных, но нами внушенных принципах и теориях» (81). Обещается всеобщее избирательное право «без различия классов и ценза, чтобы установить абсолютизм большинства, котораго нельзя добиться от интеллигентных цензовых классов» (83), но с хитрой установкой, что народ слеп, а «слепая сила народа остается нашей опорой» (81). «Этим мы создадим такую слепую мощь, которая никогда не будет в состоянии никуда двинуться помимо руководства наших агентов» (83). Но их управление, самое лучшее в мире, будет иным, единоличным: «План управления должен выйти их одной головы готовым, потому что его не скрепишь, если допустить его раздробление на клочки во многочисленных умах» (84). «От либерализма родились конституционныя государства, заменившия спасительное для гоев самодержавие, а конституция, как хорошо вам известно, есть ничто иное, как школа раздоров, разлада, споров, несогласий, безплодных партийных агитаций, партийных тенденций одним словом, школа всего того, что обезличит деятельность государства» (85). «Мы будем подстраивать выборы таких президентов, у которых в прошлом есть какое нибудь не раскрытое темное дело, какая нибудь панама; тогда они будут верными исполнителями наших предписаний из боязни разоблачений» (85). «Гои баранье стадо и мы для них волки. А вы знаете, что бывает с овцами, когда в овчарню забираются волки?» (89). «Роль либеральных утопистов будет окончательно сыграна, когда наше правление будет признано. До тех пор они сослужат хорошую службу. Поэтому мы еще будем направлять умы на всякия измышления фантастических теорий, новых и якобы прогрессивных: ведь мы с полным успехом вскружили прогрессом безмозглые головы и нет среди гоев ума, который бы увидел, что под этим словом кроется отвлечение от истины во всех случаях, где дело не касается материальных изобретений, ибо истина одна, в ней нет места прогрессу. Прогресс, как ложная идея, служит затемнению истины, чтобы никто не знал, кроме нас, Божьих избранников, хранителей ее» (9596) в мысли, что в истине нет прогресса уже отчетливо определяются внутренние настроения русского православия. «Мы должны разрушить всякия верования. Если от этого родятся современные атеисты, то, как переходная ступень, это не помешает нашим видам, а послужит примером для тех поколений, которыя будут слушать проповеди наши о религии Моисея, поведшей своей стойкостью и обдуманной системой к покорению нам всех народов» (96) автор этих строк прекрасно знал, что русские ни за что не пойдут на смену своей веры, а поскольку атеизм это как бы и не вера, то логично он превращается в промежуточное состояние. Для насадителей новой веры «русское самодержавие единственный в мире серьезный враг наш, если не считать Папства» (98). Наконец автор подходит к основной своей миссии разоблачение идей коллективизма Маркса: «Они еще не разобрались и не разберутся в той мысли, что этот конек есть главное нарушение главнейшего закона природы, создавшей с самого сотворения мира единицу не похожую на другия, именно в целях индивидуальности / Если мы могли привести их к такому безумному ослеплению, то не доказывает ли это с поразительной ясностью, до какой степени ум гоев человечески не развит по сравнению с умом нашим умом» (100). «Чисто животный ум гоев не способен к анализу и к наблюдению, а тем более к предведению того, к чему может клониться известная постановка вопроса» (101). «Из этого ясно, что сама природа предназначила нам руководить и править миром» (101). «Мы вычеркнем из памяти людей все факты прежних веков, которые нам не желательны, оставив из них только те, которые обрисовывают все ошибки гоевских правлений» (106). «Свобода совести провозглашена теперь всюду, следовательно, нас только годы отделяют от момента полнаго крушения христианской религии; с другими же религиями мы справимся еще легче» (108) хотя это сомнительно, и вряд ли этого не понимали настоящие евреи, но так или иначе автор делает упор на христианство.
Если отбросить всю шелуху, то основная мысль «Протоколов», в общем и целом, в утверждении, что демократия, либерализм и, вообще, свобода зло для общества, хаос, и, наоборот, соответственно, крепостной дух, залогом которому служит самодержавие, не трудно предположить на тот момент российское единственный способ цивилизованности. Любая демократия легко управляется и только высшее представительство, а значит и сословность, является гарантом сохранения традиционных устоев общества. Появившиеся новомодные теории, марксизм великое заблуждение умов молодежи, его коллективизм бред. Общество, и мир в целом, ведет к гибели (марксистское) еврейство, которое возомнило себя самой лучшей, передовой частью народа земли. Таким образом, конечно вовсе не случайно, что эти «Протоколы» появились именно в это время ожидания прихода нового, падения престижа самой идеи самодержавия, именно в этом месте в столице России, и именно в этих руках русского мыслителя и патриота М. О. Меньшикова и православного автора С. А. Нилуса. Подобный документ просто обязан был появиться одним из вариантов и способов укрепления российского самодержавия, поэтому вполне логично предположить, что и заказчиком его была русская старина, дух православного царизма. «Протоколы» наделали много шума в российском обществе и мире, но желаемых результатов для власти не принесли уж больно был нагляден прореспубликанский пример северных американцев и Западной Европы, следовавшей по их стопам.
Самой крупной и многообещающей акцией полиции по подрыву революционного движения считается попытка начальника Московского охранного отделения полковника С. В. Зубатова. В молодости он увлекался революционным движением, но затем разочаровался в нём и стал убеждённым монархистом. Он говорил: «Те, кто идут против монархии в России идут против России; с ними надо бороться не на жизнь, а на смерть»25. Зубатов предложил идею «полицейского социализма», создания под контролем власти союзов, как бы выражающих интересы рабочих. Идея, напоминающая профсоюзы, но под покровительством самого царя.
Из записок Зубатова в Департамент полиции от 19 сентября 1900 г.: «На мой взгляд дело обстоит так: Смешивая революционное рабочее движение с культурным, революционеры эксплоатируют рабочих в своих видах / Но как устроить таким образом: чтобы и революционера взгреть и рабочих удовлетворить (дабы тем самым вывести на свежую воду революционера и вышибить у него из-под ног самую для успеха почву)? / Делать, упорно делать и систематически, сие необходимо, иначе нас накроют Везде и все партии проделывали тонкую эксплоатацию рабочих, в результате чего и летели правительства. Чтобы не повторилось того же и у нас, за массой нам надо ухаживать. Она нам крепко верит, но веру эту и стараются в ней поколебать, как оппозиционные, так и революционные пропаганды. Необходимо питать эту веру фактами попечительности и тогда всяческая оппозиция бессильна (конечно, не следует забывать, что против особо усердствующих у нас остаются репрессии, от времени усовершенствующиеся) / Значит, мораль такая: 1) идеологи всегдашние политические эксплоататоры масс на почве их нужды и бедности, и их надо изловлять и, 2) борясь с ними, помнить всячески: бей в корень, обезоруживая массы путем своевременного и неустанного правительственного улучшения их положения, на почве их мелких нужд и требований (большего масса никогда сама по себе и за раз не просит). Но обязательно это должно делаться самим правительством, и притом неустанно, без задержки. Классы нынче настолько выяснились и развились, что Маркс даже придумал особую теорию борьбы классов, вместо прежней борьбы правительства с народом. При нынешнем положении девизом внутренней политики должно быть: поддержание равновесия среди классов, злобно друг на друга посматривающих. Внеклассовому самодержавию остается divide et impera [разделяй и властвуй] Для равновесия (в качестве противоядия) с чувствующей себя гордо и поступающей нахально буржуазией нам надо прикармливать рабочих, убивая тем самым 2 зайцев: укрощая буржуазию и идеологов и располагая к себе рабочих и крестьян»26
Николаю II понравилась зубатовская парадигма (и его дух с приемами укрощения для восстановления стабилизации), подхватить пальму морального первенство у идеологов-социалистов*27, тем обеспечить равновесие в обществе, ни дать силы ни идеологам, ни буржуазии, ни рабоче-крестьянским низам поскольку угроза самодержавию исходила от всех этих групп. Вместе с тем, в рабочих союзах прослеживалась и другая идея, как «живого» народного самодержавия, когда царь напрямую общается со своим народом без посредничества, давно оторвавшегося от русских корней, бюрократии и либеральной общественности. Первая зубатовская организация появилась в мае 1901 г. в Москве, она носила название «Общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве». После Москвы подобные ассоциации появляются и в других городах. Самой же крупной стало «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», возникшее в начале 1904 г. К концу года она уже имела 17 отделений во всех рабочих районах столицы.
На первый взгляд, задача зубатовских организаций была невинна и состояла лишь в том, чтобы способствовать трезвому и разумному времяпрепровождению, укреплению русского самодержавия, правовому просвещению. Члены организации платили небольшие взносы, за что имели возможность пользоваться бесплатной юридической консультацией, библиотеками, посещать лекции, концерты. Предполагалось, что все должны быть довольны. Но, здесь, вдруг, оказалось, что власть забыла уроки декабризма, а, точнее, уроки народного просвещения (в широком смысле этого понятия). Теперь сами легальные рабочие организации не сдерживались в законопослушных рамках, сплошь и рядом становились инициаторами стачечной борьбы. Сами промышленники теперь испытывали притеснения их вольных интересов в комитетах рабочие всё больше стали требовать свои права. Промышленники буквально засыпали все высшие правительственные инстанции и личную канцелярию императора просьбами о роспуске зубатовских организаций. Зубатовский эксперимент был признан опасным, все созданные полицией рабочие организации были распущены, а сам инициатор идей «полицейского социализма» угодил в административную ссылку, как неблагонадежный элемент (после отречения императора Николая II Зубатов покончил жизнь самоубийством).
Отрешившись от всякого рода опасных экспериментов с рабочим движением и не в силах остановить рост антиправительственных выступлений, ведомство В. К. Плеве предложило царю компенсировать неудачи внутренней политики агрессивной внешней, маленькой победоносной войной с Японией.
В это время, со второй половины XIX в., Китайская империя находилась в состоянии кризиса. Императорское правительство в Пекине управляло страной, раздираемой внутренними распрями, борьбой различных феодальных групп. Пользуясь слабостью центральной власти, Англия, Франция, Германия, Япония и США стремились утвердиться в этой стране, закрепить за собой определённые районы «сферы влияния». В результате ряда войн Китаю были навязаны неравноправные договоры.
В 1894 г. индустриализированная Япония начала осуществлять свою завоевательную политику в Тихом океане ударом по Китаю, в результате чего в 1895 г. между ними был заключён Симоносекский договор, в соответствии с которым, Китай признавал независимость Кореи, ранее находившейся в номинальной зависимости от Китая, передавал Японии остров Формоза (Тайвань), некоторые другие островные территории, а также Ляодунский полуостров, уплачивал большую контрибуцию и открывал двери для японских товаров. Усиление Японии на материке вызвало сложные закулисные переговоры политиков ряда стран. Сама Россия не была заинтересована в появлении на границе вместо слабого Китая мощной Японии. Россию поддержала Франция, а затем Германия. Три державы обратились с требованием к Токио отказаться от Ляодунского полуострова и за это получить увеличенную контрибуцию от Китая. Япония, неспособная противостоять мощной коалиции, вынуждена была принять эти условия.