Не посчитав нужным дать ей опомниться от случившегося, супруг не останавливался ни на миг в своём обладании ей благо, хоть продолжалось оно недолго. Завершив соитие, князь лег рядом с ней на ложе.
Вот теперь сапоги снимай, приказал он ей.
В эту ночь супруг и не думал щадить её неопытность. И когда всё, наконец, закончилось, князь, не промолвив ни слова, отвернулся и уснул. Ольга же, надев на себя разорванную сорочицу, лежала, не смыкая глаз, вытирая и глотая горькие слёзы, и лишь под утро забылась коротким сном и тут же проснулась с тревожной мыслью, что надо успеть покинуть ложницу до того, как проснется супруг. В этот миг она была почти благодарна князю за то, что он пренебрёг свадебными обычаями, и никаких встреч молодых поутру с гостями и родственниками не предполагалось. Как и пира второго дня свадьбы
Одевшись и причесавшись с помощью прислужниц, Ольга попросила проводить её в столовую горницу. За столом уже сидели наследники князя, Предслава и незнакомая Ольге средних лет женщина. Ольга пожелала собравшимся доброго утра незнакомая женщина поднялась:
Будь здрава, княгиня! Я наставница княжны Ефандры, Милицей наречена, представилась она и поклонилась.
Будь здрава, Милица, отозвалась Ольга и посмотрела на княжну.
Юная Ефандра, названная так в честь бабки матери князя Киевского, гораздо больше походила внешностью на Игоря, нежели княжич Олег. Её глаза, подобно отцовским, были серыми, а волосы, заплетенные по-девичьи в косу, тёмно-русыми. Они слегка пушились, завитками ниспадая на нарядный венец шитую золотом ленту. На виски с венца спускались золотые привески-рясна. Княжна в силу своего возраста а была Ефандра в той пограничной поре, когда девочка уже и не дитя, но ещё и не созревшая для брака дева не присутствовала на вчерашнем пиру, а нарядиться ей явно хотелось: оттого на семейный заутрок она надела столь дорогое узорочье. Ефандра доброжелательно улыбнулась княгине и кивнула. Улыбнувшись ей в ответ, Ольга перевела взор на прочих присутствующих за столом княжич, заметив внимание молодой жены отца, покосился на тётку. Убедившись, что новоявленную княгиню Предслава и взглядом не удостоила, Олег тоже промолчал..
Вздохнув, Ольга присела. Подоспела челядь наполнила снедями посуду, избавив новобрачную от неловких расспросов и лишних поводов почувствовать себя ещё большим изгоем. Ольга устремила взор в стоявшее перед ней блюдо с кашей желания есть нынче не было. Остальные к еде тоже не притрагивались без главы семьи начинать заутрок не полагалось. И вот, наконец, в горницу вошёл князь. Наставница и княжичи, завидев его, вскочили, по очереди поздоровались с поклоном. Предслава проделала то же самое, но не спеша, степенно и величаво. Ольга, не зная, как пристало вести себя ей, посчитала за благо последовать примеру прочих собравшихся поднялась, молча склонила голову и села. Скользнув взглядом по лицу супруга, она отметила, что смотрелся Игорь весьма хмурым. Князь тоже поглядел на неё внимательно, задумчиво, как будто припоминая, отчего Ольга здесь, и вдруг усмехнулся:
Благостное нынче утро выдалось. Всё семейство в сборе и княгинюшка наша тут же прекраса моя ненаглядная, он сел за стол, отпил из кубка, который поспешно наполнила пожилая прислужница, взялся за ложку, и все прочие члены семейства приступили к еде. Что так рано поднялась, прекрасушка? Почему супруга своего одного в печали и скуке оставила?
Не хотела тревожить твой сон, князь. Прости, коли тебя расстроила, скромно промолвила Ольга, потупив взгляд.
Верно расстроила. Запомни, прекраса моя, должна ты вечером всегда быть раньше князя в ложнице, а утром, коли я с тобой рядом ночевал, покидать тогда, когда я тебе велю и не ранее. Поняла? не стесняясь своих отпрысков и наставницы, обратился к ней супруг.
Поняла, кивнула Ольга.
На первый раз прощу тебя, но ежели ослушаешься будешь наказана так, как сочту нужным.
Да, княже, как велишь, так и сделаю.
Сметливая жена мне досталась, это радует, князь рассмеялся, приложился ещё раз к кубку и принялся за еду. Ладно, довольно семейных дел на сегодня, прожевав, молвил князь. Перейдём к державным. Сын, отправишься вместе со Свенельдом в Смоленские земли. Разобраться надобно с тамошним правителем, что посмел оказать помощь нашему противнику, Вальгарду. Возьмёшь три сотни из нашей дружины, Свенельд своих людей и наёмников, что из Ладоги привёл. Итого пять сотен.
Захватить хочешь Смоленск, батюшка? Своего наместника там поставить?
Откуп для начала хочу со Смоленска взять. Коли серебра мне даст и прочего имения не трону его. Всё же своих людей в войне с Новгородом я почти не потерял. Спасибо моему тестюшке из своей мошны войну оплатил, князь рассмеялся, и Ольга поняла, что эти слова были предназначены ей. Да ещё и дочку мне отдал свою любимую. Ничего для своего князя не жалко. Вот такие должны быть поданные. Вот тому Смоленск и поучите вместе с воеводой. Свенельд у нас ныне в почёте людей наших сберёг да ещё и дружину преумножил люди нам нужны весной, в земли уличей, в поход пойдём на Тесмень5. А пока в Смоленск с воеводою. Заодно настрой в дружине Свенельда проверишь все ли гридни его такие же преданные своему князю, как их воевода. Понял?
Олег кивнул и неуверенно добавил:
Отец, я как раз хотел узнать твои мысли насчёт Свенельда. Могу сейчас спросить?
Конечно, сын. Вот только дочь моя любимая и супруга ненаглядная покинут горницу зачем девичьи да женские головы лишними знаниями наполнять. Ни к чему им дела военные, мысли о том, как порадовать своего батюшку да супруга вот и всё, что им полагается, князь рассмеялся, настроение его заметно улучшилось.
2. Княгиня
Терем князя Киевского стоял на горе Хоревице. Вокруг него располагался город, обнесённый валом и крепостной стеной с дозорными башнями, а ниже, у подножья горы, на широком, пологом берегу Днепра раскинулась поражавшая взор пестротой и кучностью изб и дворов низинная, подгорная часть Киева Подол.
У Подола в Днепр впадала Почайна, речушка, на которой были устроены корабельные пристани: с весны и до осени множество купеческих ладей стояло здесь на приколе. На пристанях ладьи разгружались, и телеги доставляли товар на устроенное на Подоле, огромное торжище. Рядом с причалами находилась мытница. Десятки княжеских тиунов проверяли грамоты приезжих, собирали мыто, досматривали ввозимую и вывозимую кладь.
Кроме торговых гостей, водным путём достигали Киева и наёмные боевые дружины. Ладьи с воинами приходили с берегов Варяжского моря, спускаясь по Двине с переходами и волоками в Днепр или по Висле, Верхнему Бугу6 с волоками в Припять, приток Днепра. Наёмники останавливались здесь перед дальнейшей дорогой в Царьград либо уже на обратном пути от греков.
К югу от Подола пологая прибрежная полоса сужалась, и над ней взмывала вверх густо поросшая кустами круча самого высокого киевского холма, звавшегося просто Гора. Кое-кто из киян по старой памяти именовал Гору Олеговой: когда-то там стоял терем Вещего, но позже князь возвёл себе хоромы в другой части Киева.
У самого края Горы, на стороне, обращённой к Хоревице, располагалось святилище Перуна. Вокруг огромного деревянного идола, чья глава была покрыта серебром, усы позолочены, а в глазницах переливались драгоценные самоцветы, днём и ночью горели огни костров. Изб горожан на Горе было мало: за святилищем находилось место погребения знатных киян.
В пору главенства христианской веры в Киеве7, в доолеговы ещё времена, на Горе был христианский храм. Вещий же, вокняжившись в Киеве, христианских служителей из города выгнал, а на Горе возвёл святилище Перуна, почитавшегося у варягов Старграда8 и Велиграда9 покровителем княжеской дружины. Первым среди прочих богов признавал Перуна и князь Рюрик, полагая златоусого бога ещё и собственным покровителем. Вместе с новорождённым сыном, отданным на воспитание Вещему, были старым князем отправлены в Киев из Новгорода и волхвы Перуна утверждать на киевской земле силу и первенство бога-хранителя Рюрикова рода.
Новгородские варяги укоренились на здешней земле, и воинственный Громовержец вознёсся над святилищами прочих богов Сварога на Хоревице и Волоса на Подоле и взирал ныне с высоты Горы и на простых смертных, и на княжеские хоромы
Просторный, резной, трёхжильный терем князя Игоря был обращён передней своей частью не к Горе, а к Подолу. Окнами он глядел на сад, а с гульбища10 верхнего яруса можно было увидеть и Подол, и Почайну, и Днепр. Там в теремке-башне находились покои княгини.
Окна в покоях были распахнуты, стены и крыша княжеского терема дышали жаром нагретого дерева стояла самая середина лета. Открытые створки окон были убраны узорчатыми оконницами решётками с рисунком из ромбов. Ловя и отражая лучи полуденного солнца, поблёскивали в них самые настоящие и довольно прозрачные стёкла.
В просторной опочивальне под окном, на обитой дорогой тканью скамье с мягкими подлокотниками-подголовниками, среди шёлковых подушек, погруженная в глубокие раздумья, с пяльцами в руках сидела Ольга, вот уже почти три седмицы как княгиня Киевская.
Напротив окна, боком к дверному проёму, стояло широкое, одетое покрывалом из горностаевых скор, ложе. Изголовье его было обшито красным аксамитом плотной ворсистой тканью, крепившейся к стене позолоченными гвоздиками с большими узорчатыми шляпками-солнышками. Пол ложницы устилал браный ковёр, привезённый откуда-то из восточных земель из Шемоханского царства11 или даже из далёкой Бухары.
Опочивальня не имела двери со стороны внешних сеней, войти в неё можно было только из другой принадлежащей княгине горницы светлицы для приёма гостей и посетителей. Посредине гостиной светлицы возвышался резной престол, окружённый стольцами. И престол и стольцы12 были обиты той же тканью, что и скамья в ложнице. Вдоль стен тянулись крытые узкими коврами лавки и нарядные сундуки-укладки. В углу находился высокий поставец с расписными ларцами и домовыми богами-оберегами, привезёнными Ольгой из Плескова.
Со стороны, противоположной опочивальне, к светлице примыкала горница для челяди. Там же хранились одежды и имение княгини. Из светлицы можно было выйти на тянувшееся с внешней стороны терема вдоль покоев гульбище. Обрамлялось оно резными перильцами, с крыши-навеса вилось-нависало кружево причелин13.
Всё в Ольгином теперешнем жилье было устроено и для услады глаз, и для телесной угоды. И позволявшее выйти на воздух, не покидая терема, гульбище, и собственная печь для пущего тепла зимой. Убранство покоев было к тому же обновлено и украшено нарочно к её вселению и выглядело соответственно новому Ольгиному положению. Ольга, и ранее жившая в достатке и благоте, не могла не признать, что нынешние её покои превосходили размером и богатством прежние светлицы в батюшкином доме.
Словом, живи себе и радуйся, без забот и хлопот, благодари богов за дарованную долю да мужа нарочитого ублажай. Но радоваться у Ольги не получалось Об этом она и раздумывала, поднимая порой лицо от пяльцев и окидывая взором свои резные, расписные покои.
Важные гости, прибывшие на свадьбу, разъехались, и жизнь в тереме вошла в повседневную, обыденную колею.
День начинался с заутрока14, который всегда происходил в столовой горнице, называемой обитателями терема греческим словом трапезная. Трапезная находилась в крыле, противоположном той стороне, где были устроены Пировальня и Князев Приказ. На два крыла терем делили прихожие сени и лестница, ведущая в верхние ярусы. Сзади к трапезной примыкала поварная и людская. Левее трапезной располагались покои княжича Олега.
Снедали утром лишь узким кругом княжеской семьи. В трапезной, кроме Ольги, в это время присутствовали и сам князь Игорь, и княжич Олег, и княжна Ефандра с Милицей, и Предслава.
После заутрока князь погружался в державные заботы. Чаще всего он уезжал из терема. От Милицы или теремной челяди Ольге порой удавалось случайно узнать, где проводил время её супруг он то вершил княжеский суд, то наведывался на мытню и торжище, навещал дружины гридницу младших отроков на Детском холме или предавался ратным забавам со старшими гриднями на ратной площади. В иные дни князь задерживался в своих поездках до вечера и несколько раз ночевал вне терема уезжал в свои уделы или с ближней дружиной отправлялся на ловы и пиры.
Если же Ольгин супруг оставался утром в тереме, что за Ольгину недолгую бытность княгиней случалось трижды, то в приёмной горнице Князевом приказе заслушивал всяких разных посетителей посланников от наместников из подвластных градов и весей, старейшин, тиунов, вирников15, иноземных послов и купцов. Торговых людей из Руси в тереме Ольга ещё не видела черёд их посещений наступал осенью, после возвращения из дальних стран.
Днём князю накрывали в Пировальне, и с ним всегда столовалось множество всяких людей советников, бояр, воевод. По завершении долгого полуденного снедания наступало время пообедья, когда князь отдыхал.
Вечером в Пировальне опять собирались самые приближённые бояре и старшие гридни из дружины. По терему разносились звуки гуслярных переборов и гудение жалеек вечером серьёзных разговоров не вели, развлекались.
Женская половина семейства вкушала и дневную, и вечернюю пищу в трапезной. Право самой решать, за какой стол садиться за женский или вместе с князем или вовсе остаться в собственных покоях было только у Предславы. Ольгу в Пировальню князь не звал.
Одна из Ольгиных прислужниц, жалостливо глядевшая на оставленную без мужнего внимания госпожу, предложила ей вечерять в своих покоях, дабы не возбуждать любопытство челядинцев нарочитых гостей, иным из которых дозволялось ожидать хозяев в сенях и людской.
После вечери наступало время отправляться в ложницу Вот тогда-то Ольгины страхи достигали своей крайности
Ночи, проведённые с князем, мало отличались от первой. И если днём супруг вёл себя с ней хоть и пренебрежительно, но беззлобно чаще всего просто не замечал, ночью же словно не к молодой жене приходил, а к лютому врагу. Её беззащитностью и вынужденной покорностью он наслаждался вовсю заставлял её разоблачаться до наготы и в таком виде раздевать его самого, обязательно сопровождая сие действо целованием открывшихся её взору оголённых мест на его теле и ноги, в данном случае, были для неё не самым страшным. Ни разу он Ольге не улыбнулся лишь усмехался, замечая её смущение после услышанных от него повелений выполнить его любострастные затеи, сам он её не целовал, по-прежнему запрещал ей разговаривать с ним, а за случайные слова с удовольствием наказывал мог шлёпнуть по заду иди даже по губам. Ежедневно она замирала в страхе, ожидая внимания нарочитого супруга, а если князь днём не возвращался, то гадала приедет ли к вечеру или нет и тогда участь его внимания её минует.
Не имея в тереме никаких обязанностей а хозяйкой в хоромах, по всеобщему разумению, была Предслава и не посвящая время ничему, кроме рукоделия и прогулок по саду, а потому совершенно не отвлекаясь на прочие мысли, этим тяжким думам она начинала предаваться вскоре после полудня, и к вечеру уже более ничего и делать не могла, кроме как бояться. И через некоторое время, коли бы вдруг пожелал князь, чтобы она развлекла его беседой Ольга бы уже, кажется, и сама рта раскрыть не сумела. Впрочем, то, что происходило в ложнице, вполне устраивало князя и безо всяких разговоров ночевал он у супруги почти всегда, когда оставался в тереме. И лишь ежемесячные женские недомогания на несколько дней освободили Ольгу от его внимания.