Своим пренебрежительным отношением к ней князь словно давал понять, что наречение своей водимой супругой и дарование титула княгини совсем не означает, что она будет отличаться для него от любой другой наложницы. Это ей пристало безоговорочно обожать своего супруга и всячески ему угождать, а его расположение надо было ещё заслужить. А в Ольгином случае не просто заслужить, а очень постараться, чтобы вернуть
Никто из близких первое время её не навещал такова была воля князя не тревожить молодожёнов. И это, конечно, было только к лучшему, иначе не понятно, как она сумела бы объяснить им свой бледный, несчастный вид, а солгать, наверное, не смогла бы, разрыдалась.
А Яромир всё это время находился в Киеве, вернее не в Киеве, а в Ольгином уделе, селе Высоком, расположенном в нескольких верстах от стольного града. Отец был озабочен его устройством
В дверь опочивальни постучали, вошла Ольгина челядинка Любава.
Княгиня, Граничар пришёл с посланием от князя.
Князь вернулся в терем? спросила Ольга, подавляя волнение. Три прошедших дня её супруг в княжеских хоромах отсутствовал уехал на ловы и ночевал в каком-то ином месте.
Токмо прибыл сам покуда в гриднице, в терем человека прислал с наказом
Ольга отложила пяльцы и вышла в гостиную светлицу. Любава распахнула двери, и в Ольгины покои явился теремной тиун Граничар.
Крючковатым носом и цепко глядящими из-под чёрных кустистых бровей глазами смуглолицый, высокий, сухощавый Граничар напоминал хищную птицу. Волосы на его голове были выбриты с боков, с затылка на шею спускалась чёрная коса прожив долгие годы в Киеве, тиун всё ещё носил болгарскую причёску.
Граничар происходил из семьи потомственных болгарских воинов. Имя своё получил в честь прочимой ему отцом дозорной службы на удалённых рубежах Болгарского царства. Но блюсти пограничье молодому гридню не пришлось в дружине княжны Евдокии он был отправлен в Киев. Вскоре после того как Евдокия родила Игорю Олега, способный и расторопный Граничар занял место главного стража в теремных хоромах, а уже после смерти княгини и переезда в терем Предславы, случившегося через пару лет после упокоения Евдокии, Граничар был переведён в тиуны. Хорошо освоившийся в княжеском тереме Граничар вполне подходил для подобного занятия, потому как, кроме воинской науки, был обучен счёту, славянскому письму и грамоте, к тому же место главного стража в то время нужно было освободить для молодого любимца Предславы Свенельда.
Будь здрава многие лета, княгиня, приветствовал её Граничар с поклоном. Светлейший князь Киевский велел тебе передать, что вечером в трапезной случится родственный собор по поводу похода княжича Олега на Смоленск. На вечерю приедут князь Плесковский с сыном и прочие гости. Князь велел тебе, княгиня, нарядиться и спуститься к вечере в трапезную.
Лицо Ольги тут же прояснилось, а сердце забилось радостно она и не представляла, что может так соскучиться по батюшке за столь короткий срок.
А какие ещё гости будут? быстро спросила она.
Опричь семьи десница Асмуд, воеводы Свенельд и Валигур, глава мытни Адун и братаница князя Есферия с матерью Методией.
Братаница? с удивлением переспросила Ольга. Об этой ближнице она услышала впервые.
Дочь опального воеводы Олега Моровлянина.
Это было неожиданностью. Ольга, конечно, знала о существовании у того, кто был, вероятно, её отцом, жены и дочери но ещё ни разу не задумывалась о том, где они жили и как. Теперь вот предоставлялась возможность увидеть свою единокровную сестру.
Едва тиун вышел, в светлицу вбежала Любава.
Радость-то какая, княгинюшка! Князь тебя никак на вечерю позвал! Чего надеть изволишь?
Все самые лёгкие одеяния достань. Отнеси в ложницу я примерю.
А узорочье?
Очелье из злата. Златотканые пояс и наручи. Остальное не знаю под наряд подберу.
Когда облачение и украшения для вечера были выбраны, Ольга вновь села вышивать. Но нитки у неё всё время путались, игла колола пальцы видно, мысли о грядущей встрече не позволяли ей сосредоточиться на работе. Она отложила рукоделие, вышла на гульбище и подставила разгорячённое волнением лицо едва ощутимым дуновениям ветра.
С гульбища открывался вид на пышный, ухоженный сад с мощёнными камнем дорожками, с диковинными растениями и душистыми яркими цветами, привезёнными с берегов Греческого моря из Болгарского царства, из Таврии и из самого Царьграда. Сад заложили ещё при Вещем Олеге, от греков перенявшем сей обычай окружать дворцы рукотворными насаждениями, призванными подчеркнуть высокое положение их владельцев. После Олеговых начинаний стараниями первой водимой супруги князя Игоря, болгарской княжны Евдокии, сад прирос землями и дополнился новыми растениями и цветами.
Евдокия родилась у болгарского правителя Симеона от его первой жены, дочери печенежского вождя, соратника Симеона в его ранних войнах с Греческим царством. От той же знатной печенежки имелись у Симеона сыновья: старший Михаил и младший Иван.
Симеон, будущий болгарский князь, а затем и царь, изначально прочимый своим деятельным родителем, князем Борисом, приведшим Болгарскую землю к христианской вере, встать во главе Болгарской церкви, немало лет провёл в Царьграде, набираясь в греческой столице всяческих знаний и мудрости. Симеон читал греческие книги, сам писал многоумные сочинения и вполне готов был пойти по стезе служения делу церкви. Болгарский же престол занял старший брат Симеона Волдимир. И случилось это ещё при жизни родителя Борис отрёкся от власти и ушёл в монастырь. Презрев все усилия отца, Волдимир неосмотрительно дерзнул вернуться к языческой вере, не учтя того, что удалившийся от людей Борис тем не менее зорко следил за происходящим в родной земле. Узнав о вопиющих начинаниях отпрыска, Борис не замедлил их пресечь вышел из монастыря, схватил неслушного сына и безжалостно наказал его ослепил. А наследником провозгласил Симеона.
Вместе с княжеским престолом Симеон получил от отца в наследство и сложные отношения с греками. И, расстригшись из монашества, принялся искать себе достойную спутницу, которая бы обеспечила ему не только чадорождение, но и всестороннюю и многообразную поддержку могущественной родни. Скорее всего удался сей замысел с печенегами.
С Киевом тогдашнего болгарского правителя связывали самые дружественные отношения, выросшие как из взаимного расположения неустрашимых воителей Симеона и Олега Вещего друг к другу, так и, в большей степени, из схожести их целей и один, и второй силой оружия желали получить от греков всяческих выгод для своих народов. Однако если торговый ряд с греками Олега вполне устроил и умиротворил, то гораздо более значительные притязания Симеона с меньшей вероятностью могли быть удовлетворены греками на началах каких-либо разумных довершений16. А потому война Болгарской стороны с Царьградом не прекращалась почти всё время правления Симеона, то затихая, то вновь разгораясь в тот миг, когда одна из противоборствующих сторон нарушала хрупкие условия временных перемирий. В конечном счёте, устремления Симеона вознеслись на невероятные высоты болгарский князь, ни много ни мало, захотел сделаться родственником багрянородному императору, принудив его жениться на своей дочери, а следом и самому сесть на царьградский престол, как соправителю.
И надо отметить, что замыслы Симеона со временем выглядели всё более достижимыми болгары одолевали греков в бранях. Царьград суетливо искал себе союзников, и вот в этом греки, привычно сочетавшие стравливание варварских народов с подкупом их вождей, преуспевали. Плодом греческих усилий стало то, что бывшие соратники и родичи Симеона, печенеги, сделались болгарам врагами. Симеон к тому времени был женат повторе, и, стремясь заручиться поддержкой новых влиятельных родичей, отдалил от себя детей от печенежки, признав своим наследником не старшего, Михаила, а Петра, сына от второй супруги, Марии, чем вызвал неудовольствие печенежской родни. Греки не преминули воспользоваться этим семейным разногласием и привлекли печенежское кочевье отца первой супруги Симеона на свою сторону. Но, впрочем, союзники оказались гораздо менее удачливыми и умелыми в ратном деле, чем Симеон, и не особо помогли грекам.
Неоднократно в ту пору пытались склонить греки на свою сторону Русь, напоминая Олегу и Игорю об условии подписанного довершения о военной подмоге, и киевские правители не скрывали от Симеона, что отказывать грекам в этом их требовании им сложно. Тогда-то и появился у Симеона замысел породниться с Русью, и в Киев из Преслава были отправлены послы с целью обсуждения брачных рядов. В невесты Игорю Симеон предложил свою дочь от печенежки она больше подходила жениху по возрасту, чем его дочь от Марии. Кроме того, Симеон всё ещё не оставлял мысль выдать замуж свою младшую дочь за юного греческого императора Константина. Тем надеждам осуществиться не удалось: год спустя после рукобития о брачном ряде Евдокии и Игоря, четырнадцатилетний Константин женился на дочери своего флотоводца Романа, сумевшего не только тестем багрянородному императору стать, но и соправителем. И младшую дочь, сестру наследника болгарского престола, больше уж беречь было не для кого.
Вещий советовал Игорю взять женой дочь Симеона не от печенежки, а от Марии, сестры влиятельного боярина Георгия. Однако честного рукобития Игорь не порушил: имелась от этого брака ещё одна существенная для него выгода. Евдокия приходилась внучкой могущественному печенежскому вождю Куркуту, предводителю кочевья Хавуксингила, а земли, подвластные Киеву, тревожило набегами другое воинственное кочевье Иавдиертим вождь которого, Елчи, состоял с Куркутом в дальнем родстве. Наследники Игоря от Евдокии стали бы родичами Елчи, что способствовало бы миру с печенегами.
Евдокия со свитой была отправлена в Киев и сделалась женой Игоря. Все дети просвещённого и образованного Симеона и от первой и от второй супруги были крещены, обучены грамоте и письму. И Евдокия не являлась исключением. Кроме дружины и челяди с болгарской невестой в Киев приехали книгочеи, писарь и христианский священник.
Этот союз позволил киевским правителям уклониться от помощи грекам, сославшись на случившееся родство. Греческие послы, конечно, убеждали Игоря одуматься, указывали на то, что Евдокия дочь нелюбимая, что даже её печенежский род принял сторону Царьграда, утвердившись в мысли, что внуку печенежского вождя иначе не сесть на болгарский престол. Игорь с греками соглашался, но поддерживать их не спешил.
То же, подчёркиваемое греками, обстоятельство позволяло Игорю отказывать и самому Симеону, искавшему себе соратников для морских браней с греками. Игорь вовсе не стремился участвовать в бессмысленных для Руси войнах. А Вещий, в ту пору став при Игоре кем-то наподобие Бориса при Симеоне, на предложения иноземцев вступить в те или иные союзы отговаривался, что он теперь ничего не решает от княжеской власти устранился, бразды правления Игорю передал.
На деле это было не совсем так хотя Олег принимал посетителей княжеского терема, сидя не на престоле, а лишь по правую руку от молодого Игоря, бояре, дружина и торговый люд знали его князем по-прежнему. Но имелась в тех его словах и доля правды. Гибель почти всей русской рати по возвращении с Хвалыни17 сильно подкосила и здравие киевского правителя, и его уверенность в своей удаче.
Узнать, чем же закончилось болгаро-греческое противостояние, Олегу не пришлось Вещий князь покинул сей мир. А спустя шесть лет упокоился и Симеон. Ныне на болгарском престоле сидел Пётр, завершивший отцово дело жизни тем, что заключил с Царьградом мир и получил себе в супруги знатную гречанку внучку Романа. И в итоге тестем стал не болгарский правитель багрянородному кесарю, а соправитель греческого императора болгарскому царю. Кто от этого остался в большем выигрыше и прибытке, догадаться было не сложно. Старших братьев Петра, детей печенежской жены Симеона, постигла незавидная участь Ивана отправили заложником в Царьград, Михаил был сперва заточён в монастырь, а позже, после его побега и попытки захватить в Преславе власть, казнён.
Все эти подробности Ольга узнала от Асмуда, на долгом пути в Киев развлекавшего их с Яромиром во время остановок рассказами из жизни нарочитого Ольгиного жениха и его окружения.
Памятуя о полученных от Дагмары сведениях и помалкивая о них, Ольга с деланым простодушием спросила тогда Асмуда и о том, почему Вещий князь не обзавёлся женой. Десница отговорился тем, что горячо любимая, водимая супруга Олега умерла вскорости после рождения сына, а после неё Вещий никого так уж более не полюбил, а назвать своей перед людьми нелюбимую, видно, не захотел. А те несколько детей, которые были рождены часто меняющимися в ложнице знаменитого правителя жёнами, почему-то все умерли в младенчестве
Когда солнце закатилось за полдень, Ольга позвала Любаву и вторую чернавку Нежку пришла пора облачаться к вечере.
Поверх нижней сорочицы из тонкой белой паволоки прислужницы надели на княгиню золотисто-переливчатого шёлка далматику, затянули Ольгин стан широким поясом. На её голову, покрытую белым шёлковым убрусом, Любава возложила золотой круг очелья, того самого, которое было на Ольге в день свадьбы. В полые скобки на нижнем краю очелья над ушами продела крепления выбранных Ольгой рясен ниспадающих до самой шеи золотых цепочек с нанизанными на них шариками алатыря камня медового цвета. Это узорочье было среди Ольгиных свадебных даров.
Как же красива ты нынче, княгинюшка, восхитилась Любава. Немногим мужним жёнам столь годен убрус, как тебе.
Большинство супротив портит, согласилась Нежка. Волосы-то не видать.
А нашей княгинюшке дюже к нежному личику, подхватила Любава. И очи нынче у тебя, госпожа, наконец-то радостные, и румянец на щеках. Даст Лада всё образуется.
Ольга не стала уточнять у челядинок, что образуется, поблагодарила девиц и направилась в трапезную. Выглядела она, должно быть, действительно хорошо не ожидая три последних дня явлений супруга в опочивальне, успокоилась и выспалась.
Батюшка, а вместе с ним Искусен, уже пришли в терем. Увидев их, Ольга едва ли не бегом спустилась по лестнице и бросилась к Яромиру в объятия.
Доченька, как ты? спросил Яромир, отстранив её от себя и внимательно осмотрев. Выглядишь красавицей.
Дай и я обниму красавицу, засмеялся Искусен и поцеловал её в лоб. Высокая какая. Выросла что ли, сестрица?
Всё хорошо, батюшка, братец, счастливо вымолвила Ольга, и сейчас, рядом с ними, всё, и правда, было хорошо
Когда собрались остальные, вышел князь. Он занял своё место во главе стола на стольце с мягким седалищем и подлокотниками. Обычно на заутроке Ольга сидела сбоку от князя на лавке. Ныне же во главе были поставлены два стольца. Никто из гостей не притязал на место рядом с князем, все расселились на крытых узорчатыми тканями лавках и Ольга рассудила, что второй столец предназначался ей, и присела рядом с супругом.
Она оглядела присутствующих, определила про себя, кто из незнакомцев мытник, а кто воевода-сотник. Загадки это не составляло, выражение лиц нарочитых мужей говорило само за себя: цепкий взгляд был у мытника, лихой и слегка заносчивый у сотника так часто глядели задиристые гридни-удальцы. Ольга покосилась на Свенельда у воеводы взгляд был иной, без намёка на какое-либо лихое удальство одновременно внимательный и бесстрастный, устремлённый вглубь чужих мыслей, свои же думы при этом усердно прячущий. Как ни странно, этот его взгляд она хорошо помнила.
Ольга отвела глаза от Свенельда и воззрилась на Есферию. Её сестра оказалась темноволосой и кареглазой девицей, и если чем-то и напоминала Ольгу, то лишь статью и ростом. Ликом Есферия пошла в матушку.