Кэмерон колеблется. Дело в том, что он понятия не имеет. Скорее ад замерзнет, чем он пойдет проверять. Когда он покупал джип, рейтинг был где-то чуть за шестьсот, но это было несколько сомнительных решений назад. С саркастической ухмылкой он отвечает:
Сто двадцать.
Брэд качает головой:
Может, это очки, которые ты в боулинге заработал. Но уж стопроцентно не кредитный рейтинг.
Ну что тут сказать? Я офигенно играю в боулинг.
Еще бы.
Кэмерон проводит пальцами по коротким рядам дырочек на боку своей кроссовки. Наверное, их оставила собака Кэти, какая-то там карманная порода, пристрастившаяся к обуви особенно к его обуви. С этой собакой столько геморроя, что Кэти отправила ее к своим родителям, но те привозили ее каждый раз, когда приезжали в гости. По крайней мере, больше ему не придется иметь дело с этой дрянью.
Почему бы тебе не вернуться к учебе? уже не в первый раз предлагает Брэд. Получишь профессиональное образование или что-то в этом роде.
Кэмерон хмыкает. Брэд же не настолько глуп, чтобы не понимать, что колледж стоит денег, которых у Кэмерона нет. Но внезапно у Кэмерона появляется идея. Хорошая идея.
Знаешь ту квартиру над Деллз?
Брэд кивает. Все завсегдатаи этой пивнушки знают о квартире над ней. Иногда они шутят, что старина Эл, бармен, мог бы срубить кучу денег, сдавая ее в почасовую аренду.
Прошлым вечером я слышал, как старина Эл сказал, что там никого, продолжает Кэмерон. Может быть, он сдал бы ее мне.
Он, наверное, заставит тебя сначала оплатить счет. Но все может быть.
Я спрошу его, когда мы будем давать концерт на следующей неделе.
Брэд мнется.
На следующей неделе?
Ладно. Зайду завтра.
Хорошо, говорит Брэд. Потом опускает глаза. Кстати, я должен кое-что тебе сказать. Я хотел подождать, пока все соберутся, но
Но что? Кэмерон хмурится. Давай, валяй.
Э-э Концерт Мотыльковой колбасы на следующей неделе. Он у меня будет последний.
Что? Кэмерону кажется, что его пнули в грудь.
Да, я ухожу из группы. Брэд морщится. Скоро родится ребенок, и мы с Элизабет думаем, что будет лучше, если
Ты солист! выпаливает Кэмерон. Ты не можешь уйти!
Прости. Брэд словно съеживается в кресле. Не говори пока остальным, ладно? Я правда хотел подождать, пока все соберутся вместе.
Кэмерон встает и подходит к окну.
Просто с ребенком все будет по-другому, повторяет Брэд.
Кэмерон разглядывает двор перед домом Брэда и Элизабет, светящиеся садовые фонари, траву, густую, как на поле для гольфа, и выложенную кирпичом дорожку. К его ужасу, в горле встает комок. Конечно, Брэд уйдет из Мотыльковой колбасы, когда родится ребенок. Следовало это предвидеть.
Я понимаю, говорит он наконец.
Я все равно буду приходить на концерты.
Кэмерон проглатывает усмешку. Без Брэда концертов уже не будет.
Элизабет тоже. Может, будем брать с собой малыша. Брэд медленно вздыхает. Правда, прости.
Все нормально. Кэмерон возвращается к дивану и начинает снимать подушки, складывая их с нарочитой аккуратностью. Уже поздно, мне нужно поспать.
Да, хорошо. Брэд медлит еще немного, прежде чем забрать пустые стаканы. Подожди, тебе же нужно белье, говорит он и исчезает в коридоре.
Белье? На диван? С каких это пор?
Минуту спустя Брэд появляется с нераспечатанной упаковкой белья, которую бросает Кэмерону. Белье в фиолетовую и белую полоску, и Кэмерон готов поспорить на что угодно, что выбирала его Элизабет. Фиолетовый всегда был ее любимым цветом.
Брэд все топчется рядом, надоедливый, как комар.
Помочь постелить?
Нет. Кэмерон натянуто улыбается. Спокойной ночи.
Ладно. Э-э спокойной. Уже из кухни Брэд кричит: Не выпускай своих детенышей гадюки.
Кэмерон не отвечает.
1307-й день в неволе
В людях практически нет никаких достоинств, перевешивающих недостатки. Но отпечатки их пальцев это миниатюрные произведения искусства.
Я хорошо разбираюсь в этих отпечатках. Пожалуй, можно сказать, что это один из приятных побочных эффектов ежедневного общения с людьми с их соплями и влажными подмышками, с их липкими ладонями, отвратительно пахнущими цветочным лосьоном и фруктовым мороженым.
Но когда двери закрываются на ночь и свет гаснет, они оставляют после себя потрясающую замысловатую роспись на стекле моего аквариума.
Иногда я довольно долго разглядываю отпечатки, изучаю их. Маленькие овальные шедевры. Я прослеживаю взглядом линии от краев к центру, потом обратно к краям. Каждый из них особенный. Я помню их все.
Отпечатки пальцев похожи на ключи своей уникальностью.
Ключи я тоже помню все.
Здоровущие зубы
Миссис Салливан?
Това как раз готовится к началу смены и выгружает свои принадлежности для уборки, когда невысокий мужчина, размахивающий конвертом из плотной бумаги, трусцой пробегает через парковку океанариума Соуэлл-Бэй, лавируя между немногочисленными машинами любителей вечерней рыбалки и запоздавших с дневной пробежкой. Большинство из этих машин хорошо известны в Соуэлл-Бэй. Но почему-то Това даже не заметила незнакомый серый седан, из которого только что выскочил этот человек.
Това Салливан? снова выкрикивает он, приближаясь.
Она захлопывает дверцу хэтчбека.
Чем могу помочь?
Наконец-то я вас нашел! хрипит он, отдуваясь.
Переводит дыхание и расплывается в слишком широкой для его лица улыбке, показывая огромные белые зубы. Они напоминают Тове выбеленные ракушки морских желудей, которые цепляются за увитые водорослями валуны на краю залива.
Знаете, вас не так-то просто разыскать.
Прошу прощения?
Навигатор, в который я забил адрес, водил меня кругами, а на вашем домашнем телефоне нельзя оставить сообщение. Я уж думал, мне понадобится частный детектив.
От намека на то, что она не почистила память автоответчика, по шее Товы растекается жар, и справедливость этого обвинения только усугубляет неловкость. Но она переспрашивает ровным голосом:
Детектив?
Их нанимают чаще, чем вы думаете. Он качает головой, потом протягивает руку: Брюс Ларю. Я адвокат по наследственным делам Ларса Оскарссона.
Очень приятно.
Для начала, пожалуйста, позвольте сказать, что я вам соболезную. В его тоне не слышится особого соболезнования.
Нас мало что связывало, объясняет Това. Опять.
В общем Я не отниму у вас слишком много времени, но мне нужно передать это вам. Он протягивает Тове конверт. Наверняка вы знаете, что у вашего брата было кое-какое личное имущество.
Мистер Ларю, я даже не представляю, что было и чего не было у моего брата. Она просовывает палец под клапан конверта и заглядывает внутрь. Это документ на бланке Чартер-Виллидж, какой-то перечень.
Ну, теперь представляете. Нам нужно будет встретиться еще раз, чтобы разобраться с денежными активами, а пока вот вам опись его вещей. Их там совсем немного.
Понятно. Това засовывает конверт под мышку.
Просто позвоните им и дайте знать, когда вы заедете, чтобы все забрать.
Заеду? Чартер-Виллидж это же в Беллингеме. В часе езды отсюда.
Ларю пожимает плечами:
Слушайте, можете заехать за вещами, можете не заезжать. Они через некоторое время все выкинут, если никто не заберет.
Если никто не заберет. Конечно, после развода с Дениз Ларс больше так и не женился, но Това всегда думала, что там у него была пара-тройка подружек. Хотя бы близкий друг. Разве это не одна из причин, по которым люди переезжают в подобные заведения? Ради общения? Но этот Ларю, похоже, намекает, что за вещами Ларса никто не пришел. Может, к нему вообще никто никогда не приходил. Вдруг он умер в обществе какой-нибудь скучающей медсестры? Сиделки, считающей часы до конца смены?
Я съезжу, тихо говорит она.
Отлично. Тогда мое дело сделано. Ларю снова сверкает зубами. Есть вопросы?
В голове у Товы вертится великое множество вопросов, но наружу выбирается этот:
Как именно вы меня нашли?
А, да это приятный такой кассир в продуктовом на холме. Я зашел выпить кофе, потому что не смог найти вас по домашнему адресу, и когда мы разговорились, он сказал, что вы будете здесь. Хороший мужик. Говорит с сильным акцентом, как лепрекон.
Това вздыхает. Итан.
* * *
По какой-то счастливой случайности океанариум сегодня в приличном состоянии. Никаких клякс присохшей жвачки, с которыми надо бороться. В мусорных корзинах ничего липкого. Никаких неописуемых ужасов в уборных.
И, к счастью, все вроде бы сидят в своих аквариумах.
Я вижу, что ты там.
Стеклянная передняя часть аквариума Марцелла вся в жирных отпечатках пальцев, которые Това поливает из разбрызгивателя и стирает тряпкой, а осьминог смотрит на нее из верхнего угла. Она уже привыкла видеть его жилище пустым, а его самого в соседнем аквариуме с морскими огурцами, которые, похоже, стали его любимой закуской. Това не одобряет такое поведение, но это вызывает у нее улыбку. Их секрет.
Он расправляет щупальца и подплывает к переднему стеклу, не отрывая от Товы взгляда.
Сегодня мы не голодные, да?
Он моргает.
Час. По автостраде, тихо говорит она, наклоняясь к стеклу, чтобы оттереть упрямое пятно. Знаешь, не люблю я эти автострады.
В своей неторопливой, почти первобытной манере осьминог цепляется рукой-щупальцем за стенку аквариума и подтягивается ближе. Прилипшие к стеклу присоски сегодня выглядят синевато-багровыми.
Това отжимает тряпку.
И заведения эти тоже не люблю. Дома престарелых, дома инвалидов все они одинаковые, скажи? Там всегда пахнет больными людьми.
Глазом, сверкающим, как загадочный стеклянный шарик, осьминог следит за каждым ее движением, когда она складывает тряпку и убирает ее.
Това опирается на тележку.
Ларс всегда оставлял за собой бардак. И теперь мне в последний раз надо все за ним прибрать, даже после его смерти. Его жизнь всегда была какой-то слегка неряшливой. Правда, мы не из-за этого перестали общаться. Нет, причина была не в этом.
Она посмеивается над собой. Что она творит с осьминогом разговаривает? Она, конечно, постоянно здоровается с местными обитателями, которых очень любит, но это ведь другое. Разговаривать. Но, боже милостивый, полное ощущение, что это существо действительно слушает.
Ну и дела.
И вообще. Не было же никакой причины. Ничего не произошло.
Ладно, спокойной ночи, сэр. Това вежливо кивает осьминогу и идет дальше.
К стеклу аквариума с морскими коньками приклеена бумажка с надписью от руки. Това узнает каракули Терри: Спариваются! Не мешать!
Ой! Това прижимает руку к груди и осторожно всматривается в аквариум из-за края бумажки. Неужели опять наступило это время?
В прошлом году, когда у морских коньков был брачный период, Терри устроил в честь их будущих детишек небольшую вечеринку для всего персонала, всех восьмерых человек. Маккензи задержалась вечером после смены, чтобы надуть воздушные шарики и нарисовать плакат с надписью Скачи, мой конек!. Доктор Сантьяго, ветеринар, принесла торт, на котором глазурью было написано: Гип-гип-ура малышам гиппокампам!
Обычно Това не ходит на такие вечеринки, но этот торт ее заинтриговал. Когда Эрик учился в девятом классе, по углубленному курсу биологии ему задали сделать стенгазету про участок мозга, который называется гиппокамп. Он посвятил большой фрагмент газеты этимологии этого термина, его происхождению из древнегреческого языка, его родству с латинским названием рода морских коньков и его связи с мифологическими гиппокампами лошадьми с рыбьими хвостами. Может, у нас у всех в мозгу живут морские чудовища, пошутил Эрик, когда клеил газету на обеденном столе.
В любом случае, если бы Терри и Маккензи планировали устроить нечто подобное в этом году, подготовка была бы в самом разгаре. Но Това об этом ничего не слышала, хотя уверена, что уж ее бы позвать не забыли. По крайней мере, умышленно.
Ну, если праздник все-таки будет, она наверняка потом увидит оставшийся от него беспорядок. Да и все равно это глупая затея. Так заявили Крючкотворщицы в прошлом году, когда она им рассказала.
Наверное, она такая одна, что дети морских коньков кажутся ей интереснее, чем человеческие.
* * *
Когда она входит, Итан протирает кассовый стол. Он радостно улыбается ей:
Това!
Пластмассовые корзины сложены аккуратной стопкой рядом с газетным стендом, но Това проходит мимо них и мимо короткого ряда вставленных друг в друга тележек прямо к кассе. Она здесь не за покупками.
Добрый вечер, Итан.
Его лицо начинает краснеть. Через несколько секунд оно почти такого же цвета, как и борода.
Ко мне только что явились на работу и вторглись в мою частную жизнь. Ты случайно ничего об этом не знаешь?
Ах да, был один такой со здоровущими зубами. Итан с застенчивым видом складывает тряпку и засовывает ее в карман фартука. Я бы не говорил ему, если бы он не сказал, что это важно. Наследство твоего брата и все такое.
Това цокает языком.
Наследство. Так он тебе сказал?
Ну да. Кто же не хочет получить наследство?
Това вздыхает. Есть ли в этом городе хоть какая-нибудь история, в которой Итан не рвется поучаствовать? Она сухо поясняет:
Судя по всему, у моего брата остались какие-то пожитки в доме престарелых, где он умер. Ничего стоящего, я в этом убеждена, но теперь мне надо поехать туда и забрать их.
Итан, похоже, искренне раскаивается, сожаление затуманивает его большие зеленые глаза.
Вот черт, Това. Прости.
Это как минимум в часе езды.
Да уж, далековато, говорит он, ковыряя мозоль на большом пальце.
Това осматривает собственные кроссовки. Ей непривычно просить помощи, но Итан, кажется, говорил серьезно, и мысль о двух часах на автостраде заставляет ее содрогнуться. Да и он в долгу перед ней, раз уж проболтался тому адвокату. Она поджимает губы и говорит:
Я хотела бы принять твое предложение.
Предложение? Итан поднимает глаза, его голос звучит слегка поживее.
Да. Ты сказал: если мне что-нибудь понадобится. Ну вот, кое-что понадобилось.
Что угодно, дорогуша. Чем тебе помочь?
Това нервно сглатывает.
Отвези меня в Беллингем.
1308-й день в неволе
Морские коньки снова взялись за дело.
Люди так изумляются и восторгаются, как будто это какая-то неожиданность. Уверяю вас, это не так. Морские коньки мечут икру каждый год в одно и то же время. За годы заключения я был свидетелем четырех репродуктивных циклов.
Скоро появятся сотни мальков. Возможно, тысячи. Сначала они выглядят как облако икринок, но через несколько дней превращаются в скопление шевелящихся хвостов, которые пока не имеют никакого сходства со своими родителями. Скорее они напоминают уменьшенные вариации морских червей, бороздящих пески главного аквариума.
Удивительно, как только что родившееся существо может быть так не похоже на своего создателя.
Разумеется, к людям это не относится. Я наблюдал за людьми на всех этапах жизни, и они всегда явственно человекообразны. Несмотря на то что человеческий младенец беспомощен и родитель вынужден носить его на руках, его не спутать ни с чем другим. Люди вырастают из маленьких в больших, а иногда снова становятся меньше, приближаясь к концу жизни, но у них всегда четыре конечности, двадцать пальцев, два глаза в передней части головы.
Их зависимость от родителей длится необычайно долго. Конечно, это логично, что маленьким детям требуется помощь с самыми элементарными процессами: едой, питьем, мочеиспусканием, дефекацией. Невысокий рост и неуклюжесть конечностей затрудняют выполнение этих действий. Но по мере того, как дети обретают физическую независимость, их мучения, как ни странно, продолжаются. Они зовут мать или отца при малейшей необходимости: развязавшийся шнурок, запечатанная упаковка сока, мелкий конфликт с другим ребенком.