Маленькие люди ни за что бы не выжили в море.
Я не знаю, как размножается гигантский осьминог. Как могли бы выглядеть мои мальки? Меняем ли мы свой облик, как морские коньки, или у нас все банально, как у людей? Полагаю, этого я никогда не узнаю.
Завтра здесь будут толпы. Может, Терри даже не станет закрывать главные двери допоздна, чтобы впустить еще больше посетителей, желающих увидеть брачный период морских коньков. Эти нарушители обычного распорядка будут пробегать мимо моего аквариума большинству из них ничего, кроме коньков, не интересно.
Время от времени кто-нибудь остановится рядом. С такими я всегда играю в какую-нибудь игру. Я расправляю руки и отдаюсь на волю искусственного течения, которое создает помпа. Одно за другим я присасываю щупальца к стеклу, и человек приближается ко мне. Тогда я подтягиваю мантию к передней части аквариума и смотрю ему в глаза. Человек зовет своих спутников. Как только я слышу их шаги за поворотом, я стремительно прячусь за камень только вода плеснет, и все.
Как вы, люди, предсказуемы!
За одним исключением. Пожилая женщина, которая моет полы, не играет в мои игры. Вместо этого она разговаривает со мной. Мы беседуем.
Счастливый конец
В сотый раз мысли Итана возвращаются к Крючкотворщицам. Любая из них могла бы отвезти Тову до Беллингема. Конечно, они знают о ее нелюбви к езде по автостраде. Но она попросила именно его.
Сегодня утром он проснулся на час раньше, чтобы успеть принять душ, подровнять бороду и привести себя в порядок. Всем известно, как Това любит аккуратность и опрятность. Из-за того, что он встал ни свет ни заря, он выпил лишнюю кружку чая и, возможно, именно поэтому не может перестать барабанить пальцами по рулю, как будто играет на пианино.
У тебя все хорошо? снова спрашивает с пассажирского сиденья Това. Она роняет карандаш на газету с кроссвордом, лежащую у нее на коленях, и смахивает с обивки ворсинку. Надо было ему вытащить свою задницу из постели в пять утра, а не в шесть. Тогда успел бы привести в порядок не только себя, но и машину.
Да, все хорошо. Почему ты спрашиваешь?
Ее лицо расплывается в очаровательной улыбке.
Руки-пчелки.
Что?
Пчелки. То есть постоянно чем-то заняты. Я обычно так говорила, когда Эрик не мог сидеть спокойно.
Вздрогнув при упоминании этого имени, Итан делает глубокий вдох и пытается силой воли унять дрожь.
Руки-пчелки. Умно.
Он уже начинает придумывать объяснение, почему этим утром употребил слишком много кофеина, но когда косится на нее несколько секунд спустя, она снова погрузилась в свой кроссворд, постукивает ластиком по подбородку и изучает газетный разворот.
Ладно, проехали. Он пытается вспомнить какую-нибудь фразу для начала разговора, которые долго подбирал вчера вечером, но почему-то ничего не идет на ум. Единственные темы, которые всплывают в голове, под запретом: покойный брат, покойный муж, покойный сын. Тьфу. Он до сих пор удивлен, что она заговорила об Эрике, но ясно, что подходящий момент упущен.
Вместо этого он говорит:
И что ты там делаешь?
Что за нелепый вопрос. Очевидно же, что это кроссворд. Она подумает, что он рехнулся.
Она хмурится.
Вчерашняя головоломка. Боюсь, я отстаю от графика.
Отстаешь? фыркает он. Хочешь сказать, что решаешь эти штуки каждый день?
Конечно. Это ежедневный кроссворд. Я и заполняю его ежедневно.
А если пропустишь день? Будешь наверстывать?
Карандаш скребет по бумаге, когда она заполняет пустые клеточки.
Естественно.
* * *
Центр комплексного ухода Чартер-Виллидж укрыт среди череды покатых зеленых холмов, прорезанных длинной извилистой дорогой. Пока они едут по территории, от главной дороги ответвляются небольшие аллеи, каждая с указателем. Центр лечения расстройств памяти. Теннисный комплекс. Неотложная помощь. Клуб. Здесь есть все. Наконец один из указателей направляет их в сторону приемной, и Итан нажимает на газ. Проезжая по круговой подъездной дорожке мимо пары увитых плющом колонн из бордового кирпича, он тихонько присвистывает. Фу-ты ну-ты, какая помпезность. Больше похоже на модную частную школу или университет, а не на убогое заведение, куда старики приезжают поиграть в теннис, прежде чем отправиться на тот свет.
Это оно, дорогуша?
Лицо у Товы каменное.
Да, похоже на то.
Итан выключает зажигание и озадаченно смотрит на нее:
Ты никогда раньше здесь не бывала?
Не бывала.
Он подавляет желание еще раз тихонько присвистнуть. Това сказала, что Ларс жил здесь десять лет. Неужели она ни разу его не навестила?
Она берет свою сумочку, запихивает в нее газету.
Идем?
Да.
Итан выбирается наружу и поспешно обходит пикап, надеясь успеть открыть ей дверцу, но к тому времени, как он туда добирается, Това уже шагает к величественному зданию.
Первые полчаса Итан ждет в приемной, минуты тянутся медленно. Кожаные кресла на удивление роскошны, но какое же дерьмо тут предлагают почитать. Нэшнл джеографик, журнал Американской ассоциации пенсионеров и несколько скучных газетенок с Уолл-стрит. Разве нельзя было выбрать что-нибудь хоть чуточку поинтереснее, вроде Роллинг стоун или хотя бы Пипл? Сплетни о знаменитостях всегда были тайной слабостью Итана. Его руки-пчелки опять нетерпеливо барабанят по низкому журнальному столику. Он встает и осматривает стойку в углу вестибюля, где почему-то можно взять кофе, а чай нельзя. Повсюду кожа и плющ, и при этом они даже не могут глоток эрл грея предложить? Что за ерунда!
Итан берет из стопки одноразовый стаканчик и все-таки наливает себе чашку кофе без кофеина это же бесплатно. Кофе он не особенно любит. В девятнадцать он какое-то время работал в детском зоопарке в Глазго, вольер для слонов чистил. Однажды двое других парней, которые там работали, в шутку собрали навоз и пропустили его через соковыжималку. И это было очень уж похоже на кофе. Ну и с тех пор кофе уже не был для него прежним.
Прежде чем Това быстро двинулась вглубь здания, он настоял, чтобы она разобрала вещи своего брата не спеша, но теперь он понимает, что совершенно не представляет, сколько времени это может занять. Ему что, ждать здесь весь день? Надо было книгу с собой взять.
От стойки регистрации доносится гул голосов. Похоже, там собираются на экскурсию.
Женщина в сером костюме, с волосами, стянутыми в гладкий янтарный хвост, звонко и уверенно обращается к своей небольшой группе:
Добро пожаловать в Чартер-Виллидж, где мы обеспечиваем нашим клиентам счастливый конец.
Итан чуть не выплевывает кофе. Счастливый конец? Кто это вообще придумал?
Серый Костюм хмуро смотрит на него:
Сэр?
Да? Итан вытирает рукавом капли кофе с подбородка.
Вы присоединитесь к нам?
Я? Он оглядывается, как будто за ним может стоять какой-нибудь другой сэр. Пожимает плечами: Конечно, почему бы и нет?
Хоть так убить время.
Тогда идите сюда. С вежливой улыбкой она приглашает его подойти к группе.
* * *
Итан должен признать: постояльцы тут и правда выглядят счастливыми. Может, этот нелепый слоган не так уж далек от истины.
Здесь есть бильярдная, кафетерий с длиннющим шведским столом, даже бассейн и джакузи. Постояльцы могут заказывать еду в свои комнаты, а кровати ежедневно застилаются бельем плотностью в шестьсот нитей на дюйм. Когда экскурсия подходит к концу, Итан ловит себя на том, что он уже почти готов сюда переехать. Как будто он может себе это позволить. На пенсию здесь долго не протянешь.
* * *
Когда час спустя появляется Това, сжимая в руках коробку, Итан выкарабкивается из роскошного кожаного кресла:
Все хорошо, дорогуша?
Конечно. Това и без того выглядит маленькой в своем лиловом кардигане, а из-за коробки кажется еще более хрупкой.
На этот раз он опережает ее у машины. По-рыцарски открывает дверь и отступает, пропуская ее внутрь, за что она вежливо его благодарит. Потом он забирает коробку и пристраивает ее за пассажирским сиденьем. Но тут он видит кое-что еще. Глянцевая страница с фотографией местного культурного центра и теннисных кортов. Какой-то мужчина в белых шортах, с копной серебристых волос, размахивает ракеткой.
Пока Това возится с ремнем безопасности, Итан украдкой разглядывает фотографию.
Это не просто буклет на мелованной бумаге. Тут целая книжка. Глянцевая брошюра Чартер-Виллидж с этим их ужасным слоганом: Мы обеспечиваем нашим клиентам счастливый конец!
Из брошюры выглядывает край листа.
Бланк заявления.
1309-й день в неволе
Человеческие дети любят печенье. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду?
Круглое, размером примерно с раковину обычного моллюска. То с темными пятнышками внутри, то глазированное или посыпанное пудрой. Печенье может быть мягким и тихим, и тогда его путешествие между челюстями людей проходит бесшумно. Печенье может быть хрупким и громким, и тогда оно рассыпается при откусывании, а крошки катятся по подбородку на пол, который должна подметать пожилая женщина по имени Това. За время пребывания здесь я видел много разного печенья. Оно продается в торговом автомате возле главного входа. Но почти всегда, если дети просят купить печенье, родители отвечают, что дома их ждет обед. А суп я кому сварила? Я тебе лучше пасту сварю. В общем, очень часто речь идет о чем-нибудь вареном.
Представьте себе мое замешательство, когда чуть раньше этим вечером я услышал замечание доктора Сантьяго.
Что тут скажешь, Терри? Доктор Сантьяго повела плечами и развела руки в стороны. Я много осьминогов видела, но у этого голова варит хорошо.
Они обсуждали так называемую задачку: коробку из прозрачного пластика с откидывающейся крышкой на защелке. Внутри сидел краб. Терри опустил коробку в мой аквариум. Они с доктором Сантьяго наклонились, чтобы подглядывать за мной через стекло. Без промедления я схватил коробку, открыл защелку, поднял крышку и съел краба.
Это был красный каменный краб в период линьки. Мягкий и сочный. Я прикончил его за один укус.
Это Терри и доктору Сантьяго не понравилось. Они нахмурились и заспорили. Похоже, они не ждали, что я так быстро открою коробку.
Голова у меня варит хорошо. Ну конечно, я умен. Все осьминоги такие. Я помню лицо каждого человека, который останавливается, чтобы посмотреть на мой аквариум. Я легко выстраиваю закономерности. Я знаю, где именно будут играть на верхней стенке лучи восходящего солнца, которые каждый день слегка смещаются.
Когда мне нужно слышать, я слышу все. Я могу определить, когда прилив за стенами тюрьмы сменяется отливом, по шуму волн, разбивающихся о камни. Когда мне нужно видеть, мое зрение обостряется. Я могу определить, какой именно человек прикасался к стеклу моего аквариума, по отпечаткам пальцев. Выучить этот язык было нетрудно.
Я умею пользоваться разными инструментами. Я умею разгадывать головоломки.
Ни у кого из других заключенных таких навыков нет.
Количество нейронов в моем теле доходит до полумиллиарда, и они распределены по всем восьми конечностям. Иногда я задаюсь вопросом, не больше ли разума у меня в одном щупальце, чем у человека в целом черепе.
Голова варит хорошо.
Своей головой я горжусь, но это не емкость, в которой готовят суп или пасту.
Надо же было сказать такую нелепицу.
Может, и не в Марракеш
В этом поселке в стиле дорого-богато слишком тихо. Никакого тебе громкого топота прямо над головой. Телефон Кэмерона мигает красным: батарея почти разряжена. Он роется на дне сумки в поисках зарядки, но она осталась на тумбочке у Кэти. Эта картинка практически стоит у него перед глазами. Он забыл зарядку, и теперь телефон сел, и сам он тоже сел. В лужу, ага.
Может, у Брэда или Элизабет есть запасной шнур. Кэмерон крадется на кухню и открывает ящики так тихо, как только может. Столовые приборы сложены аккуратными рядами, одна из выдвижных полок полностью отведена под прихватки для духовки. Кому нужно столько прихваток? Они что, готовят на целую роту? Большинство из этих прихваток украшены монограммой. ЭББ Элизабет и Брэдли Бернетт. Счастливая супружеская чета. А он им теперь не чета.
Привет, доносится тихий голос из коридора.
Элизабет! Кэмерон резко задвигает полку. Словно насмехаясь над ним, она едет медленно и плавно, как и всегда с этими модными тумбами.
Я не хотела тебя напугать. Она улыбается, держа в руке пустую чашку. Другая рука лежит на животе, который грозит вырваться из бледно-голубого халата. Просто встала попить воды, а это значит, что через полчаса я опять встану писать. Клянусь, в последнее время мой мочевой пузырь стал размером с горошину.
Она включает свет, шлепает к широкому холодильнику и подставляет чашку под диспенсер.
Поверить не могу, что вы, ребята, станете родителями, говорит Кэмерон. Брэд и Элизабет женаты уже три года, и, конечно, Кэмерон был шафером на их свадьбе, но то, что они вместе, все равно так странно. Элизабет его лучшая подруга с детского сада, а Брэд, ну Брэд отличный парень, но он всегда был на периферии их дружеской компании. В школе он был для Элизабет недостаточно хорош, но каким-то образом несколько лет спустя они сошлись. Теперь они женаты, а вот уже и ребенок.
Станем родителями? А я-то думала, у меня просто живот раздуло. В уголках глаз Элизабет собираются шутливые морщинки. Кстати, чего это ты не спишь?
Телефон сдох. Он поднимает умирающий мобильник. У вас лишней зарядки не найдется?
Элизабет машет рукой в нужном направлении:
В ящике для всяких мелочей.
Спасибо. Он вытаскивает оттуда аккуратно свернутый шнур.
Поморщившись, Элизабет присаживается на один из барных стульев, стоящих вдоль кухонного острова, и долго пьет.
Жаль, что у вас с Кэти так сложилось.
Он тяжело плюхается на стул рядом.
Я все просрал.
Похоже на то.
Спасибо за безграничное сочувствие, Подлизабет.
Обращайся, Кэмеврун, с усмешкой отвечает она, подхватывая его подначку с детскими прозвищами. Ну и что теперь будешь делать?
Кэмерон вытягивает из потертой манжеты своей любимой толстовки зеленоватые нитки и складывает их на столе небольшой кучкой.
Поищу новое жилье. Может, сниму эту квартиру над Деллз.
Над Деллз? Ну и мерзость. Элизабет морщит нос. Ты можешь найти что-нибудь получше. Да и кому захочется, чтобы от дяди Кэма пахло несвежим пивом, когда он придет в гости к ребенку?
Кэмерон на пару секунд ложится лбом на прохладный гранит столешницы, потом снова поднимает глаза на Элизабет.
Вариантов у меня не то чтобы вагон.
Элизабет перегибается через стол, смахивает обрывки ниток в ладонь.
Кстати, эта твоя толстовка тоже мерзкая. Брэд свою давным-давно выбросил.
Что? Почему? Это, конечно, не фирменная вещь Мотыльковой колбасы, но вся группа такими обзавелась. Много лет назад. Они всё планировали заказать принт.
Когда ты ее в последний раз стирал?
На прошлой неделе, раздраженно говорит Кэмерон. Я же не свинья.
Ну, все равно мерзко. Она на куски расползается. И я никак не пойму, почему вы выбрали этот цвет детской неожиданности.
Это цвет зеленого мотылька!
Элизабет пристально смотрит на него.
А почему бы тебе не отправиться путешествовать или что-нибудь такое? тихо спрашивает она. Что тебя здесь держит?
Он растерянно моргает.
И куда бы я уехал?
В Сан-Франциско. В Лондон, в Бангкок, в Марракеш!
А, ну конечно. Мне надо только вызвать сюда свой личный самолет. И лети хоть через полмира.
Ладно, пусть не в Марракеш. Элизабет еще понижает голос. Честно говоря, я даже не знаю, где это. Вчера вечером в Колесе фортуны была такая загадка.