Разговор, точнее монолог ибо участие Крячко сводилось лишь к тому, чтобы вовремя издавать подбадривающе «угу», продлился около десяти минут. После чего коллега с видом завзятого мага (или шпиона) предложил заехать «тут, неподалеку».
Лев Иванович, разумеется, не возражал: во всем, что касается обработки вспомогательных источников информации, на Станислава вполне можно положиться. Поскольку Крячко был за водителя, то вполне ожидаемо свернул с шоссе в Мокшанские горы. Попетляв немного вверх-вниз по холмам, припарковался во дворике пятиэтажки, в которой располагалась квартира Романовых и Зубкова. Вот его окна, на пятом этаже, ощетинившиеся антеннами, тарелками и проволоками.
Приехали, Лева. Ты со мной? Или будешь сидеть тут, ожидать результатов из картотеки?
У меня аллергия на бездействие, съязвил Гуров, пойдем уж, помогу тебе. Работа со свидетелем все-таки, дело деликатное
Он не договорил и замолчал, поскольку к машине подошла незнакомая особа. Неопределенного возраста, худенькая, бледненькая, с короткой по-мальчишески стрижкой. На симпатичном носике не по сезону веснушки и неожиданно современные очки. При взгляде на нее приходило на ум слово «простенькая».
«Губы тонковаты, заметил Лев Иванович, в силу особых обстоятельств искушенный в вопросах женской красоты, наверняка сплетница. Держится скромно, но ощущается уверенность учительница? Медик?»
Поздоровавшись с Крячко, пришелица сообщила:
Станислав Васильевич, я как раз привела ее из поликлиники, мы дома.
Голос у нее негромкий, но ясный, отчетливый, с чистой дикцией, как-то сразу становилось ясно, что может она заставить себя слушать.
«Нет, скорее преподаватель».
Спасибо, что позвонили. И она не против поговорить? уточнил Крячко.
Что вы, она будет только рада.
Вы так считаете или?..
Она сама сказала.
К немалому удивлению коллеги, Станислав перехватил тоненькую ручку и от души ее чмокнул:
Благодарю вас, вы бесценный человечек!
Однако та оказалась крепким орешком. Признательность приняла, но таять не спешила, лишь заметила:
Просьбу вашу было непросто выполнить, зато более полезного для вас человека и представить сложно. Она завуч нашей школы, около полувека на посту.
Всю подноготную ведает?
Совершенно верно. Если она не знает, никто не знает. К тому же она была классным руководителем Тут она, увидев в машине Гурова, смолкла, наклонилась и довольно бесцеремонно принялась его разглядывать.
И Лев Иванович, получив возможность рассмотреть Стасова информатора лучше, не мог не отметить: губительное обаяние коллеги распространяется на все слои дамского общества.
«Ах ты старый ловелас. Ведь это явно учительница, и не из простых. Строгая особа. Ишь как смотрит, точно пытаясь припомнить, чей я папаша. И ведь не стара еще, хотя засушила себя порядком. А может, и по юности не цвела»
По глазам новой знакомой очень светлым, почти бесцветным, и потому зрачок зиял, аки прицел, было понятно, что и ей Лев Иванович не особо по нраву. Обратилась она к Крячко:
Простите, а это?..
Коллега мой, Гуров Лев Иванович, настоящий полковник, отрекомендовал Станислав.
Елена Васильевна.
Как прикажете. Мне кажется, к вам рановато еще по отчеству обращаться, улыбнулся Гуров.
Нет, не прокатил пробный шар, строга Елена Васильевна. Крепкий орешек, к голубым глазам и открытым улыбкам устойчивая.
В возрасте моем сомневаетесь? Прошу.
Нет, все-таки некое кокетство в ней присутствовало, иначе к чему пихать паспорт тому, кто не просит? Но раз уж настаивает. Гуров автоматически перелистнул страницы: фото, дата рождения в самом деле, молода Аленушка так-с, местная, улица 2-я Центральная, дом три, «Семейное положение» пусто, «Дети» пусто.
И как впечатления? поинтересовалась Елена Васильевна.
На свои года не выглядите, отозвался Гуров, не осознав, врет ли, или сказал чистую правду. Елена Васильевна из таких стабилизированных особочек, которым легко может оказаться от двадцати пяти до пятидесяти. Что ни скажи женщине о возрасте, не угодишь ей. Впрочем, в данном случае вроде бы прошло удачно. По крайней мере, она назидательно сказала: «То-то!» и уже совершенно по-товарищески, охотно поделилась рецептом вечной молодости:
А вы переезжайте к нам, Лев Иванович. Побегаете всю жизнь вверх-вниз по нашим горушкам глядишь, и сохранитесь не хуже.
Смотри-ка, языкастая особа, и не без кокетства.
Спасибо, буду иметь в виду.
Станислав вернул беседу в деловое русло:
О физкультуре и активном долголетии потом. Вернемся к нашим делам. Аленушка, как вообще Анна наша Георгиевна? Здорова ли, в памяти?
«Аленушка! Ничего себе у них как запросто».
За это даже не переживайте, заверила та, в самой чистой и крепкой. Всем бы нам такую память в ее возрасте, если доживем, конечно. Пойдемте, ждет ведь.
Они вошли в знакомый подъезд, поднялись на последний, пятый этаж, причем полковникам приходилось тайком переводить дыхание, а бодрая Аленушка делала вид, что прогуливалась, двигаясь легко, без никакого напряжения, позвонили в обычную дверь, обитую допотопным дерматином, слева от двери Романовых.
Мельком глянув на нее, Лев Иванович с неудовольствием понял, что снова насвистел Зубков: «А между прочим, опечатана квартирка-то». Он проверил бумажку с печатью приклеено на совесть, не повреждено. Станислав тоже увидел, ничего не сказал, лишь бровями дернул. Этого универсального мимического движения было достаточно, чтобы обменяться совпадающими мнениями.
«Порядочная дрянь этот наш Зубков, врущий на голубом глазу. Родители Дениса заняты, приводят квартиру в порядок, как же! Что за национальная развлекуха у них тут врать по поводу и без повода?»
Итак, Алена надавила кнопку звонка. Переливы его за дверью вызвали приятную ностальгию, щелчок допотопного замка тоже. Венцом приятного этого чувства стала и старуха, возникшая на пороге: довольно высокая, с царственной осанкой, даже возрастная полнота придавала ей внушительности. К тому же облачена хозяйка была в элегантное домашнее платье, да еще с белым кружевным воротничком, и опиралась на массивную трость с отполированным набалдашником. То ли учительница из советского фильма, то ли классная дама, из тех, что лупили благородных девиц линейкой по пальцам.
Милости прошу, и голос такой, хоть в кино запускай, настоящий преподавательский, глубокий, звучный, Елена Васильевна предупредила о вашем визите.
Анна Георгиевна пригласила их в крохотную, но сияющую, до скрипа чистую кухню, указала на венские стулья, для мягкости устланные плетеными ковриками. Тут было мирно, уютно, на окне полыхали герани, никаких сопливых электрочайников и кофеварок не наблюдалось и в помине. Уточнив, кто что будет, Алена принялась привычно хозяйничать: поставила на огонь чайник, принялась крутить ручку деревянной кофемолки.
Анна Георгиевна приступила к главному:
Алена сказала, что вас интересует художественный портрет моих соседей и учеников.
Вы правы, интересует, подтвердил Гуров.
Надеюсь, молодой человек, вы не рассчитываете на объективность? Вы же понимаете, что я пристрастна, как учитель, более того, классный руководитель. И не судья я ни Романову, ни Лайкиной.
А нам именно и важны сугубо субъективные познания именно такого человека, как вы, охотно пояснил Крячко, почти искренне.
И позвольте сразу уточнить, попросил разрешения Гуров, судя по тому, как вы их называете, вы этот союз не одобряли.
Старая учительница вздернула черную бровь, глянула испытующе. Но насколько чисты были две пары этих глаз, настолько открыты и простодушны взгляды ни тени насмешки, или, упаси боже, недоверия, что она успокоилась и продолжила:
Вы внимательны, молодой человек, быстро схватываете и делаете в целом правильный выводы Ваша правда, не одобряла, она чуть пристукнула палкой, и, как видите, оказалась права.
Вы имеете в виду случившееся несчастье, уточнил Станислав.
Анна Георгиевна величественно кивнула:
Я имею в виду целую цепь несчастий. Видите ли, мой богатый профессиональный и жизненный опыт позволяет утверждать: любой наш необдуманный поступок большой ли, малый, непременно приведет к трагедии.
Неужели трагедии?
Уж мне-то поверьте. Может, употребила громкое слово, но вы же не станете спорить с тем, что иной раз и сломанный ноготь трагедия. Да-а-а не стану отрицать, что Нина Лайкина это моя трагедия, личная. Самая крупная и даже единственная педагогическая неудача, полная и безоговорочная.
Все ли так плохо? вежливо усомнился Гуров. Вы не преувеличиваете?
Нет. Более того, воспринимаю нашу встречу как попытку исправить то, что еще можно. Лет мне много, человек я одинокий, детей собственных нет. Денис мой крестник, а с мамой его она у нас медсестрой работала мы старые приятельницы. Из этого понятно мое отношение к Лайкиной.
Простите, Крячко учтиво поднял ладонь, Анна Георгиевна, не забывайте, что сами мы не местные и совершенно не осведомлены о взаимоотношениях внутри вашего социума. Нам детали важны.
Понимаю, заверила старая завуч, давайте по порядку, с главного.
Она пошевелила бровями, губами пожевала внезапно по-старушечьи и начала так:
Никто так и не понял, зачем Денис женился на Нине. Большинство людей, близко их знавших
То есть весь поселок, невинно вставил Крячко, но старуха и ухом не повела:
Именно. Все были шокированы его женитьбой. Особенно сильным было потрясение для девочек, знавших и его, и ее одну минуту. Аленушка, принеси, пожалуйста, альбом. Тот, ты помнишь.
Та помнила и удалилась.
Старуха-завуч проводила ее материнским взглядом:
И это моя ученица, исключительный алмаз. Умница, настоящая подвижница после училища вернулась в родную школу. Порядочный, стабильный человек, не то что некоторые. Увы, одинока, как и я, вот позвала ее к себе жить, выжил ее брат с жилплощади. Все не страшно теперь помереть одной. Вся Аленка в заботах и работе
Крепкая старая школа, демонстрируя полное понимание, заметил Станислав.
Анна Георгиевна посмотрела удивленно:
Почему ж старая? Алена ровесница наших с вами предметов, Лайкиной и Романова. А какой контраст!
«Контраст тот еще, мысленно согласился Лев Иванович, припоминая Нину, особенно в сравнении с пышной Лайкиной хотя, с другой стороны, та, может, и мигом отцветет, а эта, как роза в колбе, в таком виде сохранится насовсем».
По-матерински добрую речь и фривольные размышления прервало новое явление обсуждаемой Елены Васильевны. Она появилась прямая, с втянутыми щеками, торжественно выложила на стол обтянутый бархатной тканью альбом, толщиной с добрую энциклопедию.
Вот Денис Романов, пояснила старая учительница, постучав по одной из карточек карандашиком, вы видели его?
Пришлось признать, что видели, но признать его было мудрено.
Так сморите, просто предложила она.
Обычная фотография обычного одиннадцатого класса. Почти в центре, фактически гвоздем композиции возвышался на голову выше иных ребят красивый паренек, настоящая кинозвезда, светловолосый, голубоглазый, с открытой гагаринской улыбкой.
Анна Георгиевна вновь заговорила, спокойно, хотя поначалу губы у нее дрожали. Она поспешила припасть к изящной кофейной чашечке, и, когда посуда была отставлена, голос хозяйки звучал уже вполне ровно.
Итак, Денис Романов. Мальчик уравновешенный, добрый, всегда готовый помочь, с характером. Очень зависим от мнения окружающих, при этом не желает в этом признаваться. Большие способности к точным наукам мог бы идти на золотую медаль, но он с ленцой. Отец у него умер рано, в пьяном виде утонул, но Денис об этом узнал лишь тогда, когда мама второй раз вышла замуж
В связи с чем потребовалось сообщать парню такое? спросил Станислав.
Понимаю ваш интерес. Тут надо понять и маму Дениса. Он уже отдаляется в десятом классе, сложный возраст, а тут появляется у мамы поклонник, хороший, добрый человек, строго не пьющий. Видимо, ей захотелось несколько снизить непорочность папы, но сын есть сын в общем, они очень сильно повздорили. Квартира изначально была Татьяниного мужа
Это настоящий отец Дениса? уточнил Гуров. Что за привычка у этих людей излагать все так, как будто весь мир знает их соседей по именам?
Верно. Она уехала к мужу в Москву, квартиру отписала сыну по дарственной живи, как нравится. Он и жил. Тихо, чисто, ни пьянок, ни гулянок пока не повелся с Ниной.
И вновь дернулись твердые губы, и снова припала она к чашечке, уже опустевшей.
Впрочем, кое-что общее у них было.
Что же?
Родители-алкоголики, без никакого осуждения, просто как факт, констатировала завуч.
Негусто.
Да, но в остальном Нина Лайкина совсем иного сорта фрукт. Вот она.
Анна Георгиевна перекинула несколько толстых альбомных листов.
Да уж, красавица. Трудно представить себе столь неподходящих внешне людей. В Романове, при внешней простоте, читалась и внутренняя интеллигентность, и видно было, что человек мозгами не просто не обижен, а наделен щедро. Лайкина совершенно иного пошиба персона: пышная, статная, с ошеломляющим бюстом, тонкой талией и толстой косой. И лицо, по правде говоря, неправильное: глаза слишком близко посажены, нос слишком длинный, рот слишком широкий, лоб низковат
И все-таки красива. Бывает такой результат всех возможных неправильностей.
Крячко озвучил собственную ассоциацию:
Ни дать ни взять молодая Солоха.
Сравнение удачное, одобрила старая учительница, да и девица непростая. К слову, мама ее была не сахар, а эта дерзкая, резкая, громкая, скрытная и прямолинейная. И, понимаете, все не вовремя, невпопад, с тычка, с рывка. Полное отсутствие деликатности, эмпатии, что думает, то и брякнет. Избалована изрядно, мать растила ее одна, ее кхм обожатели напропалую заваливали доченьку подарками.
Подкупали то есть, уточнила Елена Васильевна, которая, как казалось, совершенно не прислушивалась к разговору, натирая до безукоризненного состояния столешницу. По всей видимости, она была из перфекционисток, не терпящих ни малейшей неточности.
наконец мать ее спилась и вообще пропала при темных, невыясненных обстоятельствах, сделав вид, что не услышала, продолжала учительница, к тому времени Нине было четырнадцать. Опекуном стала соседка, потом и она скончалась. Осталась одна, а у девчонки своя комнатка в коммуналке. Начались мальчики, спиртное, сомнительные знакомства
на подвиги потянуло, дополнила Елена Васильевна, адресуясь как бы в пустоту, разъезжала на шикарных машинах.
Анна Георгиевна, чуть поморщившись, глянула с укоризной. Алена замолчала.
Тогда, может, помните, было модно специально навинчивать московские номера, чтобы все видели.
что пришел Вася к успеху, снова донеслось откуда-то со стороны.
Анна Георгиевна кашлянула:
Тут странное эхо, правда, Алена?
Та, немедленно замолчав, нырнула в холодильник, извлекла лимон. Взмахнула тонкими руками, как птичка крыльями и на изящном блюдце расцвел еще один невиданный цветок, с плачущими соком лепестками.
Благодарю, величественно кивнула престарелая диктаторша, прошу вас, отличный лимон.
А можно про сомнительные знакомства? осведомился Крячко.
Детали криминальной карьеры Нины мне неизвестны.
А самого ее фактического мужа, Станислав весьма удачно изобразил смущение и подбор слова, вы не знали?
Учительница тотчас отреклась: