Как их злые кузины сгубили мой корабль.
Умолял меня о помощи Сельдяной Король,
Жаловался на раков-отшельников, кравший из его мидий жемчужины,
Сулил в награду свою самую красивую дочку.
Хороша, конечно, немая как рыба жена,
Которой не нужны ни платья, ни украшения,
Но для нее союз со мной, любителем двойных порций рыбы и икры, был бы опасен.
Указал я Сельдяному Королю, где свои сундуки с жемчугом потерял,
Запамятовав, правда, предупредить его, что не мои они теперь,
А все от дна до крышки Дэви Джонсу принадлежат.
Поблагодарил рыбий монарх меня, пожал мне руку обоими скользкими плавниками,
Поцарапав ладони мелкими ядовитыми бугорками,
Да отправился, взяв с собой морских коньков, морских львов и вооруженных копьями тритонов,
В долгий и непростой путь за моими сокровищами через весь океан.
Эх, хотелось бы мне верить,
Что не напали на беднягу и его охранников клыкастые сирены,
Сестры и подруги моего приятеля Ланца!
Вынесли волны меня на берег, вышел я, выжимая свой длинный черный плащ,
И ударила меня по лбу тяпка,
Брошенная рабочими из мастерской корабела,
Копавшими борозды для спуска парусников на воду.
На каменном заборе вили гнезда из соломы крикливые чайки и альбатросы,
Бочки и ящики под стенами были заставлены связками бутылок с маслом и лаком,
Распространявшими ослеплявшие блики Солнца по спокойному песчаному берегу.
Я узнал на берегу двух пиратских капитанов,
Старых врагов, державшихся друг от друга в ста двадцати шагах,
Потому что старый морской обычай запрещает продолжать битвы на суше.
Оба позарились на «Черный Макропод», самое ценное творение мастера,
Которое, конечно с кораблем моим не сравнится.
Ну, что взять с них! Неотесанные дубины! Позарились на два черных паруса,
Когда я предлагал им золотые.
«Черный Макропод» стоял в ангаре.
Не касался он воды ни единой щепочкой, ни бортами, ни ростром, завершавшимся осьминогом.
И каждый из капитанов поскорее желал надеть треуголку и спустить «Черный Макропод» на зеленые волны,
Потому что, как сказали они мне,
Негоже королю морей долго оставаться без короны и крепости.
Корабельщик, вы знаете,
Так давно ведет торги.
Этот хитрец, «Черный Макропод» бесценным и имеющим волшебные свойства назвавший,
Просит ставки сделать, как в игре или на аукционе,
Запирается подсчитывать, записав все сулящее ему на листок,
Да размышляет, какой исход ему выгоднее.
Всем обычно судостроитель отказывает,
Недостаточными предложенные богатства считает для платы за жемчужину своего труда.
Но хе-хе! я по уверенным и возбужденным лицам капитанов понимал,
Что в этот раз одного из них ждут успех и желанный блестящий штурвал.
Стало мне любопытно, что они предложили в уплату за корабль,
И я подошел ближе к старым знакомым, снимая шляпу и распростирая руки для объятий.
Рад был меня видеть Вальтер,
Все тот же добряк Вальтер,
Так похожий на сбежавшего много лет назад принца!
Если бы его рыжие волосы были черными,
Если бы он носил камзол или форму моряка,
А не простенькую бандану юнги,
Клянусь вам, они с пропавшим принцем как две капли воды выглядели бы!
Болезненный румянец опускался к шее по его острым скулам:
Все еще страдал он от раны,
Нанесенной вторым капитаном в грудь,
Бедняга.
Смеялся Вальтер, жал мне руки и крепко обнимал, лишая дыхания.
Я был знаком с командой его,
Я даже видел его четырехмачтовый барк, славный «Барельеф с жемчужинами» и хорошо изучил его устройство,
Так как почти двенадцать раз оказывался в плену,
И меня принуждали спать в гамаке с мягкими подушками
Да держали на одних шоколаде, лимонном соке и песочных пирожных.
Я поинтересовался у Вальтера, куда запропастились его верные ребята,
И капитан, улыбнувшись, указал мне на доктора в изумрудном мундире,
Распинавшегося перед матросами о вреде пьянства,
На свою возлюбленную, ловившую бабочек,
И на дремавшего в стоге сена боцмана Бертольда,
Как всегда, одетого в лучшую рубашку и собравшегося, видно, на бал, а не в странствие.
Эх, несчастный Бертольд,
Изнемогающий от морской болезни и пугающийся упоминаний подводных монстров!
Презабавный Бертольд,
Цитирующий старые пьесы и готовый отдать жизнь за подвески из цветного стекла!
Не могу сказать точно насчет Вальтера,
А вот Берти явно был когда-то дворянином!
Мать его, покойница уже,
От которой он унаследовал водопад светлых девчоночьих кудрей по самый пояс,
Была танцовщицей в каком-то имперском прибрежном кабаре,
А отец А отец мог быть, хе, кем угодно! И был, вероятно, герцогом или бароном.
И носил, честное слово, такие же, как у его сынка, серебряные шпаги и рубашки с широкими рукавами да рюшами.
Однако, клянусь носом, повезло Бертольду, что его краденный с королевских судов гардероб,
Занимающий шесть сундуков и еще шесть узлов из парусины,
Не сделался козырем в немой борьбе капитанов за «Черный Макропод»!
Вальтер рассказал мне, что именно он предложил корабелу за судно.
Эх, повезло, надо сказать, мастеру!
Насулил ему Вальтер
Три мешка золота,
Несколько бочек лимонного эля,
Шкатулку, полную алмазов и рубинов,
Четыре десятка картин со всех концов света,
Ящик с книжками своего доктора,
Прекрасную статую молодой женщины в тиаре,
Шесть флаконов духов, лучшей хны и цветочных масел,
Целый сундук целебных трав,
Самоцветы и обломки сталагмитов белеющих на горизонте гор,
Кожаную сумку в вышивке и лентах, заполненную персиковым жемчугом,
Настоящий фарфоровый сервиз, достойный принцессы Камиллы,
В котором сахарница забита по самую крышку шоколадными конфетами,
И огромный глобус со всеми континентами и островами!
Тогда мне стало любопытно, что готов второй мой знакомый пират отдать за «Черный Макропод»,
В три прыжка одолев извилистую дорожку на песке,
Я оказался напротив Варфоломея,
Капитана и деспота команды «Гексамитоза»,
Компенсирующего отсутствие внешней и внутренней красоты
Дорогими сюртуками в золотых шнурах и фестонах,
А потому похожего на громадную дворцовую люстру
В кровавых бликах шрамов по телу и по лицу.
Замахал я шляпой, приветствуя пиратского капитана,
Едва не заставившего меня однажды по доске пройтись в пасть акулам.
Закричал я ему приветливо и со всей любовью:
«Любезный Варфоломей, треклятая колючка морского ежа,
Заставляющая гнить плоть, в которую она вонзается!
Как я рад лицезреть тебя на этом скверном берегу,
А не в брюхе кита или в некрологе из книги архивариуса!
Варфоломей, дружище, вот тебе пара пожеланий удачи
И недолгой доброй дороги:
Чтоб тебя разорвал каждый встречный ветер,
Чтоб тебя укусила каждая из встреченных тобою пираний!»
Кусавший губы капитан приподнял ободком подзорной трубы мой подбородок
И стал рассматривать мое лицо, пытаясь вспомнить,
В какой части карты мира пересекались наши пути.
Я назвал ему не свое имя, а имя своей старой шпаги,
Он вспомнил меня и рассмеялся.
Варфоломей пообещал угостить меня вином с ядом, кислотой и молотыми рыбьими костями.
Итак, штиль мне во все паруса, мы обменялись любезностями.
Когда я спросил этого негодяя о том, что он готов предложить корабелу,
Капитан отвечал мне правдиво,
Поглядывая на Вальтера и чванно задирая голову да повышая голос,
Если тот тоже обращал к нам взор.
Варфоломей надеялся забраться на марс «Черного Макропода»,
Предложив корабельщику
Двенадцать плененных в южных морях русалок,
Кипу серебристых тюленьих шкур, блестящих на свету снегом, инеем и вечной мерзлотой,
Своего ручного красного осьминога,
Клетку, полную говорящих и гораздых на разные шутки попугаев всех цветов и видов,
Шкатулку из бивня нарвала,
Два проклятых клинка, которых нельзя касаться голыми руками,
Попавшего в сети серого китенка,
Чучело морского чудовища,
Бочку черной икры с лимоном и перцем,
Сундук из чистого стекла с глазастыми осетрами внутри,
Ожерелье из зубов акулы, изуродовавшей лицо Варфоломея,
Но самым, шляпой клянусь, ценным среди всего пиратского добра
Мне показался ящик, полный искрящихся свечей и петард!
Ох, видели бы вы всю эту красоту!
Обрамленные золотой фольгой хлопушки и желатиновые звездочки с рычажками и шнурками,
Полные конфетти и сверкающей взрывной смеси!
О, друзья мои, сколько звездопадов и космических туманностей скрываются иногда в незначительных формах!
Я попросил у Варфоломея одну петарду
Так просто взглянуть.
Он хмыкнул и жестом позволил мне взять любую.
Вьющиеся полосы из глянцевой бумаги двух цветов, золотая тесьма и звон тысячи тысяч медных бубенчиков внутри!
Но Ах, дырявая моя, пробитая пулями и шпагами шляпа виновата во всем!
Это сквозь нее от меня ускользают порой великие и просто-напросто разумные мысли.
А Варфоломей, если хотите знать, сам по себе дурак: треуголка-то у него целехонькая.
Оба мы с ним забыли, что застежки на моем плаще круглые и со стеклянными вставками,
Совсем как те увеличительные стекла,
Какими пользуются королевские математики и физики.
Солнечный зайчик забежал в круг на темной от черной ржавчины цепочке,
Раскрутился там, как белка или хорек в колесе, напитываясь статическим током,
Да и спрыгнул на петарду в моих руках, воспламеняя своим прикосновением ее фитиль.
Забурлили внутри, распирая хлопушку, собранные под бумажным колпачком звезды.
Считавший чаек и ногтем мизинца ковырявший в зубах Варфоломей повернулся ко мне,
Заслышав треск искорок на сокращавшемся фитиле в моих руках,
И я, чтобы он ничего не заметил, как можно бросил петарду обратно в ящик.
Эх, хе-хе, умно же это выглядело первые пять секунд!
А на шестую один вероятный хлопок превратился в десятки невероятных!
Бум, бам! За минуту прогремело больше пушечных залпов,
Чем за три месяца боя под Шоттротом,
Где был награжден нынешний Магистр Ордена Света!
Дрожали земля и вода! Само небо сотрясалось так, что мне представилось на миг,
Будто Солнце катится с него прямо на нас!
Бравые морские разбойники кричали, как малые дети,
Когда разноцветные астероиды и Плеяды стали догонять их,
Признав в блестящих звездочках шпор свою родню.
«Двенадцать волн мне под корму! Горим!» вскричал Варфоломей,
Когда задымился и стал еще краснее от огня его камзол.
Бросился капитан к морю, желая потушить пламя, плавившее атлас в кровавую пастозную массу,
Да свалился в провал, разбитый в земле оглушительно верещавшими петардами,
Вырвавшимися из ящика лихими соколами и ястребами, покидающими открытый птичник после продолжительного голода.
Дым застилал весь берег,
Только новые и новые взрывы, окрашивающие густые облака пара в разные цвета,
Слышались тут и там.
Бум, бам! Смельчаки-флибустьеры обратились в плачущих девчонок.
Что за метаморфозы! Что это было добавлено в те взрывные смеси?
Вальтер задыхался, кричал и командовал своим бандитам лечь на землю,
И быстрее всех его приказ осуществлять стал Бертольд,
Которому для исполнения достаточным оказалось просто упасть в обморок.
Одна хлопушка, стремительно полетевшая вверх,
Точно решившая вернуться на небосвод комета,
Зацепилась за юбку Морфозы, невесты Вальтера,
И уволокла взвизгнувшую пиратку к самым облакам.
Бум, бам! Искорки и монетки, висевшие у Морфозы на тряпичном поясе, осыпали берег!
Огонь плавил песок, превращая его в тонкий стеклянный лед, хрустевший под каблуками и ранивший босые ступни.
Доктор в зеленом шарфике скакал по раскаленным камням и щепкам,
Пытаясь найти не то капитана Вальтера, не то слетевшее с его острого носа пенсне.
Пираты и чайки верещали похожими жуткими голосами!
Под ногами устойчивая земля раскалывалась на разноцветные лоскутки,
Летевшие во все стороны.
«Тревога! Тревога!» взволнованно кричали и сквернословили на всех наречиях попугаи.
Три или четыре хлопушки разбили иллюминаторы ангара.
Ах, трагедия!
Пламя буквально плавило доски, и я смог даже увидеть, когда они совсем растаяли на куполе,
Горящие мачты и паруса «Черного Макропода»,
Предмета стольких битв и споров всех моряков мира!
Пораженный видом, напомнившим мне день гибели целого города в лаве и пепле,