Я понимаю, что он собирается оставить меня здесь, поэтому выпаливаю:
Мама сказала, что всегда будет меня оберегать.
Всеми фибрами души я чувствую опасность.
И мамы здесь нет.
На лице отца проступает еще большая печаль, но он молчит. Он не утешает меня, как это сделала бы мама.
Перед тем как подняться, он тянет ко мне руку.
Еще кое-что, Брант, произносит отец, глядя на меня своими дикими, полными слез глазами. Он словно задыхается и издает звук, который я, наверное, никогда уже не забуду. Он отдает всеми кошмарами, которые мне когда-либо снились. Сжимая мою руку в последний раз, отец снова издает этот жуткий звук, что-то похожее на кашель, на плач или на ужасное прощание. Он отползает назад и шепчет сквозь непроглядную тьму:
Закрой уши.
Он вскакивает с пола, разворачивается и выходит из моей комнаты.
Лежа под кроватью, я наблюдаю, как его ноги удаляются все дальше и дальше, а потом дверь закрывается.
Щелчок.
Комнату окутывает тишина.
Мое сердце бешено колотится, дыхание учащенное, они словно работают в одном безумном ритме. Бабблз успокаивает меня единственным возможным для него способом: выполняет роль подушки, пока я лежу, прижав колени к груди.
Я пытаюсь вспомнить все, что сказал мне отец. Нужно много чего запомнить.
«Когда взойдет солнце, набери 911».
Я сжимаю в руке телефон.
«Не спускайся вниз».
Почему я не могу спуститься вниз? Я хочу к маме. Мне нужно, чтобы она защитила меня от всех этих странных вещей, которые я не понимаю.
Кажется, было еще кое-что последнее, что я должен был сделать, но я не могу вспомнить.
Что это было? Что же это было?
Из глаз льются слезы, щиплет в горле, мысли бешено проносятся в моем сознании.
«Еще кое-что, Брант»
Я не могу вспомнить. О нет, я не могу вспомнить!
Пол холодный и темный, мне так одиноко. Мне страшно.
Мне никогда еще не было так страшно.
Когда, плача и крича, я зову маму, последняя просьба моего отца всплывает в памяти.
А, точно!
Закрыть
Бум.
Я дергаюсь от громкого звука, все тело дрожит, я широко распахиваю глаза. Думаю, может, это просто фейерверк. Я все еще слышу их иногда, прямо за окном, те, что еще пускают в честь прошедшего Дня поминовения[5]. Они окрашивают небо в красивые яркие цвета. Глядя на них, я чувствую себя счастливым и улыбаюсь.
Но сейчас я не чувствую себя счастливым, и я не улыбаюсь.
Мне кажется, что это был не фейерверк.
Я все равно закрываю уши, хотя, может быть, уже слишком поздно. Я изо всех сил стискиваю уши руками, уткнувшись лицом в мягкую игрушку, чтобы ничего не слышать.
Так я и лежу долгое время. Мне сложно определить, сколько прошло времени, но, возможно, и несколько часов.
И я знаю, что должен ждать, пока не выглянет солнце и не зальет светом мою комнату, но у меня уже болят мышцы. Тело устало и занемело, шея ноет. Здесь становится трудно дышать.
Решившись, я набираю номер, который назвал папа. 911. Отвечает женщина, но я ничего не говорю. Папа не велел мне ничего говорить. Он просто сказал мне набрать номер.
Я ползу на животе, помогая себе руками, а затем хватаю Бабблза и на цыпочках выхожу из комнаты, стараясь идти как можно тише. Я обещал папе, что не буду спускаться вниз, поэтому не хочу, чтобы он меня услышал.
Он не должен знать, что я нарушил обещание.
У меня внутри все сжимается, пока я пробираюсь по темному коридору. Всюду тихо и слышен только скрип деревянных половиц, а также шум потолочного вентилятора. Я осторожно спускаюсь по лестнице. Это все напоминает мне рождественское утро, когда я украдкой заглядываю под елку, проверяя, не приходил ли Санта и не принес ли мне подарки, завернутые в яркую бумагу и сверкающие банты.
Но это не рождественское утро.
И то, что я обнаруживаю, спустившись по лестнице, это не подарки, подписанные моим именем. Нет радости. Нет ощущения чуда.
Есть только неописуемый кошмар.
Кровь.
Страх.
Крик.
Мой крик.
Я зажмуриваю глаза, пытаясь прогнать увиденное. Затем снова их открываю.
Это все на самом деле, это реально о нет, это происходит на самом деле!
Бабблз выскальзывают из руки, падая в лужу красного цвета, которая растеклась из дыры в голове моего папы. Рядом с ним лежит пистолет точно такой же, который я видел в фильмах и телепередачах.
Мама тоже лежит рядом с ним. У нее что-то обмотано вокруг шеи, из-за чего ее рот открыт, а глаза выпучены. Мне кажется, что это рабочий галстук моего отца.
Он фиолетовый.
Я ненавижу фиолетовый. Это самый ужасный цвет, который я когда-либо видел.
Мама не смотрит на меня, хотя ее глаза открыты. Она безмолвна и неподвижна, как и папа.
Мамочка? едва ли это похоже на мой голос. Он такой высокий и писклявый, слова вязнут в горле, как жевательная конфета Laffy Taffy. Я обхожу отца и реку крови, что растеклась вокруг него, и бросаюсь к маме. Она не двигается. Она не обнимает меня в ответ.
Она не оберегает меня, как обещала.
Я рыдаю у нее на груди, умоляя ее проснуться, прошу, чтобы она почитала мне сказки и спела колыбельную. Мне так нужно, чтобы она сказала мне, что это всего лишь плохой сон.
Здесь через некоторое время меня и находят незнакомые люди, одетые в форму. На их лицах застыл ужас такой же, как и на лице моего отца, когда он выходил из моей комнаты. Они отрывают меня от мамы, и я дерусь, кричу, плачу; я отчаянно тяну руки, умоляю, пока они выталкивают меня наружу через входную дверь.
Подальше от нее.
Подальше от папы.
Подальше от Бабблза.
Кто-то заворачивает меня в одеяло, хотя мне не холодно. Мне говорят добрые слова мягким голосом, но я их не слушаю. Подъезжают машины «Скорой помощи» с красно-синими мигалками и ревущими сиренами они присоединяются к полицейским машинам, выстроившимся вдоль нашей тупиковой улочки. Соседи выходят из домов, в ужасе прижимают ладони ко рту, качают головами и смотрят на меня взглядом, в котором читается любопытство.
Но только не Тео.
Его нет дома. Он в больнице с мамой, папой и новорожденным ребенком.
Вокруг меня разносится шепот, и я пытаюсь разобрать некоторые слова:
Ох, а-а-а, ах.
Убийство.
Самоубийство.
Он убил ее.
Бедный ребенок.
Трагедия.
Я свешиваюсь через перила у подъездной аллеи, чтобы достать один из проклятых камней, откатившихся от почтового ящика. Беру его в руку и внимательно на него смотрю, проводя большим пальцем по гладким краям.
Я думаю, папа любил этот камень больше, чем маму.
Думаю, он любил его больше, чем меня.
Я сжимаю его в кулаке, глядя в ночное небо, на котором мерцают звезды и кружат загаданные желания. Тогда я понимаю, что, возможно, это я во всем виноват. Может быть, я убил своих родителей. Может быть, я променял их на глупое желание.
Вот только у меня нет младшей сестренки.
У меня никого нет.
Нижняя губа начинает дрожать, слезы литься рекой.
Я сжимаю камень.
Затем ставлю его на место.
Глава вторая
«Первое впечатление»
Брант, 6 лет
Тетя Келли проводит пальцами по моим волосам, из-за чего я ощущаю ее большие холодные кольца на своей коже. Она немного похожа на маму, когда улыбается, и глаза у нее такие же темно-карие, но от нее не пахнет сладким. От нее пахнет ее кошкой. Той самой, которая меня укусила.
Для тебя это к лучшему, Брант. Я знаю, тебе сейчас страшно, но вот увидишь Это правильно это разумно. Она оглядывается через плечо, а когда снова поворачивается ко мне, у нее блестят глаза. Так хотела Кэролайн.
Я оглядываюсь, точно зная, что заставило ее глаза наполниться слезами.
Дом. Мой дом.
Мы стоим на ступеньках возле парадной двери дома Тео, всего в двух домах от моего дома. Трава заросла, все усеяно мертвыми одуванчиками. Папе бы это не понравилось.
Я ничего не говорю, когда тетя Келли прикрывает рот ладонью и издает такой звук, словно она задыхается. Рука слегка дрожит, как и все ее тело.
Я опускаю голову и смотрю на трещинки в ступеньках. Я не уверен, что должен сказать. Я не уверен, что хочу что-то сказать.
О, милый, иди сюда.
Тетя Келли притягивает меня к себе и крепко обнимает, я утыкаюсь носом ей в живот. Из-за такой близости кажется, что она пахнет иначе, поэтому можно представить, что теперь передо мной стоит мама. Может быть, они пользовались одним и тем же мылом для стирки.
Я буду навещать тебя, хорошо? Я обещаю, шепчет она, снова взъерошивая мне волосы. Я знаю, как это все тебя беспокоит, но Бейли воспитают тебя правильно. У тебя будут брат с сестрой, с которыми ты сможешь играть. У тебя будет хорошая семья, где ты вырастешь, это намного больше, чем я когда-либо могла бы тебе дать. Я чувствую, как вздымается ее живот, словно она пытается перевести дыхание. Это то, чего хотела твоя мама, тебе нужно просто довериться ей. Ты понимаешь, Брант?
Я сглатываю ком в горле и киваю в ответ. Я думаю, что именно этого ответа она от меня ожидает. Когда она наконец от меня отстраняется, на ее лице сквозь слезы пробивается улыбка. Мне это напоминает момент, когда облака кружатся и танцуют в небе, играя в прятки с солнцем, и солнце побеждает. Триумфально.
Хорошо, говорит она, качая головой, и крепко прижимает ладони к моему лицу. Кольца впиваются мне в скулы. Это хорошо.
Тетя Келли звонит в дверь. Трель разносится по всему дому, просачиваясь внутрь. Слышатся торопливые шаги по коридору. Знакомые шаги.
Тео приветствует меня с лестничной площадки и замирает, увидев меня, стоящего у двери с сумками и чемоданами у ног. Он в замешательстве. Я звонил в его дверь сотни раз, и мне никогда не доводилось видеть подобной эмоции на его лице.
Наверное, он знает. Наверное, он знает, что моих родителей убили, и поэтому стоит в нерешительности.
Брант, зовут меня. Это мама Тео: на ней юбка в горошек и белая блузка, на губах помада, волосы завиты в локоны. Она выглядит как моя мама, когда к нам приходили гости. Только у мамы Тео волосы желтые, как одуванчики у нас во дворе, которые теперь завяли.
Глаза у нее тоже другие. Голубые.
И ее живот больше не похож на арбуз.
Я спускаюсь с веранды и забираю новую мягкую игрушку слоненка, которого мне купила тетя Келли. Я еще не дал ему имя. Он немного похож на Бабблза, но он не Бабблз.
Я скучаю по Бабблзу.
Входите, пожалуйста, говорит мама Тео. Она распахивает дверь и жестом приглашает нас в дом. Я испекла печенье и сделала лимонад.
Тетя Келли кладет мне руку на спину и подталкивает в холл, а затем сама поднимает все сумки. Стоя уже в доме, мы с Тео внимательно смотрим друг на друга, пока он шаркает ногой по ковру.
Еще раз спасибо тебе, Саманта, говорит тетя Келли маме Тео. Я знаю, это все было неожиданно. Только родился малыш, и тут вдруг все остальное
Все в порядке, правда, отвечает она. Она говорит очень мягко и тихо, словно не хочет, чтобы я услышал ее слова. Кэролайн была мне самой близкой подругой. Принять в нашу семью Бранта это не просто честь. Это дар.
Дар.
Странно звучит; я не чувствую себя «даром». Подарки это весело и интересно, и они заставляют людей улыбаться. Сейчас никто не улыбается.
Все выглядят грустными.
Пожалуйста, будьте на связи, бормочет тетя Келли сквозь слезы. Я бы хотела навещать его как можно чаще. Я постоянно в разъездах по работе, это будет трудно с моим графиком, но я очень хочу быть частью его жизни.
Конечно. Тебе здесь всегда очень рады в любое время.
Тео подходит ко мне поближе, его взгляд перемещается на рюкзак с Super Mario, лежащий на полу возле ног. Он засовывает руки в карманы спортивных шорт и кивает на рюкзак.
У меня есть новая игра Paper Mario. Она только что вышла.
Я моргаю, затем слегка прокашливаюсь:
Да ладно?
Ага.
Мои мысли уносятся далеко, навеянные воспоминаниями о том, как мы с Тео засиживались в его комнате, играя в Nintendo 64[6], а его мама заглядывала к нам с пицца-роллами и упаковками сока Hi-C Ecto Cooler. Это было не так уж и давно. Я точно не знаю, сколько времени прошло после «Страшной Ночи», но сейчас все еще лето. Скоро мы вернемся в школу: я в первый класс, а Тео во второй.
Женщины обнимают друг друга, потом тетя Келли снова прижимает меня к себе и целует в щеки, из-за чего они становятся мокрыми от ее слез.
Тебя очень любят, Брант. Помни об этом.
Я прикусываю губу, наблюдая, как она отстраняется. Она гладит мои волосы в последний раз и прощается, обмениваясь взглядом с мамой Тео, а затем поворачивается к двери. Когда она выходит из дома, то закрывает за собой дверь так сильно, что я невольно вздрагиваю.
А теперь здесь становится тихо.
Тео и его мама так на меня смотрят, как будто не знают, что со мной делать. Как будто я бездомный щенок, который убежал из дома и потерялся.
Я прижимаю мягкую игрушку к груди, представляя, что это Бабблз.
И в этот момент что-то нарушает тишину.
Раздается плач.
Мои глаза округляются, и меня распирает от любопытства. Зарождающееся чувство надежды.
Тео оживляется, а его мама наклоняется ко мне, руками упираясь в колени, и радостно улыбается.
Хочешь познакомиться с сестричкой Тео, Брант?
Сестра!
Тео был прав. Это девочка.
Каким-то образом, сквозь смятение и печаль, среди слез и сомнений, в сердце мое пробивается лучик радости. Я еще не знаю, что это, но оно заставляет меня сдвинуться с места, и я устремляюсь на звук тихого плача.
В центре гостиной стоят качели для младенцев. Они белые и мягкие, проигрывают колыбельные, раскачиваются назад-вперед, из стороны в сторону. Сначала я ее не замечаю, укутанную в нежно-розовое одеяло, но потом вижу маленькую ножку, беспорядочно пинающую воздух.
У меня перехватывает дыхание.
Сзади ко мне подходит мама Тео, опускает руку мне на плечо:
Ей одиннадцать недель.
В горле появляется неприятное ощущение, и я с силой сглатываю, чтобы избавиться от него.
Я никогда прежде еще не видел такой маленькой ножки. Она, должно быть, хрупкая, как снежинка, когда та приземляется на ладонь. Я так боюсь, что случайно сломаю ее, поэтому просто внимательно смотрю на нее несколько секунд, пока в голове не возникает вопрос.
Вы назвали ее Бабочка?
В ответ на мой вопрос раздается смех. Мама Тео качает головой, гладя меня по руке очень нежно, как это делала мама.
Ее зовут Джун.
Джун[7].
Июнь всегда несет в себе что-то новое.
Слова мамы вязнут в моем сознании, слова, которые я закопал глубоко. Слова, о которых я отчаянно старался не думать. Я закрываю глаза, и она всплывает в моем сознании: ее теплый взгляд и шелковистые волосы. Ее очертания лица. Ее тонкая верхняя губа, которая нисколько не портила лучезарной улыбки.
В действительности мама не ошибалась, сказав мне, что июнь это новое начало. Просто это было не то начало, которого все хотели. Это было начало фильма ужасов или страшной книги. Кошмара. Оно не имело ничего общего с волшебными сказками, которые мама читала мне каждую ночь перед сном.
Я делаю шаг назад, подальше от качающейся колыбели.
Может, мне не нравится малышка Джун?
Она и есть мое желание? Неужели она то, на что я променял своих родителей?
Тео крутится возле меня, дергает свой комбинезон.
Она тебе нравится, Брант?
Я не знаю.
Я знаю только то, что она здесь, а мама с папой нет.
Пойдем, тихо и немного с грустью произносит мама Тео. Давай поможем тебе обустроиться в новой комнате. А после этого мы все вместе поедим печенье.
Оказалось, что моя новая комната это также и комната Тео. По-видимому, я буду спать какое-то время здесь, так как больше свободных спален в доме нет. У Джун же есть своя комната детская, как назвал ее Тео. Она выкрашена в розовый и серый цвета, а также украшена слониками, начиная маленькой деревянной кроваткой и заканчивая детским мобилем и рисунком вдоль стен. Я заглянул внутрь, прижимая своего игрушечного слоненка к груди. Мне не понравилась эта детская, потому что она напомнила мне о Бабблзе.