В зеркале стоял незнакомый парень, поношенный и осунувшийся. Паша будто впервые посмотрел на себя под таким углом. Он стал каким-то мёртвым. Он похож на труп, насильно оживленный и припорошенный пудрой, дабы не пугать остальных. Недобитая жалкая собака, которая волочит свою тушу по Земле много лет.
«Может, завершить уже запущенный процесс?».
Паша ещё некоторое время смотрел на себя и не находил слов. Он будто спрашивал разрешения у своего отражения, как у более разумного и рассудительного. Со стороны всегда виднее. Как ни странно, отражение не возражало. Оно не выражало никаких симпатий к Павлу. Оно даже пару раз скривилось.
Он неприятен самому себе? Всё настолько плохо? Или он ошибка. Дефект, который мешается. Плесень, которую хочется взять и соскрести ножом. Накрыть пледом и задавить.
Он с затуманенным взглядом взял с полки круглого зеркала бритвенный станок.
«Это то, чего ты хочешь?», пронеслось в голове, пока Паша медлительно свинчивал ножку многоразовой бритвы, чтобы отсоединить лезвие. С легким металлическим скрипом конструкция разобралась. В ладонь мужчине тут же легла невесомая остроконечная пластинка.
«Твоя смерть на кончике этой иглы».
Неужели он из тех людей, кому не обязательно доживать до конца. Кого можно вычеркнуть из истории их же руками. Не нужно подстраивать события, чтобы их сбила машина или чтобы на них упала гильотина с неба. Достаточно дать им в руки их собственную жизнь, и они сделают всё сами. Он сделает всё сам.
Он может разорвать петлю. Пару решительных порезов и он запустит финальные титры. То самое, что разрушит его День Сурка и сбросит удушающие лапы с его шеи. Он может закончить эту дерьмовую жизнь одним махом, и не будет тошнотворной работы, не будет душераздирающих снов о его бывшей, не будет этой горечи и одиночества, с которой он живёт чёрт-пойми-сколько лет.
Остриё ловило блик от лампочки. Оно было идеального размера. В одном из цехов завода изготавливали такие же на станке, а парни наработанным движением в брезентовых рукавицах укладывали готовый материал по ячейкам. Филигранный, доведённый до автоматизма навык.
«Хорошая работа, парни, я доволен», похвалил он то ли вслух, то ли нет. Он сжал двумя пальцами пластинку и поднёс к руке. Кожа казалась слишком ровной для такого случая, под ней четко просматривались жёсткие наполненные вены. Его тело выглядело чужим. Павел решительно вдавил бритву. Острое тепло. Он вдавил сильнее до появления прокола. Лёгкое жжение охватило предплечье, но помимо этого ничего не чувствовалось. Капля крови, набухнув, тут же скатилась книзу. Паша сделал болезненный завиток и провёл глубокую линию по направлению к локтю. Та вмиг стала белой, а затем наружу вырвалась кровавая лава. Павел завороженно поднял взгляд.
Отражение наблюдало за ним. Губы сложились в кривую ухмылку. Парень напротив следил за ним. Глаза сияли от влажной пелены. Ему было интересно, как далеко это зайдёт. Хватит ли этому сосунку смелости. Это отражение больше не было им.
Павел, очнувшись, выронил бритву в раковину. Звон нержавейки отозвался от стен ванной комнаты, оглушив. Парень оглянулся, вспоминая, где он находится и как он тут оказался. Комната выглядела ужасно неправильной. Беспорядок, непостиранные вещи в корзине и грязная раковина. Он только что чуть не убил себя здесь.
Блять.
Паша схватил полотенце с батареи и обмотал рану. Он с омерзением посмотрел на стоящего в зеркале парня и уже готовился крыть его матом, понося всё, на чём только стоит белый свет.
Ну он учудил, конечно. Потерял контроль и предал себя. В горле собралась горечь, и в какой-то момент он понял, что плачет.
Идиот.
Как он мог позволить причинить себе вред. О чём он думал?
В раковине остались брызги и несколько неровных дорожек крови, стекающих в сливное отверстие. Полотенце пропиталось уже насквозь. Паша загнанно посмотрел, что там под ним. Кожа разъехалась, как от прикосновения топора, и из нутра бил робкий вишневый ручей. Он промокнул кровь полотенцем и на секунду увидел свою мышцу бледную полоску ребристых тканей, как в учебнике, прежде чем кровь хлынула опять. Идиот.
Он набрал номер скорой помощи.
Пока ехала бригада, он перетянул предплечье у сгиба локтя ремнём, залив к тому моменту пол в спальне. Стало стыдно, но в то же время хотелось врезать кому-нибудь. Только не понятно кому. Желательно, той крысе, которая забралась в его мозг и подсказала ему это гениальное решение всех проблем. Он осознал, как он был слаб, стоя с лезвием в ванной и думая о том, что имеет право всё закончить. Собственная жизнь висела на волоске в его дрожащих руках. Было стыдно, будто он поддался чужому влиянию и его обманули, как маленького мальчика. Наверное, так себя чувствуют «ведомые» в сектах, когда в момент прозрения до них доходит. И они понимают, что всё это время их использовали, подталкивали в нужную сторону и насмехались за спиной.
Окей, у него бывали сложные дни. Порой он был зол или так же разбит обстоятельствами. Да чёрт возьми, после расставания с Софией он был никакой, но до такого не доходил. Мыслил. Временами. Но не доходил.
Вспомнился фильм или десяток фильмов, в которых Бога изображали, как засранца, двигающего судьбами, переставляющего детальки лего, сплетающего нити и разводящего мосты. Именно Бога Павел мог бы винить сейчас в своей позорной слабости, если бы уже не знал, что Бога либо не существует, либо он давно покинул это гиблое место. Значит, существует нечто, подобное Ему. От чего в воздухе веет прохладой, когда сердце замирает в страхе. От чего душит сам воздух, когда мы стоим в тупике и не знаем, куда дальше двигаться. От чего непроизвольно люди доходят до крайности без видимых причин, вопреки всему, что уже пережили, что побороли и насколько они стали сильны после всех этих испытаний. То, что ломает принципы и психику. То
Павел остановился. Кажется, он всё это время маячил по квартире из угла в угол. Захотелось вспомнить все те моменты, которые казались ему случайностью. Их было предостаточно. Он оправдывал многие совпадения, притягивая за уши логические причины. Но если отмести логику и провести прямую зависимость, то такие события происходили регулярно. Выстроенные мастерски и поданные под таким дымком, что не разберёшь схожих черт. А если ничего из этого не было случайностью.
Твою мать. Моей жизнью опять кто-то управляет
Часть 10. Катарсис
Написать одну картину, рассказать читателям одну историю, создать что-то целостное из пустоты забег на короткую дистанцию, однако даже для этого пришлось бы приложить много сил и терпения. Ворваться в новое дело с шашкой наголо легко. Огромных усилий стоит именно довести дело до конца, когда прежнего огонька нет, и приходится черпать в себе что-то ещё, что поможет закончить. Двигаться на одной жажде завершения, и маленькими шажочками приближать конец.
Смог бы Фрейд дописать свою сексистскую трагедию по психоанализу, если бы на самом деле не был так двинут на этом вопросе? Смог бы Черчилль продвинуть свои идеи без любви к свиньям? Возвёл бы Карл Маркс марксизм в абсолют? Донёс бы Ленин идею капитализма в рабочие массы? Без должной страсти? Без сотен горящих глаз, которые смотрели на них, как на сумасшедших гениев? Смог бы ты, в мире, столь угнетённом и заурядном, найти своё место, если бы твой мозг не испытывал хоть каплю азарта и любознательности? Не смог бы.
Паша вот не смог бы тоже.
Прежде, уже к годам тридцати, после того инцидента, он только более-менее устроился, нашёл баланс между работой и отдыхом и занялся здоровьем. Но опять что-то было не так. Не было той искры. Он словно существовал на генераторах, особенно когда деньги перестали быть решающим фактором мотивации. Всю бытовую и рутинную работу он выполнял без энтузиазма.
Он никогда не признавался другим людям, что все его поиски «Большого брата», в какой-то степени являлись продуктом его неудовлетворенности в жизни. Не хотелось признаваться даже самому себе, что жизнь была для него настолько скучной и неприятной, что он сам нашёл себе врага, поверил в него и начал с ним бороться.
Паша не любил так глубоко рефлексировать, потому что, ввиду своих изрядных аналитических способностей, он всякий раз сам находил доказательства того, что все его «бредовые идеи» на самом деле могут оказаться бредовыми. Признавшись в этом самому себе, уже сложнее ненавидеть придуманного «врага». А без него у Паши останется только горстка никому не нужных воспоминаний и одиночество. Одиночество, кровоточащее внутри много лет.
Поэтому анализировать себя последнее дело, которым станет заниматься Паша, оказавшись опять в одиночке. Он же всё-таки вновь перегнул палку на групповом занятии.
Ну как перегнул тоже?.. Он вспылил. Но не от гнева, а от непонятных огрызков чувств, которые проснулись в нём, когда доктор Инга своим настойчивым мнением разбередила воспоминание Паши о той ночи.
Оно спокойно лежало на складе его памяти, похороненное под грамотами с начальной школы и фотками бывшей.
И дальше бы так спокойно лежало.
Но доктор Инга считала иначе.
Очевидно, что то, что написано пером не вырубить топором. Паша знал, что в медицинской базе данных есть запротоколированная запись, где сначала фельдшер скорой помощи, а затем консультирующий психиатр в подробностях изложили этот случай трёхлетней давности, а Пашино «Это именно то, чего ты хочешь?» было обведено красной ручкой и отмечено звездочкой. Почему-то именно эту фразу чужим голосом Паша шептал тогда несколько часов подряд. А затем часто слышал по ночам, находясь в полусонном состоянии. Возможно, это был его собственный шепот, и никакие призраки прошлого с ним не разговаривали, подбивая завершить начатое. Из летописи этого мира всё равно стереть его поступок уже невозможно, и Паша мог бы смириться.
Но то, что доктор Инга использовала эту лазейку к архиву, а затем использовала это на Паше. Вот это было низко.
Когда прошли сутки, доктор пригласил его к себе, обсуждать это и объяснять своему лечащему врачу, почему именно он сорвался, Паша не стал. Кажется, тот и не особо выпытывал, потому что и так понял, что произошло.
В общем, долгая внеочередная терапия с доктором Крашником была ни о чём и обо всём сразу. Просто дабы убедиться, что кризис миновал и никто больше не пострадает.
***
Да, сука, это то, чего я хочу! четко проговорил Паша, смотря в беспристрастное лицо доктора Инги. Та, конечно, и бровью не повела, что сработало цепной реакцией, замыкая механизм, и взрывая терпение Павла.
По коже пошёл жар, пламенем обжигая сильнее, чем лезвия бритвы Паша вцепился в заживший шрам на запястье и вырвал кусок кожи собственными зубами.
***
Катарсис явление сомнительное. Катарсис как способ перезагрузиться, обновить нервную систему, слышали? Занятная вещь на практике, но совершенно избитая в теории. То есть довести себя до отчаяния, упасть в собственных глазах очень сильно, чтобы появились силы подняться и идти дальше. Как вам такое определение? Стокгольмский синдром, обращенный на самого себя. Держать самого себя в плену, чтобы, оказавшись на свободе, чувствовать благодарность к своему мучителю.
Паша знает в этом толк, Паша на этой херне собаку съел.
Поэтому ранним утром он проснулся в одиночке вполне выспавшимся. После того, как переживаешь сильную эмоциональную встряску, ты «очищаешься». Эффект посильнее, чем от «поплачь и станет легче». Это скорее как «уничтожь к чертям всё, что тебе дорого и убей всех их с помощью молоточка для отбивания мяса», вот настолько это перезагружает нервную систему.
Звучит бредово. Но просто примите к сведению, что после срыва он проснулся как после месячного отпуска на Курилах.
Оглядевшись по сторонам, по всем четырем, таким мягоньким и однотонным, без фигурного орнамента и загрязнений, что могли оставлять после себя предыдущие посетители одиночки, Паша подумал впервые, что хочет рисовать.
Или написать что-нибудь.
Или сочинить для скрипке целую композицию, не зная нот.
***
Теперь на запястье плотная тугая повязка, немного ограничивающая движения кисти чтобы швы лишний раз не расходились. Края бинта немного разпушились, и Паша неосознанным движением заправлял их обратно под бинт, продолжая беседу с врачом.
Сутки в изоляторе прошли легче, чем он ожидал, но заводить разговор о своей выписке было рано. Он теперь уже и сам понимал, что он не готов пока вернуться в мир людей.
«Сильные люди сами учатся справляться со своим дерьмом», говорил на одном из прошлых сеансов доктор Крашник, и Паша пытался прислушаться к своим ощущениям.
Сейчас ему стало хуже. Объективно. Без драматизма. Что-то шло не так, как должно. Он остро это чувствовал и не знал, как помочь себе. Сам он, очевидно, не справится.
Эмоции последнее время играли с ним злую шутку, и отчего-то хотелось винить в этом новые таблетки, а не то, что Паша всё-таки не способен удержать при себе своё дерьмо.
Он подумает об этом ещё. На досуге. Что ж ему ещё оставалось. Особенно, когда на горизонте маячила встреча кое с кем важным, чего Паша точно не должен пропустить, расклеившись или сойдя с ума окончательно.
«Я хочу, чтобы ты играл по-настоящему. Как в кино», тоже было когда-то чьим-то наставлением, но Павел уже и не сможет вспомнить чьим.
Часть 11. Апатия
Зайдя в общий холл на четвертой неделе пребывания здесь, он флегматично пошёл за своим завтраком. Было всё ещё не по себе, потому что его внутренний подъём духа совершенно не менял ничего из реального положения дел в больнице. Даже практичные и новомодные психиатрические лечебницы, на которые выделены деньги из госбюджета, все равно остаются «психушками». Внутри обитает мрак, зачастую обезличивающий людей. Паша обращал повышенное внимание лишь на тех, кто хоть отдаленно сохранил рассудок Луиза, Макс, сестра Рэдчед, доктор, Наташа но это не значит, что рядовые пациенты не струятся колоннами вдоль стен, не кричат по ночам, не сталкиваются лбами между собой, проходя по широкому коридору. Те пациенты, за которыми просто нужен уход. Обычный, человеческий. Пациенты, которые уже не могут сами обслуживать своё тело в связи с деменцией, слабоумием, деградацией личности и тд. Молчаливые взгляды стариков и молодых смотрят из каждого угла, как будто находишься в Военной Галерее среди сотни портретов людей куда не отойдешь, напряженные глаза всегда будут направлены на тебя. Есть много тех, с кем просто не захотели возиться родственники их, наверное, больше всего, но лично на взгляд Павла, угрозы они не представляют ни для себя, ни для окружающих.
Кстати про угрозу.
Шизофреники редкость. Как деликатес. Только по праздникам. Особенно по праздникам.
Если такая статистика, которая зафиксировала, что чаще всего самоубийства и обострения психических расстройств происходят по праздникам. Предпраздничная суета, огоньки, фанарики, обязанности, которые берутся из неоткуда только потому, что кому-то нужно иметь повод лишний раз собраться и выпить. И куча людей, куда-то спешащих и совершенно не разделяющих твоего настроения. Как тут не выпилиться. Особенно дни рождения.
Паша потому и перестал любить праздники. Он сам поймал себя на мысли, что когда красный день календаря на горизонте его накрывает ещё сильнее. Без причины. Душащее одиночество и, как бонусом, мысли о самоэвтаназии. Праздники отстой.