Да-да, отвечает Каха, тоже внешне никак не проявляя эмоций. Конечно он не прав, я подтверждаю.
Но ты ведь и сам неправ, развожу я руками. Это же ты всё затеял.
Я нет, машет он головой.
Да прекрати ты, думаешь я не знаю, что ты Джаге сказал, будто я его обзывал плохими словами? Очень плохими. И батя его долбанутый поверил. А ты и рад радёхонек, да? Ну и кто бы тебя научил ставки принимать, если бы он меня грохнул сегодня? Чё ты молчишь? Мы же руки с тобой жали.
Это до того ещё было.
До того, с чувством повторяю я. Ты чирик мне простить не можешь, что я тебе не отдал? Так что ли? Так я тебе вон идею какую дал, место тебе дал, научил всему и нигде не хвастался, что это всё благодаря мне. И ни одному человеку не сообщил, что тебя отмудохал. А ты чем платишь. Ты войны хочешь? Я вот не хочу. Но уклоняться не буду. Ты думаешь, я буду с тобой и дальше, как «крепкий орешек» в одиночку биться? Не буду. Я на тебя ментов натравлю и ОБХСС. Не шучу. Есть у меня на привязи такие. И в ЦК на батю твоего стуканут. Ты хочешь? Сын, скажут позорит отца. Он тебя за это возненавидит. Непросто будет, но я тебе это устрою. Или ты хочешь, чтобы я через Пашу Цвета решал? И через него порешать можно. Вы же беспределите здесь. Это и ему не понравится. Ты думаешь война это когда меня пять отморозков поиметь хотят? Нет, война это когда тебе кабзда наступит.
Он стоит и молча, чуть прищурившись, смотрит на меня.
Короче, Каха. Заканчивай ты эту дребедень. Порешай с одноногим. Пусть спасибо скажет, что жив остался. Оке? Подай знак, если понимаешь меня.
С ним-то я как решу?
Не знаю, мне похеру. Как заварил кашу, так и разваривай, но уж проверни фарш обратно. Ладно? Зачем нам ссориться? Нам бабки надо рубить, а не хернёй страдать. Правда же? Но если я этого птеродактиля одноного ещё раз увижу, значит, мы друг друга не поняли.
Каха открывает рот, чтобы что-то сказать, но его прерывает короткий вскрик сирены и белый снег окрашивается красивыми синими всполохами. На дороге рядом с «Москвичёнком» останавливается жёлтый УАЗик с синей полосой. Из него выходят два мента и вальяжной походочкой направляются в нашу сторону.
3. Человек с идеями.
Что тут происходит, молодые люди? спрашивает один милиционер. Общественный порядок нарушаем? Пьяная драка?
Не пьющий, отвечает Каха.
Я тоже, мотаю я головой. Стоим, разговариваем, какая драка.
А этот? кивает второй на Рыжего. Переутомился?
Да вон, на ступеньках поскользнулся, говорит Каха. Палец сломал да нос, наверное. Сейчас придёт в себя, в травму его поведём.
Поскользнулся? хмыкает первый.
А давайте-ка мы документики ваши посмотрим, предлагает второй.
Я не ношу с собой, пожимает плечами Каха.
Я тоже, говорю я.
Один из них стоит напротив меня, а второй напротив Кахи. Тот, что напротив меня, кивает напарнику и делает шаг ко мне.
Ручки подними, сынок, усмехается он.
Не имеете права, заявляет Каха.
Да ты чё? лыбится тот, что стоит напротив него. А ты откуда знаешь, что я имею, а чего нет? Поднимай ручонки, давай. Ты же тоже поди не имеешь права дружка своего пи*ить, а я ж ничего тебе не говорю, правда? Вот и ты помолчи.
Я же объясняю, он сам начинает Каха, но получив лёгкий тычок в солнечное сплетение, осекается.
Перед ним старший сержант, а передо мной младший лейтенант. Лейтёха начинает обхлопывать меня и проверять карманы.
А тут у нас что? говорит он и лицо его озаряется улыбкой.
Вот прямо видно, человек удовольствие от своей работы получает. А вот я настоящий лошарик. Потому что, то что он находит в моём кармане не что иное, как нож, выуженный мной из кармана Бони. Хороший такой, выкидной, сделанный с душой, с чёрными пластиковыми накладками и крепким, и достаточно длинным лезвием. Холодное оружие. Ношение.
Ну что, покатаемся? спрашивает милиционер с улыбкой.
Да берите себе, товарищ лейтенант, пожимаю я плечами. Я всё равно вам его нёс.
Мне? делано улыбается он.
Ну, не вам конкретно, мы же не знакомы. Вам, в смысле в органы. Внутренние.
Конечно, внутренние, соглашается он. Не во внешние же. Внешние у нас только сношения бывают, а органы исключительно внутренние.
Сержант вытаскивает из кармана Кахи кастет. Тот самый, дюралевый, или какой он там у него.
Товарищ лейтенант, так у нас здесь прям-таки банда. Гляньте.
Ну-ка, Пронченко, проверь ещё потерпевшего. Может, и у него чего найдётся. Маузер какой-нибудь.
Рыжий постанывает и пытается подняться на ноги.
Товарищ лейтенант, говорю я. Потерпевшего к врачу надо. Он упал неудачно. Сотрясение, наверное. И палец в сторону торчит. Сломал, похоже. Вы уж проявите сострадание. Сам-то он не дойдёт, довезите до травмы.
Чёт я не пойму, малой, хмурится сержант. Тебе, может быть, показалось, что мы в такси работаем? Но нет, ты ошибся, не таксисты мы.
Он наклоняется к Рыжему и тихонько мурлычет под нос:
Не кочегары мы не плотники-та, но сожалений горьких нет, как нет Да стой ты, куда ползёшь, дура
Он с грехом пополам поднимает Рыжего на ноги и обыскивает. Я бываю очень злым и жестоким. Есть такое дело, но отхожу быстро. И это нифига не плюс. Нет, в карму, как говорится, может и плюс, а вот к воинственным моим качествам никак нет. Вот смотрю я на бедного изуродованного мной Рыжего и жалеть начинаю. Зачем я так жёстко? Ну, погорячился человек, с кем не бывает? Неизвестно ещё, как бы я сам реагировал, если бы моей тачкой кто-нибудь ворота открыл. Гнев это грех. Надо себя в руки брать. Нехорошо так.
У Рыжего ничего запрещённого не находится, поэтому его оставляют на улице.
Дяденька милиционер, говорю я сквозь решётку, когда мы отъезжаем. Я несовершеннолетний. Меня нельзя просто в обезъянник.
Покажи документ, отвечает лейтенант. Выглядишь ты, как лось двадцатилетний. Нет документа? Ну и всё тогда. Да ты не бойся, Капустин, разберёмся и отпустим.
Они хохочут.
Мне маме позвонить нужно, продолжаю я гнуть свою линию.
Позвонишь, не ной. Лет через дцать, когда по УДО выйдешь.
Вот вы человека бросили на снегу, а его к врачу надо. Сдохнет на морозе, замучаетесь рапорты писать. Мы ведь сообщим, что это ваших рук дело.
Блин, заманал ты, несовершеннолетний, говорит лейтёха. Доставим его в травму. Хер с тобой, Пронченко, давай кружок сделаем.
Начавшего постепенно приходить в себя Рыжего сажают к нам и выбрасывают около травмы, а нас везут в отделение, по пути составляя протокол и спрашивая наши имена. Каха представляется Сидоровым Иваном Петровичем, ну а я своим собственным именем. В отделении нас сдают на руки дежурному,
Товарищ лейтенант, дайте позвонить, обращаюсь я к дежурному. Родители жалобу напишут. Хлебать замучаетесь. Я несовершеннолетний.
Слышь, малолетка, не пи*ди, обрывает меня Пронченко, прежде чем уйти. А то ненароком без почек останешься.
Почки лучше, конечно, поберечь. Нас отводят в КПЗ, где сидит бомж и ещё какой-то мутный тип азиатской внешности. Надеюсь, одноногого сюда не привезут.
Мля, Бро, ну чё ты наделал! качает головой Каха. Сейчас задолбаемся выкручиваться, в натуре.
Это я что наделал? Каха, я будто не с тобой разговаривал полчаса назад. Ты Рыжему своему предъявы выставляй. Каждое действие рождает противодействие. Он с твоим одноногим кашу заварил. Стопудово он знал, что тот олень затеял. Пусть скажет спасибо, что я ему вообще кишки не выпустил.
Сука, выругивается Каха и сплёвывает на пол.
А может хмурюсь я. А может, ты тоже знал, что он там запланировал? А? Знал?
Естественно, он знал, тут даже и думать не о чем. Заказчик и не знал? Может, не во всех деталях, но общая идея ему, конечно, была известна. Избить и, вероятно, оттрахать или просто унизить, но обязательно избить. С Рыжим всё обсудили, сто процентов. Ладно. Это мы пока оставим, подождём, когда он очухается. И поглядим, что будет делать Каха. Пока что его деревянные солдаты один за другим выходят из строя. Одноногий, конечно, закусит удила, но ему ещё долго здоровье восстанавливать.
Э, э, ты коней-то попридержи! вскидывается он. Ничё я не знал. Я чё вообще без мозгов по-твоему?
Да кто тебя разберёт. Скажи мне, кто твой друг, слыхал наверное такую поговорку?
Отвали. Думай лучше, как выгребать будем.
А чё тут думать? Ты бате не можешь позвонить?
Ты Ты совсем что ли? Кто про дебилов-то говорил? Сам, как дебил говоришь. Не вздумай про него мусорам сказать, ты понял?
А чё, я один должен нас выдёргивать? Всё равно узнают, если не вырвемся.
Не вздумай, я сказал.
Ладно, не буду, великодушно соглашаюсь я. Не бойся, я за своё слово отвечаю, если что. Просто к твоему сведению.
Я сажусь на лавку, прислоняюсь спиной к стене. Мама там сейчас с ума сходит. Блин. Нехорошо вышло. Очень нехорошо. Каха отходит в другую сторону и тоже садится на лавку. Я закрываю глаза. Если чего-то не можешь изменить, не дёргайся. Изменишь, когда сможешь. Железное правило, только вот не дёргаться бывает довольно сложно.
Я погружаюсь в мысли про Каху и табачного капитана. И про одноногого Сильвера. Надо-надо-надо-надо Надо их всех одним ударом припечатать. Мда А как?
Э-эй, брат, раздаётся голос рядом со мной и кто-то трясёт меня за плечо. Брат Э-эй, ты.
По протяжному восточному акценту уже ясно, кто это. Я открываю глаза.
Чего тебе?
Закурить давай! кивает он.
Но кивает не так, как я, например, он кивает в другую сторону, как бы подбородком от себя. И это получается вызывающе и дерзко.
Не курю, отвечаю я и снова закрываю глаза.
Э-эй, не отстаёт он. Зачем такой невежливый?
Слышь не зли меня, гость столицы. Сказал не курю. Чё не ясно? Ты откуда приехал такой активный? Там русский не учат понимать? И отсядь отсюда. Воняешь.
Э-эй, я тебя у*бу щас, ты понял? оскорбляется он. Чё-ё ты, а? Ты понял? Э-эй, ты, чмо!
Говорит он сочно, смачно проговаривая все буквы. Да вот только когда же это всё кончится! Я вздыхаю. Где-то я хорошенько накосячил, раз все демоны мира решили сегодня довести меня до сумасшествия. Что ему сделать, чтобы он успокоился. Не получая от меня отпора, он решает поддать жару. Один уже поддал сегодня. Да какое один Блин, ну и денёк
Сюда смотри, напирает он и пытается дотронуться пальцами до моего лица.
Блин, достал уже. Я быстро подтягиваю колено к груди и молча отпихиваю этого придурка. Не пинаю, а просто отпихиваю, правда достаточно сильно. Он отлетает назад и падает на пол.
Э-эй! орёт он, поднимаясь на ноги. Кеныгесске джаляб! Я твой роте е
Договорить он не успевает. Каха прописывает ему знатный пендель под зад.
Ты чурка тупая. Пасть заткни свою. Он тебя мочканёт-на, а сядем все. Завали хлебало своё поганое.
А ты ксенофоб, Каха, качаю я головой. Человек издалека приехал. Гость можно сказать, а ты его так обзываешь. Неуважительно это. Неправильно.
Да мне похеру. Я за него садиться не собираюсь. Ты ж вообще без башни, в натуре. Бык бешеный.
Алё, гараж! Ты притормози. Я сам-то никого не задираю. Я человек мирный, вообще-то. С мягким сердцем. Чё ты нервничаешь Андрюха? Пучком всё будет. Прорвёмся. Рыжий твой сам напросился. И аист одноногий тоже. Я тебе ещё раз говорю, разруливай. Разруливай, то что намутил. Добром не кончится. Обещаю тебе.
И так добром не кончится. И этак не кончится. Но пусть думает, что я успокоился.
Мы молчим. Я начинаю дремать, как вдруг раздаётся громкий окрик:
Брагин. На выход.
Я открываю глаза и вижу Зарипова. Того самого, что водил меня по мрачным казематам.
Чё такое? недоумённо спрашивает Каха.
Нормально всё, говорю я и подмигиваю. Скоро домой пойдём.
Вот так сюрприз, крутит прокуренный ус табачный капитан. Вот так сюрприз. Холодное, значит, оружие. Да уж
А вы чего в такой час не дома, Анатолий Семёнович? Время-то позднее уже.
Вместо того, чтобы Каховского мне добывать, игнорирует он мой вопрос, ты к поножовщине готовишься. Правильно понимаю?
Не совсем. Я вообще-то именно с Каховским сейчас у вас в обезьяннике отдыхал.
Да? Это Сидоров, который? С кастетом?
Ага, киваю я.
И ты хочешь мне сказать, что вот это и есть результат твоей работы? Не пойдёт. Слабо. Даже говорить не о чем. Задание не выполнено.
Нет, я этого и не говорил. Речь вообще не об этом.
Ну, а о чём тогда? поднимает он брови. Чего тебя занесло сюда?
Случайность. Я, как видите, подбираюсь к цели всё ближе и ближе.
Хреново ты как-то подбираешься, Брагин. Результатов ноль, а время идёт. Ну а сейчас придётся тебя уже по полной оформлять. Холодное оружие это не шутка, сам понимаешь.
Слушайте, Анатолий Семёнович, давайте говорить прямо, безо всех этих прихватов и финтов. Не надо меня стращать и подводить к нужной мысли, если действительно хотите сотрудничать. Я согласился не потому, что вы меня к стене припёрли, а потому что тоже хочу его прижать. Так что не надо держать меня в постоянном напряжении. Это только мешает, а не помогает.
Больно ты умный, я смотрю. Где же тогда результат?
Быстро только кошки родятся. Слыхали?
Ты много только на себя не бери, а то я на Каховского плюну и тобой займусь.
Блин, вот никак вы не можете по-человечески, всё вам надо показать своё могущество. Чего мне-то показывать? Я же школьник всего лишь. Короче, я не знаю, под батю вы его копаете или под него самого, а может, хотите начальника своего за яйца подвесить. Мне это по барабану. Не интересно то есть. У нас есть общая цель. Каха. Ваши мотивы меня не интересуют. Мои мотивы простые. Чувство личной неприязни, банальная месть и желание обезопасить себя и своих близких. У него на меня зуб. И он уже дважды посылал ко мне ассасинов.
Кого?
Ну это образно говоря. Наёмников своих. Убивать он меня не хочет, изначально не хотел, по крайней мере. Сейчас уже не знаю. Вот, что я предлагаю. Вариант первый. Если я узнаю о каком-то деле, я маякну.
Чего?
Сообщу, блин. Но это вряд ли. Он не особо со мной дела обсуждает. Второй вариант. Он хочет меня отметелить или даже грохнуть. Я выступаю в роли живца. Подстраиваем благоприятную ситуацию и берём с поличным. Правда, есть нюанс. Надо сделать так, чтобы он меня сам лично пришёл мочить, а это непросто. Ну, или иметь доказательства, что он заказчик. И, третий вариант. Подкинуть ему дуру с хорошей историей или дурь в особо крупных и так далее.
Подкинуть не вариант. Ненадёжно. Да и замолкает он, не договорив.
Блин, капитан, хрен ли «да и»? Ты хочешь говно убирать и белые перчатки не замарать?
Он задумывается, кусает ус и достаёт пачку «Ту».
Ладно, говорю я. Давай продумаем операцию. Вместе, да? Без наездов типа, как ты любишь. Ты за гранью закона, и мы оба это знаем. Ты плохой мент. Не продажный, но неправильный. Ты сам, как преступник, бешеный доберман. И ты хочешь впиться ему в горло. Ну и чего пытаться казаться блюстителем кодекса? Ты хочешь не законности, а справедливости. Я-то тебя насквозь вижу. А ты меня. Будь собой! Хочешь крови? Добудь её! Я помогу. Но не из-за угроз и шантажа. Это важно. Понимаешь?!
А что это, мы на «ты» уже? спрашивает он, но я вижу, что мои слова пробили охрененную дыру в его черепушке.
Пардон муа. Погорячился. Сейчас я вернусь туда и скажу, что сделал звонок своему покровителю и вы нас отпустите. Но только его для порядка тоже сначала дёрнете и допросите, как Сидорова. Если будет просить, дайте позвонить. Только он не будет, потому что боится, что батя его узнает. А я ему скажу, у меня есть человек, который вопросы реально решает.
И как я вас выпущу?
Блин. Ну чё смеяться-то? Уж выпусти те как-нибудь. Только мне надо, чтобы вы пришли ко мне домой и извинились от имени всей советской милиции, что меня по ошибке не за того приняли. Или скажете, что я вам помогал и вы мне благодарность объявляете. Грамоту дайте. В общем, что угодно. Потому что сейчас родители у меня морги и больницы обзванивают. И милицию тоже. И ваш дружбан Рыбкин уже возможно выяснил, что я здесь. И если я скажу да всё равно что я скажу, что бы не сказал, меня из дому хрен выпустят в ближайшие полгода, и накрылся наш Каха.