Идея дотянуть пролетариат России до развитых западных стран была одной из наиболее сильных сторон большевистской доктрины. Развитие пролетариата требовало развития промышленности, а это, в свою очередь, невозможно без индустриализации. Индустриализация должна была обеспечить экономическую независимость страны, укрепить ее оборонную мощь и обеспечить количественный рост рабочего класса. Партийная программа, принятая еще в 1919 г., требовала единого общего государственного плана. Самым известным, среди отдельных отраслей экономики, стал план ГОЭЛРО, завершенный в 1920 г. В нем речь шла не только о преобразовании Советской России за 10 лет в промышленно развитую страну, но и внедрении новейших достижений науки и техники во все отрасли народного хозяйства.
В условиях НЭПа определенная часть намеченных ГОЭЛРО задач была решена: высокими темпами поднималась металлопромышленность, в том числе сельхозмашиностроение, станкостроение. Завершение к середине 20-х гг. восстановительных процессов и исчерпание ресурсов, унаследованных от царской России, поставило на повестку дня вопросы дальнейшего развития советской системы.
На XIV съезде партии (декабрь 1925 г.) Сталин заговорил об индустриализации как генеральной линии партии. Была сформулирована цель индустриализации: превратить СССР из страны ввозящей машины и оборудование в страну производящую машины и оборудование. В это время в Политбюро доминировало представлении о необходимости минимальных темпов индустриализации, т.к. финансовых средств в стране не хватало (что легло в основу критики максималиста Троцкого). Однако осознавая, что подобными темпами Советский Союз никогда не догонит капиталистические страны, уже в следующем году проводятся меры по ускорению. Осенью 1926 г. партконференция «ставит перед государственными и хозяйственными органами задачу всемерного развития машиностроения», потребовав от них «форсировать поставку в нашей стране производства орудий производства, с целью уничтожения зависимости от капиталистических стран в этой решающей для индустриализации области»59. Декабрьский XV съезд партии 1927 г. закрепил эту установку в директивах по составлению пятилетнего плана, приняв курс на индустриализацию и коллективизацию.
Окутывая страну магический дух стремился минимизировать затраты на содержание своей формы, по-настоящему сделать ее волшебной, но, вместе с тем, минимальная политическая устойчивость требовала от нее видимый экономический успех, поэтому прогресс страны должен был осуществляться приемами волшебства «скачка», что означает состоянием внутренней истерики системы.
Переход на форсированную индустриализацию был невозможен в рамках пребывавших (тем более аксиоматичных для гуманистов) исторических представлений о замкнутой природе (целостности бытия), и слабо капитализированный НЭП не мог стать локомотивом прорыва, поскольку слишком невелик был у экономики «глоток свежего воздуха». У страны не хватало средств и поэтому только военный, командно-административный, стиль управления показывал выход из сложившейся ситуации. Вместе с тем в 1927 г. была выпущен первый заем индустриализации, в 1928 г. второй. К 1930 г. сумма займа у народа достигла почти 1,3 млрд руб. Система займа подразумевала обязательный для всех характер. В экономике преимущественное развитие получает производство средств производства в ущерб легкой промышленности и сельскому хозяйству. Убежденность руководства в неизбежности военного столкновения с капиталистическим миром выдвигают на передний план проблему укрепления обороноспособности страны, что приводит к постепенному подчинению всей экономики их нуждам. В 1932 г. на производство военного снаряжения было затрачено почти 22% общего производства стали и чугуна в стране, в 1930 г. почти 30%. Приобретать за рубежом новейшие технологии, для поддержания мобилизованного потенциала, способствовало значительные масштабы экспорта природного сырья, а также и других товаров, насильно отбираемых у деревень. В начале 30-х гг. СССР занимал первое место по импорту машин и оборудования. В 1931 г. около одной трети всего мирового экспорта машин и оборудования направлялось в СССР, а в 1932 г. эта цифра уже доходила до половины. С лета 1926 г. был запрещен свободный размен червонцев на золото, а затем положен запрет на вывоз советской валюты за рубеж. Неконвертируемость национальной валюты, контроль над внешэкономической сферой давали возможность власти использовать национальный капитал внутри оборота страны для финансирования собственной промышленности.
Достигнув потолка в извлечении средств обычными методами, в целях форсирования индустриализации государство возрождает чрезвычайные меры времен «военного коммунизма». Начиная с 1927 г. Наркомторг В. В. Куйбышев, возглавивший после смерти Ф. Э. Дзержинского ВСНХ, назначает ежегодный план по экспорту антиквариата (вопреки ранее принятому Декрету о запрещении продажи и вывоза произведений искусств без консультаций и санкций Наркомпроса). 23 января 1928 г. уже Совнарком принимает Постановлении о мерах по усилению экспорта и реализации за границей предметов старины и искусства.
В условиях отсутствия сбалансированной экономической политики в середине 20-х гг. появляется идея всеобщего государственного планирования. Сама идея планирования не была нова. «Единого общего государственного плана» требовала Программа партии, принятая в 1919 г. В 1920 г. был разработан первый перспективный план ГОЭЛРО. Дискуссии о планировании выявили две стороны. Одна сторона, в числе которой находились Н. Д. Кондратьев, В. А. Базаров, В. Г. Громан и получившие название «генетиков», считала, что планирование должно строиться на объективных экономических тенденциях. Другие, Г. М. Кржижановский, С. Г. Струмилин, В. П. Милютин и получившие название «телеологов», склонялись к идее, что планирование есть цель, а посему выступали за директивные методы управления. Перевод спора из научной плоскости в политическую завершил Сталин в 1927 г. заявивший: «Ссылаются иногда на американские, на германские хозяйственные органы, которые будто бы также в плановом порядке руководят народным хозяйством. Нет, товарищи, этого еще не добились и не добьются там, пока существуют там капиталистические порядки. Чтобы руководить в плановом порядке, надо иметь другую, социалистическую, а не капиталистическую систему промышленности, надо иметь, по крайней мере, национализированную промышленность, национализированную кредитную систему, национализированную землю, социалистическую смычку с деревней, власть рабочего класса в стране и т. п. Правда, у них тоже имеется нечто вроде планов. Но это есть планы-прогнозы, планы-догадки, которые ни для кого не обязательны и на основе которых невозможно руководить хозяйством страны. Не то у нас. Наши планы есть не планы-прогнозы, не планы-догадки, а планы-директивы, которые обязательны для руководящих органов и которые определяют направление нашего хозяйственного развития в будущем в масштабе всей страны»60.
Разработкой первого плана занимались две группы специалистов Госплана и ВСНХ. Сталинским руководством был поддержан вариант ВСНХ, где больше уделялось внимание тяжелой промышленности. С критикой плана ВСНХ обрушились специалисты Госплана, В. Г. Громан, В. А. Базаров, И. А. Калинников. Калинников считал, что для реализации отправного варианта не хватит ни времени, ни строительных материалов. Вслед за Калинниковым Бухарин утверждал, что в стране нет нужного количества стройматериалов, а «из кирпичей будущего» заводы не построишь. Формально оба варианта пятилетки не противоречили друг другу. Председатель Госплана Кржижановский объявил в своих выступлениях, что два варианта плана это как бы артиллерийская «вилка», так что «попадание» при выполнении плана будет в ее пределах.
Выполнение пятилетнего плана официально началось 1 октября 1928 г., поскольку хозяйственный год тогда начинался 1 октября. Широкое обсуждение плана началось лишь в конце 1928 г. В апреле 1929 г. XVI партконференция ВКП (б) приняла первый пятилетний план, который предусматривал ежегодный рост промышленного производства на 2125% (в 1925 г. Троцкий был обвинен правящей фракцией в «сверхиндустриализаторстве» за более низкий темп).
Результаты первого года начавшейся пятилетки превзошли ожидания. Однако уже к началу 30-х гг. в промышленности, появились признаки застоя. В феврале 1931 г. Сталин наметил выполнение плана в основных отраслях за три года. На выполнение таких фантастических целеустремлений стало привлекаться все больше рабочих. Их численность увеличилась с 4,6 млн до 10 млн человек. Росло число начатых и незаконченных строек: в конце первой пятилетки в них было заморожено 76% капиталовложений против 31% в начале.
Сворачивание НЭПа в первую очередь отразилось на деревне. В это время власть проводила политику «вытягивания» денег из деревни путем различий в цене. Цены на промышленные товары были несоизмеримо выше, чем цены на сельхоз товары. После снижения цен на сельскохозяйственные продукты, крестьяне отказались продавать свои излишки государству. За вторую половину 1927 г. заготовки зерна по сравнению с аналогичным периодом 1926 г. сократились с 428 млн до 300 млн пудов. Политика высоких темпов индустриализации оказалась под угрозой срыва, т.к. хлеб давал валюту. Сталин объявил в неудачах местное руководство, по-ленински призывая их быть потверже. «Хлебозаготовки, указывал он в телеграмме на места, представляют, таким образом, крепость, которую должны мы взять во что бы то ни стало. И мы ее возьмем наверняка, если поведем работу по-большевистки, с большевистским нажимом»61. Чтобы продемонстрировать на примере Сталин сам совершил секретную поездку по Сибири в начале 1928 г. Это было единственное посещение глубинных районов страны за 30 лет пребывания его на высших партийных и государственных постах. Посещая хлебные районы Сибири, Сталин требовал наказывать крестьян по 107 статье УК РСФСР, предусматривавший лишение свободы до одного годы с конфискацией имущества. Народным судьям давались указания рассматривать дела «в особо срочном, и не связанном с формальностями, порядке, выбрав наиболее злостных кулаков-спекулянтов, с широким опубликованием приговоров и решений в печати, через сельсоветы и проч.»62 При этом Сталин стремился расколоть деревню, чтобы сам крестьянин выкачивал хлеб у зажиточной части деревни, предложением «чтобы 25 процентов конфискованного хлеба было распределено среди бедноты и маломощных середняков по низким государственным ценам или в порядке долгосрочного кредита»63.
Помня указание Сталина, партийные руководители рьяно взялись за выполнение директив. На местах создаются практически наделенные всей полнотой власти, чрезвычайные неконституционные «хлебные тройки», проводящие методы продовольственной разверстки. Отсутствие критериев определения понятия «кулак» открывало широкий простор для беззаконий и произвола. По отношению к предпринимательным слоям деревни вводились дополнительные налоги. Одновременно уменьшались кредиты, продажа техники.
На ноябрьском пленуме 1928 г. Сталин определил колхозно-совхозное строительство в качестве важнейшего направления аграрной политики. На эти цели вдвое увеличивалось капиталовложение. Фактически в 1928 г. НЭП в деревне был ликвидирован, его сменила тактика взимания дани. Уже осенью 1929 г. примерно третья часть хлеба из деревни изымалась силой. В ответ на репрессивную политику в 1929 г. было зарегистрировано до 1300 мятежей. Одновременно крупные зажиточные хозяйства дробились на мелкие, чтобы скрыть доходы и уменьшить налоги. Уменьшился приток продовольствия на городской рынок. Экономический кризис приобретал всеобщий характер.
Уже в конце 1928 г. в городах вводятся карточки («заборные книжки») на хлеб и ряд других продуктов. В 19261927 гг. экспорт хлеба достиг рекордного для периода НЭПа уровня, превысив 2 млн тонн (в 1913 г. свыше 9.5 млн т.), а 19271928 упал до 0,4 млн т. Уменьшение хлебного экспорта было равносильно резкому сокращению ввоза оборудования, что ставило под угрозу планы индустриализации страны.
Против резкого сворачивания НЭПа, что привело к ухудшению экономического положения в стране, выступили Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский. Сталин в ответ обвинил их в «правом уклоне». «В чём состоит опасность правого, откровенно оппортунистического уклона в партии? спрашивал Сталин в октябре 1928 г. В том, что он недооценивает силу наших врагов, силу капитализма, не видит опасности восстановления капитализма, не понимает механики классовой борьбы в условиях диктатуры пролетариата и потому так легко идёт на уступки капитализму»64 Бухарин не мог не замечать тех изменений, которые происходили в верхах партии. Сталин все уверенней становился доминирующей фигурой в ЦК, перетягивая тем политический центр с поста председателя СНК на пост генерального секретаря. А его самомнение о себе, о верности всех своих поступков повышалось на глазах. На тайной встрече с остальным представителем «объединенной троцкистско-зиновьевской оппозиции» Каменевым Бухарин констатирует, что его разногласия с «беспринципным интриганом Сталиным» более серьезны, чем с «левыми» оппозиционерами. В своей статье «Заметки экономиста», опубликованной в «Правде» осенью 1928 г. Бухарин под видом борьбы с троцкизмом выступил против «авантюризма» нового курса. Сталин расценил статью, как открыто антипартийное выступление, как теоретическую платформу новой оппозиции, лично против себя. В конце февраля 1929 г. он обвинил Бухарина, Рыкова, Томского во фракционной борьбе, объявляя намеченные темпы индустриализации гибельными. Правые, получив ярлык «защитников капиталистических элементов», «выразителей идеологии кулачества», были лишены своих влиятельных постов в партии и государстве, правда, те скоро капитулируют, признав правильность генеральной линии партии.
Исходя из ленинской установки «Пока мы живем в мелкокрестьянской стране, для капитализма в России есть более прочная экономическая база, чем для коммунизма»65 Сталин решительно начал приступать насаждать в деревне коллективное хозяйствование. Он рассчитывал, что «через каких-нибудь три года» Советский Союз станет одной из самых хлебных стран мира. Вместе с тем, предупредил, что партия будет решительно бороться со всеми несогласными и противниками коллективизации.
Согласно утвержденному весной 1929 г. пятилетнему плану в колхоз предполагалось вовлечь до 44,5 млн хозяйств, или 1618% общего числа крестьянских хозяйств в стране. Темп гонки резко возрастает после того, как ЦК партии 5 января 1930 г. принимает постановление «О темпе коллективизации», в котором говорилось о необходимости сокращения сроков в два-три раза. Высокий темп поддерживался массовыми репрессиями, вплоть до применения военной силы. К организации колхозов были привлечены городские жители из партийно-хозяйственного актива, студенты. Никогда не занимавшиеся земледелием они должны были «учить» крестьян пахать и сеять. Всего в деревню весной 1930 г. было послано более 27 тыс. активистов. Крестьян принуждали вступать в колхозы под угрозой ссылки, конфискации имущества. Администрация стремилась перевыполнить план. Уже весной и летом 1930 г. процент обобществленных хозяйств в зерновых районах страны подскочил до 60%.