Александровские Кадеты. Смута. Том 1 - Перумов Ник 6 стр.


И разразилась длиннейшей тирадой по-немецки, из которой Kommissar Schadow не понял ровным счётом ничего.

Немец, однако, выслушал Ирину Ивановну внимательно и даже благосклонно. Кивнул и с деланым равнодушием отвернулся мол, умываю руки.

 Всё в порядке,  услыхал Жадов её шёпот.  Сейчас пройдитесь мимо телефонисток, скажите им только вполголоса, умоляю!  чтобы они отключили бы телефоны Таврического дворца. Все, какие только есть.

У комиссара глаза аж на лоб полезли.

 Как вы сумели, тов

 Потом все расспросы, потом!  зло прошипела Ирина Ивановна.  Зачем нам контроль за телефонной станцией, если не отключены аппараты «временных»? А кроме как отключить их что мы ещё можем сделать? В огромном городе и так стрельба, ад кромешный, много убитых и раненых, людям нужно оставить средства коммуникации! Те же больницы, госпиталя, аптеки!..

 Вы правы, вы совершенно правы,  только и нашёлся Жадов.

Сказано сделано.

Телефонистки, испуганно косясь на «люгер» в руках госпожи (или товарища?) Шульц, поспешно выдергивали провода из гнёзд.

 И позвоните вашим, в Петросовет,  властно распорядилась Ирина Ивановна.  Пусть проверят. И позвонят сюда. По номеру голубушка, какой у вас служебный номер, да-да, вот этот? Записывайте, товарищ Михаил, да не мешкайте, ради мировой революции!


Очень скоро всё и впрямь устроилось именно так, как и говорила товарищ Шульц.

Немцы сидели себе, и станция оставалась как бы в их руках; телефонистки работали, боязливо порой оглядываясь на решительного вида товарища Ирину. Комиссар Жадов наконец решил, что пора задавать вопросы:

 Что вы им сказали, Ирина Ивановна? Там, на улице?

 А, там-то? Ничего особенного. Снайперы на крышах, сказала. И ещё добавила, что им тут совершенно не за что головы класть,  нам всего-то и надо, что внутрь зайти небольшим отрядом.

 И они повелись на это?  поразился Жадов.

 Как видите.  Ирина Ивановна пожала плечами.  Немцы хоть и формалисты, а голова на плечах у них тоже имеется.

 В каком смысле?

 В том, что они понимают прекрасно «временным» осталось совсем немного. Рабочая гвардия, солдатские запасные полки, народ, наконец,  все против них. У Временного собрания нет своих войск, вообще. Юнкера, какие имелись, по большей части прорвались из города вместе с монархистами. Полиция разбежалась. Кто остался? Только немецкие части. А немцам проще договориться с Петросоветом, с реальной властью.

Жадов слушал m-lle Шульц словно соловья.

 Как вы правильно всё излагаете, товарищ Ирина! Но откуда вы всё это знаете?

 Элементарно, товарищ комиссар,  усмехнулась его собеседница.  Что требуется немцам? Вывести Россию из строя перед большой европейской войной, обеспечить себе спокойный тыл. Как это сделать? Да ещё и чтобы без настоящего вторжения, с миллионными армиями? Ясное дело, поддержать переворот. А уж кто там окажется во главе, Временное собрание или наш Петросовет,  немцы полагают, что неважно. Вот эти монархисты,  она слегка запнулась на последнем слове, но комиссар ничего не заметил,  вырвались из города. Чем это грозит? Гражданской войной, самое меньшее. С точки зрения Берлина прекрасно. Россия увязнет во внутренних смутах и сварах; ей будет уже не до большой Европы.

 Так вот почему они этой контре уйти дали!  злобно прошипел Жадов.  Тоже мне, союзнички «Помогаем обрести свободу»

 Да все уже мозоль на языке стёрли, повторяя, что Германский Рейх помогает опрокинуть самодержавие в России, но у них-то Вильгельм как правил, так и правит,  заметила Ирина Ивановна.  Союзнички, именно что. И каждый «партнёра» вокруг пальца обвести норовит. Наши «временные» наивно полагают, что рейхсхеер поможет им утвердиться, а потом тихонько уйдёт, взамен истребовав какие-нибудь концессии для Круппа с Тиссеном; ну или небольшие уступки в Прибалтике с Польшей. А они не уйдут, пока не удостоверятся, что в России пожар от Балтики до Амура.

 Так что же делать?

 То, что начали сегодня,  невозмутимо уронила Ирина Ивановна.  Брать власть. Немцев вежливо проводить. Может, и впрямь им концессии дать. Или Польшу. Пусть забирают всё равно нам от поляков никакой прибыли, одни восстания. Да и то сказать если я правильно понимаю, что говорят товарищи Старик и Лев, что пишет товарищ Благоев, то скоро все границы никакого значения иметь не будут когда победит всемирная пролетарская революция и власть повсюду на земле возьмут рабочие с крестьянами. Зачем им рубежи? И какая тогда разница, «чья Польша»? Ни поляк на русского волком смотреть не будет, ни русский на поляка.

 Верно! Как это верно, да!  комиссар взирал на Ирину Ивановну с искренним восхищением.  Точно так! Так оно и будет!..

 У пролетария ведь нет отечества,  пояснила товарищ Шульц.  Отечество ему весь земной шар. Нечего терять пролетарию, кроме своих цепей, и нет ему нужды считаться кровью, кто тут русский, кто немец, кто поляк, а кто француз. Всем вместе подняться надо, гнёт вековой скинуть Но это, товарищ Михаил, ещё не сейчас. Пока что нам победить надо. Здесь, в Петербурге. И мы победим!

 Победим! Непременно!  горячо поддержал комиссар. И, словно в растерянности после такой горячей речи, завертел головой, будто ему невыносимо жал воротник:  Но что же делать? У нас приказ удерживать станцию

 Мы и удерживаем,  усмехнулась Ирина Ивановна.  Как видите, бескровно и без особых усилий. А с этими немцами мы договоримся. Вот увидите.

 Но но мы-то здесь сидим, а другие

 А вы оставьте тут проверенных бойцов,  посоветовала товарищ Ирина.  Вот этот ваш десяток. А с остальными поедем к Таврическому. Там сейчас будут главные события


Сказано сделано. Десяток солдат и впрямь остался на телефонной станции немец-гауптман лишь кивнул; правда, Ирине Ивановне он подмигнул при этом очень понимающе.

Загрузились в кузова. Завели моторы.

Невский, против всех ожиданий, был не пуст и не тих. Тротуары заполняли толпы; прямо из окон в народ кто-то кидал охапки листовок. Немцев почти не было видно а где они и имелись, то в происходящее никак не вмешивались.

У Аничкова моста громоздились мешки и брёвна разобранной баррикады; у стены дворца Белосельских-Белозерских до сих пор уныло торчал желтовато-ржавый остов сгоревшего «мариенвагена», стены обильно побиты пулями.

 Здесь, кстати, рота кадет-александровцев стояла,  заметил Жадов.  Крепко держались, хоть и мальчишки сопливые не удалось прорваться, даже немцы не смогли, кровью умылись

Ирина Ивановна холодно кивнула.

 Я очень надеюсь, что они теперь уже разбежались по домам. К родителям.

 Не знаю, не знаю  проворчал комиссар.  Уж больно твёрдо стояли. Такие не разбегутся. Жалко дураков, пропадут ведь, окажутся на пути у мировой революции

 Жалко,  сухо проронила товарищ Шульц.  Но прогресс не остановить! Малой кровью сегодня мы предотвратим великую кровь завтра. Не думайте, что вы меня этим смутите, товарищ комиссар.

 Помилуйте, товарищ Ирина!  заторопился Жадов.  И в мыслях не держал!

Она кивнула.

 Подумаем об этом после. Пока что,  она усмехнуась,  пришла пора сказать: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!»

 Именно! Именно кончилось!

Грузовики отряда едва пробились через заполненную народом Знаменскую площадь. Всюду красные знамёна, растянуты транспаранты: «Вся власть Петросовѣту!», смешанные с ещё старыми «Долой самодержавіе!»; кучка немецких солдат застыла у входа в Николаевский, ныне Московский, вокзал, но непохоже было, что они что-то пытались охранять. Да и их толпа словно не замечала.

Рядом с немецкими солдатами стояли и другие, в русских долгополых шинелях, но по виду никак не возрастные мужички третьей очереди из запасных полков; нет, спокойные, сосредоточенные, сдержанные бойцы при английских «льюисах». С немцами они обменивались короткими понимающими взглядами.

Грузовики комиссара Жадова оставили позади вокзал, понеслись по Суворовскому проспекту. Хотя, конечно, «понеслись»  громко сказано: к Таврическому дворцу торопился сейчас и стар и млад.

 Кончаем «временных»!

 Долой!

 Да здравствует революция!  надрывным фальцетом выкрикивал какой-то бледный юноша в приличном пальто, вскарабкавшись до середины фонарного столба.

Ирина Ивановна отвернулась. Пальцы сильнее сжались на рукояти «люгера».


Возле Таврического сада и его оранжерей слышалась, однако, частая стрельба. Громкая россыпь винтовочных выстрелов, перемежающаяся пулемётными очередями.

 Кто-то там засел, защищаются,  озабоченно, но без страха заметил Жадов.  Кто ж такие дурные-то? Может, немцы какие?

 Может, и немцы,  Ирина Ивановна пожала плечами.  Да только дело их табак. Дворец окружат, деваться «временным» некуда. Сдадутся. Пойдут под суд трудового народа.

К самому дворцу подъехать не удалось. От Мариинского института до угла Суворовского музея протянулась кое-как наваленная баррикада несколько телег с мешками, груда бочек, каких-то ящиков и прочего.

Машины остановились путь преградили несколько рабочих с винтовками и алыми бантами на отворотах пальто.

 Сто-ой! Куда, болезные?! Не видите, что ль,  пуляют тут «временные»! Да ещё как головы не поднять!

 Никуда мы не лезем, чай, не дурнее тебя,  огрызнулся Жадов.  Вот что, товарищи,  позовите-ка лучше кого-нить, кто тут распоряжается!

 Это мы враз, эй, Митька! Гони-ка до начальства!..

Подошёл военный в перетянутой ремнями шинели, с красной повязкой на рукаве; выправка настоящая. Из кадровых. Аккуратные усы, идеально выбритый подбородок, стальные серые глаза. Сосредоточенные и злые.

 Отряд товарища Жадова?

 Так точно!  отозвался комиссар.  Приказ Петросовета выполнен, телефонная станция занята без боя, оставлена под надёжной охраной!

Военный кивнул. Шинель была хоть и офицерская, но без погон.

Посмотрел холодно, пронизывающе.

 Вашему отряду надлежит занять позицию на углу Кирочной и Таврической, у музея Суворова. Противник силами до роты при самое меньшее трёх пулемётах пытается укрепиться в саду, сразу за протокой. Ведёт беспорядочный ружейный огонь. Ваша задача сковать его действия до сигнала к общей атаке. Сигнал три красные ракеты, сразу после того, как закончит артиллерия. Задача ясна, товарищ комиссар?

 Так точно!  повторил Жадов, очень стараясь, чтобы это вышло бы и лихо, и молодцевато. Военный кивнул, в упор взглянул на Ирину Ивановну.

 А это кто такая?  осведомился без малейшей приязни.  Почему женщина в боевых порядках?

 А вы сами-то кто такой?  Товарищ Шульц тоже в карман за словом не полезла.  Ваш мандат, товарищ?

Комиссар пихнул её локтем в бок.

 Полковник Мельников. Товарищ Мельников. Первый заместитель товарища Благоева по военным и морским делам!..

 Простите, не имела чести быть представлена,  холодно кивнула Ирина Ивановна.  Шульц. По

 Мой заместитель по деловой части,  поспешно перебил её Жадов.  Навела порядок в бумагах! И бойцов правильно ориентирует! В текущем моменте разбирается!..

 Да у неё же на лбу контра написана,  без выражения бросил полковник Мельников.  Смотри, комиссар, обведут тебя вокруг пальца. Я б на твоём месте гнал эту дамочку куда подальше. Не место таким среди авангарда трудового народа.

 Поговорим об этом после победы, товарищ Мельников,  твёрдо ответил Жадов.  Я за товарища Шульц ручаюсь всем моим большевицким прошлым и настоящим.

 Ну если ручаешься, комиссар  пожал плечами его собеседник. И отошёл, махнув рукой в тонкой лайковой перчатке.  Выполняй приказ Петросовета.

 Приказ будет выполнен!

Ирина Ивановна поджала губы, провожая взглядом отошедшего полковника.

 Откуда он вообще взялся, товарищ Михаил? У него ж тоже, как он выражается, «на лбу» Николаевская академия написана.

Комиссар пожал плечами.

 Видел его в Петросовете, товарищ Ирина. Только и всего. А остального кто он да откуда не ведаю.

 Понятно вот что, комиссар, давайте-ка я тоже попытаюсь с этим противником, которого там «до роты», поговорить. Как-никак, русские люди, солдаты. Крови уже достаточно пролилось. Буржуям её пускать надо, министрам-капиталистам, а не простым мужикам в солдатских шинелях.

Комиссар заколебался. Оглянулся на своих людей и тут с угла Таврического сада грянули несколько выстрелов от стен полетела штукатурка.

 Этот Мельников прав, тут без артиллерии не сунешься. Половину отряда положим, а там вода к тому же. Разрешите мне попробовать, товарищ Михаил!

 Страшно мне вас отпускать, товарищ Ирина,  вдруг вырвалось у комиссара.  Не могу вдруг случится чего с вами?.. Вот как подумаю всё внутри переворачивается!.. Знаю, что нельзя так,  а всё равно!..

 Если случится,  прохладно уронила Ирина Ивановна,  значит, суждено мне жертвою пасть в борьбе роковой. Погибнуть за счастье трудового народа, за свободу, за мировую революцию.

 Нет! Нет! Что за глупости, Ирина!  от волнения комиссар даже забыл о «товарище».  Не ходите никуда! Сейчас подтянут артиллерию, и

 Да незачем её подтягивать,  пожала плечами Ирина Ивановна.  Не знаю, кто защищает этих «временных», но они обречены. Весь город в наших руках. Сколько они ещё просидят в этом дворце? Сутки? Двое? А потом что? Верных частей у них нет. Нам уж скорее надо о бежавшем го царе бывшем то есть, беспокоиться. А этих-то?.. Нет, товарищ Михаил, я пойду, и не вздумайте меня останавливать!

 Вас, пожалуй, остановишь  Комиссар был бледен.

 Дайте лучше что-нибудь белое. Пока этот «полковник Мельников», или как его там по-настоящему, и в самом деле не начал из пушек палить.


Комиссар Михаил Жадов, пригнувшись за баррикадой, глядел вслед тонкой фигурке в коротком пальто, что медленно шла сейчас по ничейной земле, высоко подняв над головой белую тряпку.

Ограда сада, чёрная решётка, была кое-где опрокинута, в одном месте замер подбитый броневик, пытавшийся, судя по всему, протаранить преграду. Возле него застыл убитый в тёмной куртке рабочего.

С той стороны не стреляли. И вообще вокруг Таврического дворца внезапно наступила какая-то нехорошая, ждущая, сосущая сердце тишина.

Ирина Ивановна аккуратно перебралась через поваленную ограду. Облетевшие кусты безжалостно порублены топорами здесь расчищали сектора обстрела.

 Я пришла с миром!  крикнула она громко, и слова эти показались ей самой такими странными, нелепыми и наигранными.  Позвольте приблизиться! Не стреляйте!

 Мы не стреляем в парламентёров,  вдруг раздался звонкий и совсем молодой голос.  Спускайтесь к воде Ирина Ивановна!

Она вздрогнула. Белая тряпка едва не выпала из рук.

Однако к каналу она спустилась, в неглубокую выемку, не скрывавшую её даже и до пояса.

С той стороны среди деревьев появились одна за другой три фигуры в шинелях, ловкие, гибкие. Не выпрямляясь, скользнули со своей стороны к урезу воды.

 Не бойтесь, Ирина Ивановна,  сказал один из новоприбывших.  Вы можете сюда, к нам тут доски под водой, мы устроили Федотов, тяни, Сашка!

Они втроём потянули за скрытую в палой листве верёвку. Из-под воды и впрямь появились хитро притопленные доски скрытого мостика.

 Идите к нам, не бойтесь!  повторил говоривший.

Ирина Ивановна перешла молча, по-прежнему высоко поднимая белую тряпку.

На том берегу её ждали три молодых безусых юнкера. «Павлоны», первый год.

 Здравствуйте, Ирина Ивановна,  вежливо сказал один из них, снимая фуражку.

 Здравствуйте, Леонид,  проговорила она каким-то неживым, совершенно искусственным голосом.  Леонид Воронов. Не ожидала встретить вас здесь, господин юнкер.

 А наших здесь много, Ирина Ивановна,  легко ответил Воронов. Был он весь тонок, высок ростом и на вид казался даже хрупким; однако винтовка лежала у него в руках как влитая.  Далеко не все на юг ушли. Да,  он обернулся к своим молчаливым товарищам,  прошу любить и жаловать. Мадемуазель Ирина Ивановна Шульц, моя учительница в Александровском корпусе. Ещё прошлой весной на уроках у вас сидел, Ирина Ивановна и экзамен выпускной сдавал

Назад Дальше