Алексей Пискарев
Мой дед Алексей Пискарёв
Предисловие
Дорогие читатели, в руках вы держите книгу о необычной, трудной и драматической жизни одаренного человека, моего деда Алексея Константиновича Пискарева. Сын родившегося крепостным крестьянина, он был одарен физически ладно скроен и красив, сумел развить трудовые навыки и интеллект в 14 лет получил звание мастера-литейщика, а после многих лет вечерних занятий на курсах, организованных графиней Паниной, получил из рук прекрасных учителей образование, равное гимназическому. Там он научился писать стихи, в эмоциональной силе которых вы сможете убедиться, читая эту книгу.
Страстность, далеко не всегда контролируемая, повела его сложной дорогой по бушующей и погибающей России начала и середины XX века. Еще очень молодым, но уже уважаемым рабочим, к тому же образованным, он перед 1905 годом стал признанным вожаком рабочего движения Московского района Санкт-Петербурга.
К 8 января 1905 года относится начало его знакомства с Горьким. В этот день, в канун знаменитого выступления рабочих под руководством Гапона, А. К. Пискарев принес в редакцию газеты «Сын Отечества» очередную заметку о событиях на рабочих окраинах Петербурга. Позднее тот же Горький снабдил деда оружием, переданным из Парижа Гапоном для совершения терактов.
День 9 января стал переломным в его мироощущении и судьбе. Портрет царя из «красного угла» квартиры выкинут на помойку. Впоследствии отдана дань и самосуду рабочих товарищей, и террору под руководством известных вождей эсэров Савинкова и Рутенберга. Было место и подвигам, таким как спасение от ареста своей невесты, «назначенной» революционной организацией, чтобы носить ему передачи и держать связь с товарищами. Но вскоре пришла любовь, и по выходе деда из тюрьмы они поженились. За 15 лет бурной, непрерывно меняющейся жизни родили девятерых детей.
Любовь к семье, к детям стала самым сильным чувством дальнейшей жизни Алексея Константиновича. Появившиеся у него в руках факты, свидетельствующие об отсутствии чистоты в помыслах и жизни старших революционных товарищей, отсутствие организации (или преднамеренное разрушение такой организации изнутри) в Кронштадтском восстании 1906 года отдалили его от революционного движения. После 1908 года оставалась только общественная работа в профсоюзе металлистов вместе с будущим «всесоюзным старостой» М. И. Калининым. К 1917 году благодаря своим многочисленным профессиональным навыкам Алексей Константинович организовал несколько предприятий и «фермерское», как мы назвали бы его теперь, хозяйство в пригороде Петербурга, ставшего к тому времени Петроградом. Это хозяйство спасло его большую семью в последовавшие (19171922) голодные годы.
В 19171918 годах он стал перед выбором: откликнуться на призыв к сотрудничеству с прежними товарищами или идти к неминуемой гибели самому (Собственник! Буржуй! Землевладелец!) и вести туда же свою семью. Широко известен лозунг того времени: «Кто не с нами, тот против нас!». М. И. Калинин, вытащив моего деда после очередного ареста из тюрьмы, этот лозунг конкретизировал: «Хочешь жить вступай в партию!». Последовали несколько бурных лет служения в Информотделе Балтийского флота, активная журналистская работа, возобновившиеся контакты с Горьким.
Март 1921 года отметился кровавым разгромом нового Кронштадтского восстания, причем ядром восставших были те самые матросы, на которых опирались большевики в ноябре 1917 года. Эта дата обозначила новую веху в судьбе деда. По его воспоминаниям, он «вышел из всех партий» и вернулся к своей профессиональной и предпринимательской деятельности, благо большевистское правительство для «выхода из голода» и ослабления протестов вынуждено было объявить «новую экономическую политику». За несколько лет он организовал и возглавил производство фетровой обуви и шляп, превосходивших по качеству европейские изделия своего времени. И, конечно же, попал под пресс судебной расправы с «нэпманами» в конце 20-х годов, несмотря на то что незадолго до ареста получил медаль Первой Всесоюзной Промышленной выставке.
И снова он нашел себе место в меняющемся ми-ре, поступив на работу на Кораблестроительный завод им. Марти, сначала простым рабочим-литейщиком, а через несколько лет дорос до должности научного сотрудника в профильном научно-исследовательском институте. Но пришел 1938 год, подразделения «органов» соревновались друг с другом в выявлении «врагов народа», и мой дед снова попал в заключение по изобретенному следователем делу о покушении на жизнь членов Ленинградского Обкома ВКПб («Как, всех сразу?» спросил у следователя изумленный Алексей Константинович). Читатель найдет документальные записи, какими методами достигались признания подследственными своей вины. Признавались все, за самым небольшим исключением, но А.К. Пискарев вынес допросы и пытки, ни в чем не признался, и через два года получил необычайно мягкий, по тем временам, приговор: пять лет ссылки.
С ним в камере сидел еще один «вредитель» конструктор подводных лодок. И, читая о невероятных трудностях, с которыми Советский Союз налаживал производство военной техники в годы войны, я думаю: сколько миллионов русских жизней могло быть спасено, если бы огромное число талантливых людей, составляющих цвет технической мысли страны, занимались в этот период своим делом, а не гнили после расстрела в могилах или доживали свой век в лагерях с кайлом и лопатой в руках.
Дед умер в 1955 году на 101-м километре от Ленинграда, будучи уже реабилитированным, но не получив еще нормальных документов и пенсии. Остались тетради воспоминаний, пачки исписанных карандашом листов оберточной бумаги. Расшифровка текстов в ряде случаев требовала работы со сканом и последующей обработки. Эти тексты и составили основу книги. К счастью, дед еще в предреволюционные и первые послереволюционные годы начал интересоваться историей семьи крепостных крестьян Пискаревых. Он ездил на нашу малую родину, в Подмосковье, собирал рассказы стариков, смотрел церковные и волостные архивы, теперь уже утраченные. Так появилась история, начало которой относится примерно к 1810-му году.
Органично вошли в книгу и воспоминания моей матери, Нины Алексеевны Пискаревой, четвертого ребенка Алексея Константиновича. От деда она унаследовала энергию и страстность. Картины быта семьи в годы ее детства ярко дополняют историю, которую я предлагаю вниманию не только многочисленных потомков А.К. Пискарева, но и людей, интересующихся подлинной историей нашего Отечества.
В книге вы найдете личные впечатления и воспоминания об известных деятелях эпохи отце Гапоне и Рутенберге, Хрусталеве и Парвусе, Троцком и Ленине, Горьком и Амфитеатрове, Федоре Раскольникове и Ларисе Рейснер. Замечу, что Горький был, пожалуй, единственным из этих лиц, к кому мой дед сохранил почтительное уважение до конца своих дней.
Деревня Беляево, имение Толстых. Алексей Степанович Пискарев. Сдача в рекруты, вероятная гибель в Севастополе
Первые страницы воспоминаний моего деда Алексея Константиновича Пискарева переносят нас в Россию начала XIX века, Россию, которая нам так близка по классической русской литературе. Это время начала хорошо знакомой всем России огромной страны с устоявшимися границами, с народом, который, развиваясь и распространяясь из своего ядра Московского великого княжества, впитал в себя и кровь, и обычаи населения огромных территорий, простиравшихся от Польши до Китая и от среднеазиатских степей до суровых берегов Северного Ледовитого океана. Ощущение бескрайних просторов и нескончаемой прочности русского государства пронизывало все слои русского народа: от императора, его высших чиновников и владетельного дворянства до простых, полностью бесправных крестьян.
Ушла в прошлое эпоха Пугачевского восстания. Дворянство, уже не отягощенное обязательной государственной службой, поверило в незыблемость своего привилегированного положения, а крестьяне в массе, казалось, свыклись с полурабским положением.
Важнейшая отличительная черта этого времени формирование современного русского литературного языка. Пушкин первый русский писатель, стихами и прозой которого мы наслаждаемся до сих пор, не испытывая затруднений в понимании написанных им слов и не задумываясь над их современным значением. Язык Пушкина объединил Россию в большей степени, чем существовавшие на протяжении всей ее истории мощные полицейские силы. Никто лучше Пушкина не смог сказать и о полной драматизма отличительной черте народа и государства непреодолимом барьере, выросшем между высшим и низшими слоями российского общества.
(А. С. Пушкин. «Деревня». 1819 год).Эта драматическая ситуация и привела, в конце концов, к трагедии русского народа в XX веке.
Все, что написано о времени начала XIX века, написано людьми из высших сословий российского общества, людьми умными, достойными, образованными и глубоко чувствующими. Но все же на жизнь крестьян они смотрели со стороны. А. К. Пискарев кровь от крови и плоть от плоти порабощенного и бесправного большинства русского населения. Конечно, сам он родился несколькими десятилетиями позже, в 1883 году, когда крепостное право уже стало историей. Но до семилетнего возраста он жил в той самой деревне Московской губернии, в которой жили его деды и прадеды, и повседневный быт семьи Пискаревых во времена его детства ненамного изменился с начала века. Он сохранил детские впечатления и воспоминания о местах и людях своей деревни. Уже в зрелые годы А. К. Пискарев неоднократно бывал на своей малой родине, слушая рассказы стариков о давно прошедших временах. Поэтому составленное им описание жизни и быта основателя нашей фамилии, дворового крестьянина Алексея Степановича Пискарева, вполне может считаться повествованием очевидца. И как же много ярких поэтических зарисовок, связанных с красотой природы и простыми человеческими радостями, выделяются на сером фоне рассказов о первобытной скудости и дикости крестьянской жизни того времени!
В письме, адресованном старшему сыну Константину и написанном уже в послевоенное время, А. К. Пискарев рассказывает о проведенном им исследовании происхождения фамилии Пискаревых.
Месторасположение на карте описываемых мест: деревня Беляево, село Покровское, р. Моча (1); Лукошкино, Вороново, Калужское шоссе (2); Подольск (3) и Москва (4).
Деревня Беляево принадлежит к Покровскому приходу. Село Покровское находится всего в 1.5 километрах от Беляева родины наших предков. На кладбище в Покровском хоронились наши предки. Я был на могиле моего деда Василия Алексеева, она была в полном запустении. Из Ленинграда я послал чугунный крест моего изделия и просил поставить на могилу деда. Не знаю, как исполнили мою просьбу. От внуков слыхал, что крест поставили.
В селе Покровском на довольно высокой горке стоит каменная, хорошо сохранившаяся церковь с высокой колокольней, с которой открывается вид на множество близко друг от друга расположенных деревень. В подвале колокольни я видел две старинные пушки, как говорят, оставшиеся после войны 1812 г. от французов. Говорят также, что раньше поповские дети на праздник Пасхи стреляли из этих пушек. В церкви хорошо сохранилась надпись, высеченная выпуклыми буквами, потому легко читалась. Надпись на старинном славянском языке. Сопровождавший меня поп прочел мне ее. Я узнал, что церковь построена Евдокией Стрешневой это была одна из жен царя Михаила Федоровича Романова в 1600-х годах. На то, что строительница церкви принадлежала к царской фамилии, указывает еще и то обстоятельство, что на куполе церкви под крестом есть корона с сохранившейся позолотой.
Узнав мой интерес к моему роду, поп показал мне из достопримечательностей церкви синодик лиц, записанных на вечное поминовение. В синодике записан наш предок «раб Божий Алексей, за веру, царя и отечество живот свой положивший». Из приложенных к синодику записей я удостоверился, что это наш, то есть мой, прадед Алексей Степанов Пискарев, убитый в Севастополе в войну 1853 г. (мы увидим, что А.К.Пискарев в дальнейшем изменил свое мнение о времени и обстоятельствах гибели Алексея Степановича. А. П.). Записан он в синодик по приказанию тогдашней барыни Толстой, владевшей и Покровским, и окрестными деревнями в эпоху крепостного права.
Далее от попа и других лиц, сопоставляя с имеющимися у меня сведениями, я узнал: вотчина села Покровского по дарственному акту перешла в род Толстых, очевидно, к предку Льва Николаевича Толстого, который при Петре I был начальником тайной канцелярии.[1] По преданиям, он допрашивал сына Петра I царевича Алексея и будто бы собственноручно убил или задушил царевича Алексея. Это я узнал, читая Хронику Льва Николаевича Толстого в бытность мою в Красноярске. Там очень хорошая библиотека.
Храм Покрова Пресвятой Богородицы в селе Покровском. Фотография. 2011 г.
Указатель дороги от села Покровское на садоводство «Беляево». Фотография. 2011 г.
Из Хроники я узнал, что вотчина села Покровское впоследствии принадлежала сестре Льва Николаевича Толстого. Если память мне не изменяет, я послал тебе, Костя, и вырезку об этом, которую я, каюсь, хищнически вырезал из книжки. Поищи, чтобы удостоверить то, о чем я собрался от тоски и скуки написать для тебя. В Публичной Библиотеке можно достать эту Хронику о Л.Н. Толстом. Удостоверься сам.
В Покровском у сестры Лев Николаевич гостил часто и подолгу. Там же часто гостили и другие поэты и писатели. И, между прочим, и поэт Алексей Константинович Толстой.
Есть старинная песенка:
и т. д.
В деревне мне говорили: «Это о нас поется».
В дальнейшем, уже в последнее сравнительно время, Толстой распродавал большие владения разным купцам, в том числе и хорошие леса, из которых мой дед Василий воровал дубки и возил их в Москву продавать. Это было уже на моей памяти, хотя я и был всего семи лет. Помню, как он тронутые гнилью места дубков маскировал, подмазывая такие места дегтем. Я даже помогал ему в этом деле. Продав в Москве эти дубки, он обычно возвращался мертвецки пьяный. Я был любимцем деда, и он не забывал мне привозить гостинцы.
Село Покровское в сравнительно недавнее перед революцией время заселили украинцы, очевидно купив землю у Толстых. В памяти стариков сохранилось хорошее отношение к барыне Толстой как к очень добродетельному человеку. Мне лично не удалось ничего видеть, что бы напоминало о ней.
Вот все то, что мне удалось узнать о прежних владельцах Покровского Толстых.
Хроника семьи Пискаревых составлена по рассказам старика, жившего в деревне Ивлево соседней с нашей родовой деревней Беляево Московской губернии Подольского уезда. Фамилию этого старика я позабыл. Ему было свыше 100 лет, но это был довольно бодрый еще старик и обладал отличной памятью.
Его сын был председателем Вороновского с/совета, в районном центре Вороново, расположенном в 4 километрах от Беляево; к этому с/совету деревня Беляево и принадлежит. Через этого старика я познакомился с сыном, чему способствовало еще то обстоятельство, что я сам был тогда членом Ленинградского совета. Он отнесся ко мне очень внимательно и предупредительно и разрешил заниматься в архиве Вороновского с/совета, где я и занимался дня 34, найдя там очень ценные для меня указания. Я выступил и на общем собрании всего района, созванном председателем Вороновского с/совета специально для меня. Расстались мы друзьями.