Если выварить мясо в морской воде, поноса не будет. Только получается очень солоно, босые ноги Дуга утопали в весенней грязи, вымешанной копытами лошадей. И все же не уберечь ему лишний серебряник, вздохнул Фолкмар, покупать сапоги все же придется.
Если спросят, что под накидкой, скажи, он только что выполз из таверны и сильно притомился. И никуда я не денусь, я ведь оставляю тебе Чемпиона, ответил рыцарь, проверяя крепление седла, Эй! Парень! Ты конюх? Налей-ка моему коню чистой воды и насыпь овса. Держи! Как вернусь, получишь еще парочку.
Поймав медяк, толстощекий юноша привычно кивнул. Затем засунул монету за пазуху, отер руки о засаленный передник и продолжил заниматься привычным делом натирать щеткой круглые крупы.
Уходя, Фолкмар чувствовал тревожный взгляд себе в спину.
Внутри таверны царил привычный полумрак. Еще снаружи Фолкмар заметил, что у нее появилась новая крыша, и она стала вроде как больше. Кое-где потолстели бревна, грубо отесанные столы теперь были сделаны из каменной лиственницы, взамен прошлых дубовых. На окнах пестрели витражи. Дневной свет пробивался в окна, и разноцветные стекляшки отражались размытыми пятнами на полу и стенах. Выглядело это совсем странно. Удивительно, что Фолкмар не заметил их снаружи.
До слуха донеслись звуки музыки. Кто-то лениво потренькал на лютне, начал петь тонким голосом. В нос ударил дурманящий запах говяжьего гуляша и свежего пшеничного пива.
Две кружки пива и порцию похлебки с мясом, и мяса побольше, Фолкмар не стал выбирать стол, пройдясь прямо до бочек.
Торча вверх пятой точкой, внизу копошилась какая-то толстая баба. Фолкмар понял это по обширной белой юбке, смахивающей на корабельный парус.
Ха-ха! Фолкмар! зашлась смехом женщина, как только показала свое раскрасневшееся лицо. Перевалившись рыхлым телом через стойку, она начала теребить рыцаря за бородатые щеки, словно ребенка, Думаешь, не узнала тебя? Такая же старая бородатая рожа. Какими судьбами? Ты же помереть собирался, разве нет?
Собирался, да пока не свезло, сконфузился Фолкмар.
За минувшее время Хельга сильно изменилась. Когда он поселился у них в таверне, ей исполнилось всего пятнадцать. Целых пять весен он работал у них охранником, что было унизительно для рыцаря. Но тогда ему перевалило за шестьдесят и выбирать не приходилось. Когда он покидал таверну, Хельга уже выскочила замуж и обзавелась дитем полнощеким капризным сынишкой, тянувшим ручки к флейтам и женским кружевным юбкам. Тогда она была тоненькой бойкой девчонкой, а теперь упирала в широкие бока большие белые руки.
Куда путь держишь и как жил все это время? Хельга отерла влажные руки. Отодвинула ведро с водой, чтобы не путалось под ногами и поставила перед Фолкмаром большую кружку пива.
Еду туда же, куда и все. Под гору Перемен, на турнир. Не стал Фолкмар рассказывать, что просиживал штаны в другой таверне, на окраине Дальних Рубежей. Больше никуда его и не брали. А в таверны принимали либо из жалости, либо из хвастовства. Мало кто мог позволить себя целого рыцаря, или даже половину. Совсем не потому, что стоили они дорого. Настоящий рыцарь не пойдет бить пьяные рожи, чтобы заработать на кусок хлеба. Даже межевые не опускались до такого. Уж лучше они подадутся в разбой, ежели совсем туго.
В последнее время Фолкмара не брали уже и в таверны. Слишком стар он был и немощен.
На турнир? прыснула розовощекая Хельга, А не порубят ли тебя там на куски?
Может, и порубят. Как мне узнать, если не попробую?
Хельга зашлась заливистым смехом. Закинув на плечо полотенце, она поставила перед ним еще одну кружку пива.
Так уж и быть, по старому знакомству пиво по прошлой цене, сказала Хельга.
Но тогда было дороже, удивился Фолкмар. Хельгу хоть и вздуло, что настоявшееся тесто, но она ничуть не изменилась. Все такая же добрая, пронырливая баба.
Значит, прошелся уже по кабакам, а ко мне не заглянул, укоризненно покачала тяжелой головой хозяйка таверны, Да, сейчас много кто разливает, потому и дешевле.
Вышел Торвальд в моорее в море бушующее, в море пенистое Взял горпун и меч, горпун и мееч затянул тонкий мелодичный голосок позади. Фолкмар обернулся.
Таверна как всегда была набита битком, несмотря на то, что солнце даже не клонилось к вечеру. Здесь отдыхали и солдаты, и путники, и местные пьяницы, и просто захожие, позарившиеся на запах вкусного гуляша. Аоэстред большая столица. Сколько бы здесь не разливали, всегда будет мало.
У дальней стены широкого зала поставили небольшую сцену. На ней стояла деревянная рамка, закрытая синей тканью. Видимо, для кукольного представления. Но сейчас представления не было. В свете толстых свечей сидела девушка на высоком деревянном стуле с расписной лютней в руках. Одета она была пестро, в мужскую одежду. На голове у нее сидела шляпа с большим страусиным пером. Трубадурша тянула балладу.
Это все мой Тодрик, отвлекла Хельга от мелодичного голоса, Муж-то у меня почил пару весен назад.
Рубек умер? Сочувствую, изъявил вежливость Фолкмар, хотя на самом деле завидовал ему.
Его унесла весенняя хворь. С тех пор Тодрик тащит в таверну все, что ни попадя. Статую эту, еще с прошлого лета пригрел кукольников толпу. Окна выкрасил во что-то срамное. Глядишь, принесет какую-нибудь деревянную рыбу с титьками. Вчера уже договаривался с моряками за бочку вина, еле углядела. Смотри. Вон он там, стоит. Вымахал, да?
Тодрик действительно вымахал. Фолкмар помнил его мальчишкой весен четырех, а теперь в тени таверны стоял грузный бородатый мужчина в шитой рубахе и шелковых красных шароварах. В руках он держал резную трость, выдающееся пузо удерживал шелковый кушак. Тодрик довольно взирал на сцену, вальяжно отплясывая левой пяткой.
Хватит уже про этого Торвальда, и так ясно, что убьёт он эту ящерицу! крикнул кто-то из глубины таверны.
Да! Каждый день одно и то же, давай что-нибудь новое! поддержали его нетрезво.
Ишь ты, другое им подавай, проворчала Хельга, натирая полотенцем и без того чистую столешницу, Раньше пили, морды друг другу били вот и вся потеха. Теперь и песня не та, и ноты не тянет, Хельга понизила голос, Скоро начнут замечать, что я им вино разбавляю.
Ты разбавляешь, когда они совсем пьяны, так же тихо ответил Фолкмар, Но тогда уже совсем нет разницы. Хмельная голова перед сном не трезвеет.
Да она всегда разбавляет, громко пробасил кто-то из-за спины, а Хельга закатила глаза, Не верьте ей, обманывает, гадюка!
Слышал? Вот и жди от них благодарности.
Тодрик подошел к девушке. Пока он шептал ей что-то на ухо, завсегдатаи обсуждали Торвальда. Купец в длинном шерстяном халате сказал, что этих ящериц наловил в молодости столько, что можно солить в бочке. Только почему-то никто о нем не поет и баллады не слагает. Невысокий солдат в походной кольчуге добавил, что, видимо, ему и девки не дают, раз после стольких ящериц он так и не женился. Под дружный хохот таверны откинулась синяя ткань кукольного театра.
Девушка переместила стул к краю сцены, чтобы все увидели представление.
Давай, Крепкая Элья! поддержал ее невысокий солдат, Спой покрепче, да чтоб не как эта моча, что Хельга по ночам подает!
Аааа. Аааа вначале была тьмааа, затянула девушка, а в театре закружили деревянные звезды, Тьма вспыхнула, вспыхнула она и в небе заплясали звезды, заплясали, пели, танцевали все двенадцать заплясали И Мать, и Жница, по небу скачущий Гонец ай яй яй, скачущий на Жеребце Гонец на темно-синем тряпичном фоне стройным рядом шагали друг за другом звезды, но потом заняли привычные места на небе. Созвездие Жеребца пестрело серебряной звездой копыт, красной в груди, заменяющей сердце, синими на спине и хвосте, и яркой зеленой в глазницах, Стоило копытами блеснуть, и вот, на небе Млечный Путь, ай яй яй, на небе Млечный Путь Дева сшила небо-полотно, покрыто звездами оно с тех пор покрыто звездами оно
Питались они нектаром Солнца, пили родники Луны у себя в чертогах и смотрели вниз на людей, послышался мужской голос за кукольной ширмой. Бренькая на лютне, Крепкая Элья притихла, давая сказителю слово, Но это рассказ совсем не о сытой жизни Богов, звезды замерли и из созвездия исчезли три зведы: зеленая, красная и серебряная, А вот о них! На синее полотно выскочили три куклы. Одна со шитом и деревянным мечом, похожим на маленькую спичку, другая вся в черных одеждах и с зелеными пуговицами вместо глаз, и третья в красной рубахе и с седой длинной бородой, в зале послышалось оханье, так неожиданно куклы выскочили к зрителям, Знаете их? Эти трое навели шороху на небе и земле!
В зале послышались смешки.
Шороху на небе и земле, война на небе и земле, пропела Элья, Воин, Безумный и Мудрец, ай яй яй, Безумный и Мудрец
Красная кукла перевалилась через деревянную рамку ширмы, посмотрев на затоптанную сцену, но потом перевела взгляд вглубь таверны.
Квасите, бездельники? спросил бородатый Мудрец в красных одеждах голосом надутым и строгим, Вы делаете это неправильно. Я научу, как нужно!
На этот раз смех уверенно прошелся по головам.
Кукла в красном сделала большой прыжок на сцене и приземлилась на деревянную землю, тут же выросшую под ней. Вокруг высились фанерные деревья, под ними росли выкрашенные в коричневое грибы. Кукла шла и шла, а позади мелькали соломенные дома, трава и зеленые ели.
И вот Мудрец покинул небо, чтоб дать народу хлеба, пела Элья под бодрый шаг куклы, Хлеба и огня, разум, имена Да-да, снова имена Сердце он с собой принес, что с Жеребца в себе унес, ооо сердце с неба он принес
С тех пор стали строиться города, по морю начали ходить корабли, произнес голос за ширмой, а по синему деревянному морю проплыл не менее деревянный корабль, Еда вариться в котлах, сталь коваться в кузницах, бабы стали брюхатиться быстрее, за пузатой пастушкой погнался какой-то мужичек без штанов и в одной шерстяной шляпе, а та спрятала вышитые румянцем щеки в тряпичные ладони на палках, Ой, а в этом, кажется, виноват совсем не Мудрец!
Пока пропойцы занимали свои глотки хохотом, у Фолкмара болели его старые колени. Кроме коленей болели так же и старые раны, и шрамы от этих ран тоже. В кишках засело, он подозревал, острие стрелы, которое все время упиралось в бок. Со временем оно, видимо, сточилось или ему просто надоело одно и то же, и он ощущал колкость только когда чихал. Иногда Фолкмар ловил себя на мысли, что не любит чихать. Он столько раз умирал и воскресал, что уже потерял счет. Каждый раз смерть оставляла на его теле какой-нибудь шрам, а что еще хуже воспоминание. От одного он отходил быстро, вставая почти сразу, от другого оправлялся долго, тяжело, проклиная все на свете. Особенно ту куклу в черном с зелеными пуговицами вместо глаз, которая и была повинна в его страданиях. Это она сделала так, чтобы, умирая, он каждый раз вставал. Иной раз он помрет совсем невинно, от старости, дряхлые кишки даже никто не пронзит копьем, глотка не захлебнется в соленой морской воде, но с утра он опять откроет глаза. Как же Фолкмар мечтал умереть навсегда, никогда больше не вставая. Тогда закончится эта бесконечная боль, он перестанет чувствовать свои раны, у него больше не будут ныть колени, ломить шею при первых же признаках грозы. В конце концов, кишки не захотят покинуть его каждый раз, когда он соберется гадить.
Свои раны он скрывал от всех, кроме Ницеля. Это он смазывал их мазями, когда Фолкмар стонал и просил пить. А потом, когда ему становилось лучше, они заливали шрамы в кабаках. Неизвестно, какие именно шрамы были у Ницеля, но Фолкмар подозревал, что душевные. Все-таки быть его слугой непросто. А оруженосцем, наверное, будет совсем невыносимо. Интересно, что там делает Дуг?
Было выпито уже две кружки пива. Первый хмель ударил в голову, отпуская страдания, полученные от пива накануне. Таяла так же и боль в костях, только так Фолкмар мог почувствовать, что еще живой. Мертвым он чувствовал себя все остальное время. Живой мертвец. С бьющимся сердцем, чувствующий боль, но все же мертвец. Который должен оставаться в могиле, а не ходить по земле.
«Если бы у меня были родители или хотя бы дети, я мог бы жить у них», иногда думал Фолкмар. Но родителей у него никогда не было, а дети если и были, он никогда их не знал. Несколько раз объявлялись девицы, утверждающие, что были с ним и понесли от него ребенка. С ними он, конечно же, был, вот только ни один из детей не был на него похож. Особенно тот смуглый, с черными как смоль волосами, смахивающий на свинопаса с Кривой Пичуги. Фолкмар тогда посоветовал девице сходить к тому свинопасу, и она пошла. Чем окончилось дело, он узнавать не стал. В тот же вечер они с Ницелем уехали.
Боги как люди, а люди как боги, где это видано, позор небесам пели боги голосом Крепкой Эльи, а темная кукла Безумного заметалась по небесной ткани, сверкая глазками-пуговицами. Она обошла каждую тряпичную куклу, сидящую на ватных небесах и те пооткрывали свои рты, Лукавый яд влил в уши он другим богаам мы не люди, мы не люди вопил Безумный, вернуться я Мудрецу на дам ой-яй не дам Спустившийся да не взойдет вновь, кричала дюжина вот и вся любоовь
Хельга, меня мучает жажда! поднял пустую кружку заезжий странник с длинным усатым лицом, пока десять тряпичных кукол ломали лестницу в небо, по которой пытался взбираться Мудрец в красном, чтобы вернуться домой.
Так помочись в кружку и выпей, или оторви свою задницу и подойди сам! закричала Хельга и зрители засмеялись в самый трагичный момент представления, Тайра-то умотала к горе Перемен, представляешь? обратилась Хельга к Фолкмару, немного раздражившись, Оставила меня совсем одну. Говорит, на турнире найду себе благодетеля. Потаскушка. Да ведь точно найдет, красивая как племенная кобыла. За ней многие здесь ходили, были и богатеи. Все перебирала, междуножьем своим, все не нравится. А от Тодрика помощи не жди, тряпку в жизнь в руки не возьмет. Правда, торгуется хорошо. У меня так не получается, давеча три бочки с элем выторговал за полцены. Еще пива? Так уж и быть, третья бесплатно, сколько уж не виделись, Хельга наполнила кружку, рядом поставила большую тарелку горячей похлебки, Больше мяса, как и просил. Но похлебка закончилась. Если захочешь добавки, могу подать гуляш Погоди-ка
Зоркий взгляд Хельги упал куда-то поверх плеч Фолкмара, она гневно кинула мокрое полотенце на широкое плечо и двинулась вперед. В проем двери робко просунул голову Дуг. Он обескураженно оглядывал таверну, видимо, в поисках своего наставника. Для этого ему пришлось просунуть еще и тело.
А ну вон! прогремела Хельга, решившая использовать мокрое полотенце в качестве оружия, уже наматывая его на кулак, Не хватало мне еще тут щенков с Псового! С каких это пор вы суете свой нос в приличные заведения?!
Отверженный, Отверженный, Мудрец теперь Отверженный, гремели небесааа тянула Элья.
Хельга! поспешил за ней Фолкмар. Перепуганный Дуг дал было деру, но Хельга оказалась быстрее, тридцать весен в таверне научили ее стремительности, Этот парень со мной. Он мой оруженосец.
Правда? Фолкмар никогда не видел таких круглых глаз, А где же Ницель?
«Она даже не подумала, что я мог посвятить его в рыцари. Конечно, когда мы уходили, он был уже слишком стар, чтобы начинать. Эта вина будет всегда на моих плечах. Самая глубокая моя рана».
Время его окончилось. Он умер, Фолкмар не уточнил, когда именно.
Жаль его. Хороший был мужчина, хоть и бесхарактерный, ответила Хельга, разматывая оружие с кулака. Она окинула взглядом Дуга с ног до головы: босые ноги, грубая рубаха из мешковины, веревка вместо пояса, шерстяные штаны, ставшие ему уже давно малы и он очень давно не стригся, Ладно, раз уж оруженосец, пусть проходит. Только не натопчи мне здесь. Нанесешь с пяток песка, потом гони псов с таверны.