Неважно, что сегодня ему исполнилось бы двадцать, неважно, что все это было лишено всякого смысла, что верить в это чистейшее безумие.
Я знала, что это он.
* * *
Мальчик в шортах цвета индиго каждое утро приходил на пляж. Всегда с мамой. И всегда они устраивались на одном и том же месте, между молом и террасой ресторана «Токи Гошоа».
В первый день я села на песок в восьми метрах от него. Я приближалась постепенно, метр за метром, набравшись терпения, будто приручала птицу.
Они меня не замечали. Мать всегда что-то читала, а мальчик смотрел сквозь меня, словно сквозь облако пыли. Как будто песочные часы моей жизни перевернули и мой Маленький принц был жив, а сама я стала призраком.
Я не призрак! Я существо из плоти и крови, я это знала, я это чувствовала, и если бы он пронзил меня мечом, мне было бы не так больно, как от его безразличного взгляда.
Я ничего не сказала Габриэлю.
Он бы мне и не поверил.
Он ждал меня в постели, в нашем роскошном номере. По вечерам он допоздна засиживался за компьютером и просыпался поздно. Он терпеть не мог купаться с утра пораньше.
Я мысленно поблагодарила его.
Каждое утро с тех пор, как мы приехали, я шпионила за этим мальчиком и его мамой, и мне не приходилось ничего объяснять. Примерно через час они уходили с пляжа, а я возвращалась в гостиницу, к Габриэлю.
Мальчика звали Том.
Он был послушным и довольно спокойным. Иногда казался немного грустным.
Я думаю, он скучал. Не вылезал из воды.
Отличный пловец, как и Эстебан.
Его мать в воду не заходила. И почти не смотрела за сыном. Только распоряжалась, не отрываясь от книги: не уходи далеко, обсохни, оденься. Том время от времени просил с ним поиграть. Ее хватало на несколько минут, потом она снова предоставляла ему развлекаться в одиночестве. И скучать.
Голос у Тома был не совсем такой, как у Эстебана. И кожа немного светлее. Но эти отличия мелочь по сравнению с явным сходством. Если бы Тома можно было поставить рядом с Эстебаном, никогда бы не угадать, кто из них кто.
Совершенно одинаковые, близнецы.
Три дня я пыталась себя образумить у меня высшее образование, я врач, я не верю ни в какого бога и ни в какой рай, Эстебану сейчас было бы двадцать лет, Тому на вид десять, и пусть он улыбается как Эстебан, смеется как Эстебан, плавает как Эстебан и носит такие же шорты
Том не может быть Эстебаном.
И тогда я уцепилась за единственное доказательство, которое еще могло бы меня убедить, что я не падаю в бездонный колодец предположений, не держусь за абсурдную иллюзию.
Ангиома Эстебана. Заметное родимое пятно на уровне лобка, под шортами.
Я подстерегала момент, когда Том вставал, раздевался, одевался или когда мать стряхивала приставший к его коже песок такое случалось редко. Я впивалась взглядом в низ живота мальчика, разрываясь между голосом разума, надеждой на то, что никакого пятна там нет и это помешательство наконец закончится, и голосом сердца, надеждой увидеть справа это родимое пятно, доказательство, что передо мной живой Эстебан.
И пусть он за десять лет не стал старше. Пусть он меня не помнит, у него другое имя и другая мама. Неважно, куда он исчез и что пережил за все эти годы.
Он вернулся.
Но, как я ни старалась, ничего у меня не вышло. Стаскивая шорты, Том стыдливо заворачивался в полотенце. Ничего я не разглядела и когда он выходил из воды и отяжелевшие шорты чуть съезжали на бедрах. Я проклинала его мать, которая за три дня ни разу не достала тюбик крема от загара. Светлая кожа Тома покраснела в первый же день. Он ни разу не пожаловался, но из-за солнечных ожогов еще труднее было бы различить пятно на его коже.
Можно подумать, мать нарочно поджаривала его на солнце, чтобы скрыть метку!
Мама, иди сюда!
Том стоял в воде, волны доходили ему до пояса, но чуть подальше, в нескольких метрах, поднимались куда более грозные валы. Любая волна посильнее могла его опрокинуть. Я еле сдерживалась, мне хотелось заорать, велеть ему вылезать из воды, все высказать его матери. Она неохотно подняла глаза от книги.
Ты идешь, мама? звал Том. Не хочешь не купайся, только сфотографируй меня. Смотри!
Когда волна вот-вот должна была врезаться ему в спину, он изо всех сил подпрыгивал, падал в соленую пену, смеясь, отплевывался и пытался встать на ноги, пока не накатила следующая волна.
Эстебану тоже нравилось так играть. Но я была рядом с ним.
Мама!
На этот раз мать, против всех ожиданий, встала, взяла мобильник и направилась к океану.
До ее подстилки меньше семи метров. Сейчас или никогда!
Я проводила ее глазами. Она шла к воде, подняв телефон до уровня глаз.
Другого случая у меня не будет.
Вокруг никого не было, если не считать дремлющих бабушки с дедушкой и их внуков, роющих яму в песке.
Я не спеша подползла, уверенным движением взялась за пляжную сумку матери Тома. Ее бумажник лежал там, среди сваленных как попало книг, шариковых ручек, ключей и каких-то флаконов.
Обернулась хотела убедиться, что она по-прежнему стоит ко мне спиной.
Схватила бумажник, торопливо раскрыла, отгоняя тучу неприятных мыслей, да, я спятила, я роюсь в чужих вещах, если меня поймают, если Но это все потом.
Вытащила удостоверение личности. Надо было как можно быстрее, буквально за секунду все запомнить, а потом успеть положить бумажник на место, отползти, снова стать невидимкой.
Руки у меня дрожали, пластиковая карточка выскользнула из пальцев, упала на песок.
Черт!
Я умоляюще взглянула на океан. Том плескался в воде, его мать, стоя с мобильником в руке, ждала, пока мальчик наиграется в дельфина.
Подняв карточку и стряхнув с нее песок, я прочитала:
Амандина Фонтен
Фруадефон
63790 Мюроль
4
В интерьере кабинета доктора Ваяна Балика Кунинга строгость демонстрация серьезного отношения к его клиентам сочеталась с экзотикой. Это создавало спокойную атмосферу, располагавшую к расслабленности и откровенности. Искусно подобранные материалы рождали гармонию желтых тонов: шафрановые стены, золотистый ковер на полу, кожаные кресла и диван цвета маиса, некрашеная деревянная мебель и немногочисленные медные предметы: часы с маятником, две лампы, несколько скромных статуэток балийских божеств.
Пока я устраивалась на диване, Ваян Балик Кунинг зажег сандаловую палочку, не спеша подготовил к работе диктофон и уселся в кресло из древесины гевеи.
Лицом ко мне.
Так лучше.
Во время первых сеансов он садился позади меня, и меня бесило то, что я его не вижу, мне казалось, я разговариваю со стеной, я не могла проверить, не уснул ли он, не играет ли на телефоне в Candy Crush. К тому же на Ваяна Балика Кунинга приятно смотреть. Утонченный плод французско-балийского скрещивания. Золотисто-смуглая кожа, черные как смоль волосы с проблесками серебра, взгляд побитой обезьяны, но сложение при этом атлетическое. Доктор Кунинг дипломированный психиатр, выпускник медицинского университета Париж V, ничего общего с шарлатаном, который дурит пациентов, украшая свой кабинет изваяниями Вишну, Шивы или Брахмы.
Так вы говорили, Мадди, что этот мальчик, Том Фонтен, похож на Эстебана?
Нет, Ваян, я не это сказала. «Похож» неточное определение. Я сказала вам, что что это был он!
Ваян еще основательнее устроился в кресле, ухватился за резные подлокотники. Приготовился к сложному сеансу. Он пока не представлял, до какой степени
Мадди, вы прекрасно знаете, что это невозможно. Эстебану сейчас было бы двадцать лет. И этого простого соображения достаточно, чтобы прекратить строить какие бы то ни было домыслы и иллюзии на этот счет. Том не Эстебан.
Я порывалась ответить, но Ваян поднял руку, показывая, что я не должна его перебивать.
А значит, следует взглянуть на эту проблему с другой точки зрения и задать себе первый вопрос. Почему вы уверены, что этот мальчик, о котором вам ничего не известно, до такой степени похож на вашего сына? Мы не получим ответа, не задавшись другими, еще более тревожащими вопросами. Прежде всего почему вам через десять лет после исчезновения вашего сына захотелось вернуться в Сен-Жан-де-Люз? Поймите, Мадди, важно не то, что вы нашли на этом пляже, а то, что вы там искали.
Я не позволила себе вскочить с желтого кожаного дивана, я старалась говорить спокойно, контролируя дыхание.
На этот раз нет, Ваян! Раньше да. Я соглашусь с вами: когда мне казалось, будто я узнала Эстебана в Кобуре, в Довиле или Онфлере, это мой мозг не давал зарубцеваться моим ранам. Речь шла всего лишь о сходстве, я это признала, вы меня убедили. Но на этот раз все по-другому. Это на самом деле он!
Ваян заговорил еще медленнее, чем я. По его тону я понимала, что он не допустит в свою терапию никаких иррациональных объяснений.
Ну хорошо. Нам еще предстоит большая работа, Мадди, вы отдаете себе в этом отчет?
Да, конечно. Но Но нам придется прервать сеансы.
Я слегка приподнялась, чтобы увидеть его реакцию. Красивое лицо Ваяна застыло.
Простите? Успокойте меня, Мадди, скажите, что я не расслышал.
С усилием я заставила себя улыбнуться. Прежде чем ответить, надолго задержала взгляд на плакатах с изображениями храмов Ангкор, Боробудур, Ват Сакет и постерах с горой Батур и рисовыми плантациями.
Мне будет недоставать вас, Ваян. Вы в самом деле очень помогали мне все эти годы. Я бы рада была продолжить терапию, но
Ваян Балик Кунинг, император самоконтроля, с трудом скрывал растерянность.
Я разочаровал вас? Что-то сделал не так? Если это вопрос денег, я могу
Нет-нет, деньги тут ни при чем. Просто я переезжаю.
Долгая пауза. По комнате медленно расплывалось сандаловое облачко. Казалось, будто Ганеша из лавового камня с изогнутым, как вопросительный знак, хоботом еле сдерживается, чтобы не чихнуть.
Но почему? И куда вы едете?
В Овернь. Они уже почти три года ищут врача-терапевта в маленькую коммуну с населением пятьсот человек. Они меня встретят с таким обожанием, с каким не встретили бы и величайшую целительницу индуистского пантеона.
Ни разу за все те годы, что я его знала, Ваян не смотрел таким обезьяньим взглядом. С этими прекрасными влажными глазами он был просто неотразим. Сколько пациенток в него влюблялись?
Ведь это там живет Том Фонтен, да?
И к тому же умен.
Да. Мне очень жаль, Ваян, но я должна проверить.
Проверить что? Его родимое пятно, я угадал? Ангиому Эстебана. И что дальше? Подружитесь с матерью этого Тома Фонтена? Станете втираться в ее семью, скрывая свое прошлое? Вы хотите ее заменить? Просто потому, что этот мальчик похож на сына, которого вы потеряли?
Я не потеряла его! У меня его украли!
От моего сдержанного тона вмиг ничего не осталось, но я заставила себя снова заговорить спокойно. Не хотелось бы, чтобы наш последний сеанс закончился на враждебной ноте.
Я мне очень жаль, Ваян, но я должна туда ехать. Как бы там ни было, я приняла решение. Я уже отказалась от врачебного кабинета в Этрета. Меня ждут в Мюроле.
Ваян встал. Он никогда не делал этого во время сеансов.
Вы не против, если я закурю?
Я улыбнулась:
Будьте как дома.
Он открыл ящик, достал длинную тонкую сигарету горящая сандаловая палочка перебьет ее запах, и следующий пациент ничего не заметит.
Вы начали здесь новую жизнь, Мадди. Вы теперь не одна. Он надолго умолк, не припомню, чтобы он когда-нибудь так тщательно подбирал слова. Уверены ли вы, что ваш м-м что Габриэль согласится все бросить и последовать за вами?
Я снова улыбнулась.
Я с ним еще не говорила, но думаю, он готов последовать за мной куда угодно Если только там можно подключиться к интернету.
Прекрасное лицо Ваяна на мгновение сделалось страдальческим. Мне всегда труднее всего было говорить с ним о моей личной жизни. Я знала, что его не оставляют равнодушным ни мои светлые волосы, ни моя энергия, ни слезы, которые я год за годом проливала в его кабинете. Хотя, может быть, все было наоборот, может, это я, сама того не сознавая, после всех этих лет в него влюбилась.
Но если даже и так, что от этого менялось? Я свой выбор сделала, он тоже, мы с ним взрослые разумные люди, способные справиться с разочарованиями и противоречиями. И я ответила самым легкомысленным тоном, на какой была способна:
А если Габриэль не согласится, то тем хуже для него, я своего решения не изменю. Ваян, вы меня знаете, я женщина решительная и свободная.
Нет, Мадди, нет-нет, свобода нечто другое.
Сигарета Ваяна распространяла чудовищный запах гвоздики. У меня не было ни малейшего желания вступать с ним в философские беседы. Только не сегодня. Слушать поучения тоже не хотелось. И еще того меньше диагностику моего психического здоровья.
Ваян, у меня к вам напоследок одна просьба. Могу ли я забрать записи всех наших сеансов? Мне хотелось бы заново их прослушать.
Он сделал долгую затяжку. Придется ему сжечь все свои запасы благовоний, если он хочет избавиться от запаха.
Вы уверены, что это стоит делать?
Нет, совершенно не уверена. Я вообще ни в чем не уверена. Именно потому я и хотела бы взять все записи с собой.
Ваян нехотя поплелся к своему рабочему столу.
Как скажете. Я не могу вам в этом отказать, они принадлежат вам. Это вы настояли на том, чтобы все сеансы записывались. Я скопирую их для вас на флешку. Вы хотите только ваши, из этого кабинета, или и те прежние?
Все сеансы, Ваян. Пожалуйста.
Я слышала, как он нервно барабанит по клавишам.
Когда вы уезжаете?
Через полгода. В последний раз проведу Рождество у подножия скал, а в край вулканов приеду в феврале, когда они будут покрыты снегом.
Он смотрел на монитор, на список наших прошлых сеансов. Влажные глаза были печальны и задумчивы.
Мадди, могу ли я, в свой черед, попросить вас об одолжении?
Ой Вы меня пугаете.
Он продолжал всматриваться в наши встречи, превратившиеся в восемьдесят три файла.
Когда вы отсюда выйдете, вы перестанете быть моей пациенткой. Мы снова станем, так сказать, коллегами. Может быть, до вашего отъезда посидим где-нибудь? Выпьем, поужинаем
Он сделал последнюю затяжку. Я смотрела на него с нежностью.
Ваян, вы же сами сказали, что я живу не одна, у меня есть Габриэль.
Но вы свободная женщина
Да. А вы нет.
Что нет?
Вы не свободны.
Я? Мадди, нет человека более свободного, чем я. У меня нет ни жены, ни детей, ни
Я прервала его так мягко, как только могла:
Нет, Ваян, вы не свободны. Не свободны до такой степени, чтобы все бросить, не свободны до такой степени, чтобы всем пожертвовать. А я, как мне кажется, могу жить только с человеком, способным на такое. Я эгоистка, да? Поверьте, вы обладаете всеми достоинствами, но вы не тот человек, который может от всего отказаться, все бросить ради того, чтобы последовать за любимой женщиной.
Вторая стадия: Детская душа
Следующий возраст души, Мадди, тот, когда понимаешь, что живешь не только для себя. Надо считаться с другими людьми. Душа должна научиться преодолевать свои влечения или, по крайней мере, их контролировать, научиться хитрить, играть, плутовать, обольщать, любить.
II. На новом месте
Добро пожаловать в Мюроль
5
Я распахнула ставни. Из окна моего кабинета были видны горы Пюи, замок Мюроль на ближайшем холме и вершина Санси на горизонте. Солнце ворвалось в комнату, едва я открыла ставни, будто и его манила прохлада старого камня.
Вот уж не думала, что меня здесь такое ждет.
Полгода до переезда в Овернь я готовилась к пасмурным дням, низкому небу, заснеженным дорогам, мокрым водосточным желобам, холодным каменным стенам и дыму над крышами, к безлюдным улицам, к шарфам и шапкам, к тому, что все сидят по домам Но с самого моего приезда все было наоборот.
Овернцы не припомнят такой мягкой зимы. Пятнадцать градусов в середине февраля. На солнечных склонах вулканов больше двадцати пяти. Разве что под утро лобовые стекла машин подмерзали.
Мой врачебный кабинет расположен в самом центре Мюроля, в двух шагах от моста из лавового камня, перекинутого через Куз-Шамбон. Здесь потише, чем на улице Гамбетта в Сен-Жан-де-Люз, но это не город-призрак. За окном слонялись неприкаянные лыжники, стройными рядами шагали любители пеших прогулок, дети, разбегаясь после уроков, своими криками будили разомлевших на солнце старушек и дремавших за кружевными занавесками котов.